Простые числа

      «Завтра вам лучше не выходить из дома. Посуетитесь здесь, в квартире, подумайте, нужно ли ставить на зиму вторые рамы, ну, что-нибудь нейтральное…»
      «А что такое?» - забеспокоился я. Почему-то вспомнил, что на завтра намечено какое-то мероприятие, в поселке соберется много народа, а может, милиция будет кого-то ловить, глупая идея, но мало ли что приходит в голову, когда тебе неожиданно объявляют, что лучше посидеть дома.
      «Просто… - протянул Олег Николаевич. - Вы ведь родились третьего апреля сорок восьмого? Значит, завтра будет двадцать две тысячи четырехсотый день вашей жизни».
      «Может, и так, - согласился я. - Никогда не считал дни, а у вас это быстро получилось. В уме?»
      Он покачал головой:
      «Нет, счетчик из меня плохой. Прикинул на калькуляторе и решил вас предупредить. Береженого Бог бережет, знаете…»
      «Вы увлекаетесь нумерологией?» - поразился я, мне показалось, что Олег Николаевич произвел какие-то манипуляции с датой моего рождения, что-то к чему-то прибавил.
      «Нет, - сухо сказал он. - Просто на завтра у вас приходится очень сильное сгущение простых чисел, и следовательно, велика вероятность принятия неверного решения, поскольку в том, какое именно решение вы должны будете принять, я вам никак помочь не смогу».
      Я продолжал смотреть на него, не очень понимая сказанное.
      «Я вам расскажу, - сказал он неуверенно и посмотрел на часы, - но, может, не сейчас? Все-таки уже первый час… Завтра вечером…»
      «Почему не сейчас? - настаивал я. - Засыпаю я плохо, спать не хочется… »
      «Хорошо, - согласился он. - В конце концов… Да. В общем, ладно. Идею-то я могу изложить в двух словах, но вы, будучи научным работником, мне, конечно, не поверите на слово, а вот доказывать что к чему мне придется долго, это уж точно не сегодня… Началось с того, что еще в школе я вычитал в «Кванте» задачку по теории чисел - о том, как рассчитать многозначное простое число. Мне казалось, что это легко, и я с удивлением узнал, сколько больших математиков потратили лучшие годы жизни, чтобы вывести алгоритм расчета простых чисел. Стало интересно, я нашел какие-то книги… Узнал, что на числовой оси простые числа располагаются не равномерно, а сгущениями… идет длинный ряд чисел, где нет ни одного простого, и вдруг - как остров в океане - сразу несколько десятков простых чисел почти подряд, есть даже числа-близнецы, одно всего на двойку больше другого… А потом опять длинный просвет… Это очень интересно, я стал копать дальше и начал обнаруживать такие удивительные вещи… Собственно, прочитать о свойствах простых чисел можно в любом вузовском учебнике, но для меня-то это было откровением! И я бы, скорее всего, уже в институте стал заниматься именно простыми числами, если бы не другая мысль, которая пришла в голову тогда же и заставила принять иное решение…
      Наверное, только мальчишке, помешанному на арифметике, такая мысль вообще могла прийти в голову. Будь я старше и знай то, что узнал в институте… Но мне было пятнадцать, я запоем читал фантастику, все в моей голове перемешалось: числовые ряды, полеты к звездам, генетика, в которой я ничего не понимал, но в фантастике было тогда много рассказов о преобразовании организма… Подумал я вот что: человеческая жизнь конечна, и за семьдесят с чем-то лет сердце человека успевает сделать сколько-то ударов, легкие успевают сделать сколько-то вдохов и выдохов, вы успеваете пройти конечное число шагов и провести во сне некоторое, вполне поддающееся расчету, число часов, минут и секунд. В общем, вся наша жизнь - это, с точки зрения теории чисел, некоторое количество счетных множеств, описывающих все факторы нашего существования».
      Тут я его прервал, потому что, как мне показалось, увидел в рассуждениях слабое место.
      «А смысл какой? - сказал я. - Ну, узнают мои родственники после моей смерти, что я за свою жизнь успел сделать сколько-то миллионов вздохов и сколько-то шагов. Что им даст такое знание?»
      «Дело совсем не в этом, - сказал Олег Николаевич, посмотрев на меня с сожалением. - Подобные глупости могут заинтересовать только любителей собирать всякие числа независимо от того, есть ли в них какой-то смысл. Вроде тех, кто удивляется истории Людовика XVI: ему предсказали, что он умрет двадцать первого числа, и он всю жизнь в этот день месяца не покидал своей спальни. Но 21 июня 1791 года Людовика и Марию-Антуанетту арестовали, 21 сентября 1792 года во Франции провозгласили республику, а 21 января 1793 года короля казнили. Почему столько совпадений?»
      «Действительно, почему?» - спросил я, но Олег Николаевич не стал на этот вопрос отвечать, только рукой повел: не нужно, мол, отклоняться от темы.
      «Каждый день, - продолжал он, - каждую минуту, а порой и ежесекундно мы принимаем какое-то решение - важное или неважное, простое или сложное. Это как дыхание, понимаете? Человек не может не дышать, он умрет. И жить, не производя каждую минуту тот или иной выбор, человек не может тоже. Иначе он застынет, как буриданов осел меж двух охапок сена. И умрет - не от голода, а от мыслительного ступора. Число решений, количество сделанных нами в течение жизни актов выбора - оно тоже конечно, как конечно число ударов сердца. Но! Биение сердца, вздохи, движения - все это процессы бессознательные, вероятность их равна единице на протяжении всей числовой оси, связанной с нашей жизнью. Или нулю - если сердце останавливается и жизнь прекращается. Бессознательные процессы можно описать функцией, которая обратна известной дельта-функции, вы же знаете: она равна нулю во всех точках, кроме одной, но в этой единственной точке… »
      «Да-да, - быстро прервал я, - продолжайте».
      «А принятие решения - процесс сознательный и этим отличается от всех прочих процессов, связанных с жизнедеятельностью. Решаем мы сами. Да или нет. Пойти или остаться. Ударить или подставить вторую щеку. Это наш сознательный выбор. Число таких решений, принимаемых нами в течение жизни, ограничено, как число сердечных сокращений. Но, в отличие от последних, вероятности принятия тех или иных решений равны не единице или нулю, а какому-то числу между этими значениями».
      «И вы решили вычислить…»
      «Нет, это слишком сложно… То есть представлялось мне слишком сложным тогда, в пятнадцать лет. Я подумал о другом. Если число принимаемых нами решений ограничено, то можно считать за нуль все решения, принимаемые бессознательно - до какого-то возраста, у всех по-разному, но в среднем, как я потом выяснил, начитавшись медицинской литературы, до девяти-десяти месяцев. А потом в организме включается счетчик: вы начинаете принимать осознанные решения - первое, второе, третье… энное… эн плюс первое… Но ведь все принимаемые вами решения, каждый ваш выбор - это, в принципе, те или иные события в вашей жизни. Важные, неважные, очень важные, круто все меняющие и не меняющие практически ничего. И у каждого такого выбора есть свой порядковый номер, как у ударов сердца. Эти числа должны тоже отличаться друг от друга своими свойствами! Для меня - а я был уже тогда помешан на теории чисел - это представлялось совершенно очевидным. Вы утром решили выпить стакан молока вместо того, чтобы налить себе чаю. Это решение номер сколько-то миллионов, сколько-то тысяч… А на другой день вы решили поступать не на мехмат, а на физический. И у этого решения тоже есть номер. Но ведь решения эти неравнозначны в вашей жизни! Следовательно - я принял это, как лемму, которая не требовала в тот момент доказательств, - и числа, соответствующие номерам принимаемых решений, тоже должны отличаться друг от друга. Обладать некими отличными от прочих свойствами. Понимаете? Это оказалось так увлекательно - выяснить, чем эти числа отличаются! Образуют ли они числовые ряды? Какие? С какими свойствами? Если да, то это могло бы означать, что человек сможет принимать важные решения в соответствии с номером… »
      «То есть, - вмешался я, - вы хотите сказать, что решения, скажем, связанные с риском для жизни, принимаются в соответствии, например, с факториальным числовым рядом, а решения, связанные, допустим, с какими-то приобретениями, - с рядом Фибоначчи?»
      «Не совсем так, но вы, в принципе, верно уловили основную идею! - воскликнул Олег Николаевич. - Все-таки как много значит…» - он осекся, посмотрел на меня, улыбнулся и не стал продолжать, но я продолжил за него:
      «Физико-математическое образование, вы имеете в виду?»
      Он покачал головой:
      «Нет, не столько образование, сколько образ мысли. Можно быть математиком и не увидеть в этой идее ровно ничего… а можно… вы ведь к звездам своим относитесь не как к газовым шарам с политроп-ным распределением плотности? Признайтесь, звезды для вас… »
      Он замолчал, приглашая меня продолжить, и я сказал:
      «Гм… да. К звездам у меня с детства отношение было, скорее, иррациональным. Умом я понимаю, что это плазменные шары с показателем политропы пять третьих, но на самом деле они… ну, как дракон для Ланселота, если вы понимаете, что я хочу сказать…»
      «Понимаю, - кивнул он, - и очень рад тому, что мы с вами оказались в одной точке пространства в одно и то же время».
      «Вы… - сказал я. - Я не видел ваших работ по этим числовым рядам. Я имею в виду - по рядам принятия решений».
      «У меня нет таких работ, - покачал он головой. - Я даже в пятнадцать лет понимал, что… нет, пожалуй, я не понимал очень многого, но чувствовал… знаете, Петр Романович, математика, особенно теория чисел, это, скорее, чувство, интуиция, попытка понять себя… так вот, я чувствовал, что об этом лучше молчать. Пока не пойму, как с этим всем управляться. Если в организме есть счетчик наших решений, и если решения можно классифицировать и - вы правы! - описывать разными числовыми рядами… Нужно сначала этот счетчик найти, нужно эти ряды описать… »
      «Простые числа, - сказал я, - вы занялись ими не потому что… »
      «Господи, теперь вам это понятно! Конечно, к простым числам я пришел, поскольку понял, что именно последовательность простых чисел играет самую важную роль в нашей жизни. Это было чисто интуитивное прозрение. Потом я все доказал, но идея сначала была чисто интуитивной».
      «И вы полагаете, что завтра мне лучше сидеть дома, - вернул я наш разговор к его началу, - потому что посчитали, какой завтра в моей жизни по счету день, сравнили с последовательностью простых чисел… »
      «Примерно… В эти дни у вас сильное сгущение таких чисел. Остров в океане… »
      «Но если я буду сидеть дома и не принимать никаких решений вообще, - сказал я, - то счетчик будет стоять и включится, когда я все-таки выйду… Все равно что-то важное нужно будет решить, верно? От судьбы не уйдешь… »
      «Но есть шанс опустить уровень решений до бытовых, - возразил Олег Николаевич. - Счетчик будет щелкать, но решения вы будете принимать простые - включить ли телевизор, поставить ли чайник… »
      «А потом выйду в народ, и все равно нужно будет что-то решать, ведь внешние события от того, что я пересижу время дома, никак не изменятся, и то, что должно случиться, случится все равно!»
      «Но тогда решение будете принимать не вы», - мягко сказал Олег Николаевич.
      «Да… - протянул я. - Возможно. Не уверен, что это правильно». «И это тоже ваше решение, - кивнул он. - За номером сколько-то миллионов, сколько-то тысяч…» «Простое число», - сказал я. «Может быть… »
      И я ушел. На следующий день… Не то чтобы я сразу согласился с аргументами Олега Николаевича, я много об этом думал и понял тогда, во-первых, что он не был бы со мной так категоричен, если бы не знал точно, где находится биологический счетчик, и, во-вторых, поскольку сам он мало разбирался в биологии, то должен у него быть помощник… Впрочем, эти соображения не помешали мне на следующий день поехать в Питер, потому что мне необходимо было взять кое-какие вещи в городской квартире. И во дворе я случайно столкнулся с соседом из второго подъезда, который неожиданно предложил мне квартиру продать, потому что она смежная с его, и он хочет… В общем, мне пришлось быстро принимать решение, я вспомнил Олега Николаевича, подумал, что лучше бы мне действительно сидеть дома… и отказался. До сих пор не уверен в том, что поступил правильно.
      - Понимаю… - протянула Евгения Ниловна. - Олежек говорил мне, что никому не… Для вас, я вижу, он сделал исключение. Интересно почему?
      Мы уже допивали по третьей (а может, четвертой) чашке, Евгения Ниловна молча слушала, не вставила ни слова, а когда я закончил, подняла на меня взгляд и задала этот вопрос, на который я и сам не мог найти ответа. Может, ему в кои-то веки понадобился благодарный слушатель? Вообще-то, насколько я понимал характер Парицкого, ему было решительно все равно, что о нем думали коллеги и современники, он был самодостаточен настолько, что мог работать над своими числами на полярной станции или на борту звездолета, отправившегося в полет без возвращения. Лишь в крайних случаях Олег Николаевич обращался к людям - и чаще не за помощью, а чтобы поставить очередной числовой эксперимент, о котором «подопытные» не подозревали. Буданова ему понадобилась, потому что в какой-то момент он не смог двигаться дальше и вынужден был принять важное для себя решение: учиться на генетика самому (и вызвать таким образом нездоровый интерес среди коллег, рискуя открыть прежде времени суть решаемой им задачи) или найти специалиста, который не только сумел бы с ним сработаться, но еще и не требовал бы немедленной публикации результатов. Что до меня…
      - Не знаю, - ответил я на вопрос после долгого молчания. - Действительно, не знаю. Даже не догадываюсь. Может, захотелось наконец с кем-то поделиться? Правда, я и другого понять не могу: для чего нужна была такая скрытность? Это очень интересная работа. Очень важная. Удивительное открытие - не только в математике, но и в генетике человека. Вы… вы ведь нашли тот ген, который… Ну, счетчик.
      Евгения Ниловна покачала головой.
      - Нет, - призналась она. - Одной мне это не под силу. Очень сложно. Я уж не говорю, что у меня под рукой просто не было нужной аппаратуры.
      - Тогда зачем…
      - Какой Олегу был от меня толк? - улыбнулась она. - Сначала я думала, как вы: просто хотел с кем-то поделиться. Со мной - безопасно, и к тому же я могла как-то при своих связях с коллегами-генетиками… Нет. От меня ему требовалось одно: чтобы я подтвердила, может такой счетчик существовать или это предположение ошибочно. Я сказала: да, может. Более того, указала группу генов, среди которых следует искать ген-счетчик. Вообще-то, будь у меня лаборатория, такая хотя бы, как у тех моих коллег в Москве, которые работали по программе «Геном человека», то выделить счетчик нам, скорее всего, удалось бы. Могу себе представить, какой резонанс вызвала бы такая работа… Но это пустое. Лаборатории у меня не было. А польза, однако, получилась. Я рассказала Олегу, как мог бы работать - и как наверняка работает - такой счетчик. Мы много разговаривали, наши встречи никому не казались странными - с моей профессией никто их не связывал, а Лена, как вы понимаете, не ревновала.
      - Журналисты вам не докучали? - спросил я.
      - Нет. Их больше интересуют коллеги Олега - математики, чем старуха-генетик.
      - Но я все равно не возьму в толк, - сказал я. - Отчего такая скрытность? Я понимаю: Олегу Николаевичу было плевать на общественное мнение, на то, сочтут ли его работу бредом… Но он публиковал свои исследования по теории чисел, что мешало ему…
      - Могу себе представить, - насмешливо сказала Буданова. - Получают в Nature статью… Или в «Математическом журнале». Нет, «Математический» - не по профилю. Но и «Журнал генетики» тоже… Слишком все это… А проверена теория только на одном человеке - сам автор испытал ее на себе. Каждый день испытывал, хотел накопить статистику. Сначала думал: достаточно тысячи случаев, чтобы применить для обработки статистические методы. Тысяча решений, при том, что каждый день человек - так мы с ним подсчитали - совершает от десяти до полусотни выборов, которые фиксируются счетчиком. Значит, за месяц-другой статистика накопится, и можно… По-моему, Олег так и сделал, но получил слишком неопределенный результат, мне он сказал только, что тысячи мало, нужно минимум сто тысяч решений, я не спорила, ему виднее, верно? Сто тысяч - это восемь или десять лет. Большой срок, но в научной работе бывали и более длительные сроки. Бентли, к примеру, всю жизнь - полвека! - зарисовывал формы снежинок, а Линней…
      - Вы, наверное, знакомы с Олегом Николаевичем больше десяти лет? - спросил я.
      - Одиннадцать. Он тогда окончил университет, его статьи уже публиковались в Mathematical Review, и решение поговорить со мной Олег принял не с бухты-барахты, это было решение из очень интересной области сгущения простых чисел, мы с моим склерозом уж и не помним, как эта область называется, по имени какого-то математика… В общем, не исключаю, что если бы в тот день доклад делал другой генетик… Но выступала я. Я о Парицком слышала, мол, гений-вундеркинд, и вдруг он подходит ко мне…
      - Он тогда еще не был женат на…
      - Вам это тоже пришло в голову! Конечно, решение жениться на Лене было принято по правилам. Олег мне рассказывал. Вам - нет? Неважно… Теперь уже неважно. На тот день пришлось какое-то сильное сгущение простых чисел. Вы же понимаете, Петр Романович: важные, судьбоносные решения нужно принимать только в дни таких особых сгущений, иначе очень легко ошибиться - не в самом решении, а во времени, ведь пока счетчик не установлен, пока каждому решению не поставлено в соответствие строго определенное число, выход один - дожидаться сгущений, тогда вероятность ошибки меньше!
      - Да-да, - сказал я, - это понятно. Я о Елене…
      - На тот день у него выпало сгущение простых чисел, и он просто обязан был принять какое-то жизненно важное решение. Какое? В профессиональном плане это был самый обычный день. Других проблем он тоже не видел, кроме… Двадцать шесть лет, все друзья или переженились, или собираются… Знакомые девушки замужем. Над этим он и думал, когда шел по улице… Знаете, Олег очень доверял своей интуиции. Он был уверен… или убедил себя… что чувствует, когда включается счетчик и нужно что-то решить, будто что-то щелкает в мозгу… это он мне так говорил… и он понимает: нужно принимать решение. Вот и с Леной: что-то щелкнуло, когда она ему встретилась на улице. И что ему оставалось? Он подошел и сделал девушке предложение. Ей это, видимо, показалось очень романтичным, - сухо заключила Буданова. Похоже, к бывшей жене Олега Николаевича она не испытывала ни симпатии, ни сочувствия.
      - Но я все равно не понимаю! - воскликнул я. - Хорошо, не в Nature. Не в «Математический журнал». Всегда можно найти издание, пусть не такое престижное. Есть, в конце концов, интернет, там он публиковал все, что хотел! Это приоритет.
      - Вы думаете, Олега волновал приоритет? - удивилась Евгения Ниловна. - Вы же его знали, пусть и недолго.
      - Согласен. На приоритет ему плевать. Вообще на все. На миллион. На общественное мнение. Но это очень важно для всех! Каждый принимает решения, каждый выбирает - каждую минуту, каждый день. И если знать, когда нужно! Хорошо, статистика, я понимаю - без статистики о надежности говорить нечего. Но хотя бы показать, что…
      - Петр Романович, - укоризненно произнесла Буданова. - Вы правы в одном: нет ничего важнее в жизни человека, чем точное знание о том, когда нужно принимать принципиальные решения. День. Час. Когда лучше подождать, а когда следует поторопиться. В результате для каждого конкретного человека на много порядков возрастает вероятность сделать правильный для него выбор. Для него лично правильный, понимаете? Люди перестанут ошибаться в принятии решений. Вы представляете, что произойдет?
      - Конечно! - воскликнул я. - Я до сих пор не знаю, правильно ли поступил, не став оспаривать решение нашего директора выставить меня на пенсию! Я не знаю - может, в тот день как раз было сгущение простых чисел и нужно было что-то предпринимать? А может, в тот день мой генетический счетчик не отметил ни одного простого числа и я не должен был принимать никаких решений?
      - Вы сами и ответили, - пожала плечами Евгения Ниловна. - Знай вы, какие числовые аномалии пришлись на тот день, вы сделали бы тот или иной выбор. И не только вы. Правильное - лично для него - решение принял бы и тот человек, которого вы считаете своим врагом. Было бы вам от этого легче? Представьте, что все люди - и хорошие, и негодяи - научились посматривать на свой счетчик и принимать верные решения в нужное время. Олег - человек, в общем-то, наивный, как все гении… то есть, - она смутилась и потерла ладонями виски, - то есть был наивным, да… наверное, никогда не смогу говорить об Олеге «был»… но все же он понял еще в те годы, что жизнь на нашей планете станет много хуже, если…
      - Да, понимаю, - пробормотал я, действительно только сейчас подумав о том, что верное решение, правильный выбор - это не этические понятия, а сугубо эволюционные, и ген-счетчик озабочен не проблемами добра и зла, а лишь тем, чтобы организм, в котором он находится, принял правильное для себя, для своей сохранности и благополучия решение. А если в результате погибнет мир… что ж, закон эволюции. Борьба за выживание.
      - Вижу, что поняли, - хмуро улыбнулась Евгения Ниловна. - Послушайте, Петр Романович, мы с вами мило беседуем, а между прочим, последний автобус через семь минут. Или вы хотите добираться домой пешком?
      Если бы Буданова была у меня в гостях, я предложил бы продолжить разговор, а потом постелил гостье на диване или сам лег бы в гостиной. В конце концов, не в таком мы возрасте, чтобы думать о приличиях, да и кого они, на самом-то деле, сейчас интересуют? Только начали разбираться, и у меня в голове появилась мысль, которую я бы хотел обсудить…
      - Да, верно, - сказал я, бросив взгляд на часы. - Засиделись. Вы позволите еще раз навестить вас?
      - Позволю? - воскликнула Евгения Ниловна, тяжело вставая. - Вы просто обязаны приехать еще раз завтра вечером. И пораньше, чтобы не бежать на последний автобус. Мне хочется говорить об Олеге…
      - Тем более, - подхватил я, - что правды вы мне сегодня так и не сказали.
      И пошел к двери, спиной ощущая, как нахмурилась Буданова, как она смотрит мне вслед, думая о том, не поторопилась ли пригласить меня на вторую беседу. Как бы еще…
      У двери я обернулся. Евгения Ниловна стояла, опершись правой рукой на спинку стула, и действительно смотрела на меня - нет, не хмурым, а, скорее, изумленным взглядом.
      - Жду вас в семь, Петр Романович, - сказала она вместо прощания.
      На последний автобус я успел и домой завалился в первом часу. Давно не совершал подобных ночных прогулок, устал нещадно, что-то у меня в голове щелкало - то ли искры между ушей проскакивали (это мне мама так в детстве говорила, когда я не хотел идти в школу и жаловался на головную боль), то ли генетический счетчик отсчитывал принятые решения и сделанный выбор: повесить полушубок на вешалку или отнести сушиться на кухню (повесил на вешалку), вскипятить воду для кофе или на все плюнуть и сразу идти спать (сделал кофе и сел перед телевизором), посмотреть финал какого-то пустого концерта или ночные новости (новости, конечно, тут и выбор-то был предельно очевиден).
      Буш приказал отправить в Ирак еще двадцать тысяч морских пехотинцев и авианосец - интересно, какое числовое сгущение было на его счетчике в тот день, когда он принимал решение?
      И я ничего не сказал Будановой о нумерологии - идея с последовательностью простых чисел внешне напоминала древнее учение, в истории я не был силен, тем более, в истории религий, но, кажется, в иудейской Каббале много говорилось о том, что те или иные числа играют огромную роль в человеческой судьбе. Имя, вроде бы, соответствует числу, которое можно найти, сложив номера букв в алфавите. Число может оказаться хорошим или плохим, и от этого жизнь либо сложится удачно, либо пойдет наперекосяк. И чтобы все было в порядке, нужно выбрать себе такое имя, где сумма чисел-букв оказалась бы благоприятной для данного индивидуума. Эти числовые игры всегда казались мне если не смешными, то недостойными мыслящего человека.
      А теперь… Может, в этом есть смысл? Может, древние наши предки, как и во многом другом, достигли каких-то сугубо эмпирических результатов, но физической, генетической их сути знать не могли, двигались по поверхности явления, что-то получалось, что-то нет, а потом и эти крохи накопленных знаний растворились в новых учениях и науках и сейчас воспринимаются или как божественное откровение теми, кто не хочет думать над сутью вещей, или как шарлатанство - теми, кто думать хочет, но истинной природы числовых последовательностей не знает и роли их в жизни человека не представляет совершенно…
      Об этом надо будет поговорить с Евгенией Ниловной завтра… уже сегодня… и надо все-таки лечь наконец спать, а то голова с утра будет тяжелой, вставать не захочется, день будет потерян, а мне этого вовсе не хотелось.
      Когда я поздно ложусь, сон долго не приходит - это давно проверенное правило. Я лежал, закрыв глаза, и вместо того, чтобы считать слонов или верблюдов, прислушивался к себе, пытаясь действительно распознать, тикает ли где-то в каких-то молекулах ДНК невидимый глазу счетчик, отмечающий принятые мной решения. Вот я подумал: повернуться на правый бок или остаться лежать на спине - такой выбор тоже считается принятием решения? А может, счетчик подобную мелочь не отмечает? Об этом тоже надо будет спросить Буданову при встрече.
      И главное, о чем ее нужно будет спросить: почему все-таки она не была со мной откровенна? Почему солгала?
      Заснул я под утро, в который раз повторив про себя, будто слонов считал: выделила она этот ген-счетчик, выделила, как бы ни старалась уверить меня в обратном.
      Но зачем ей потребовалось вводить меня в заблуждение?..
      Я отправился пройтись мимо окон Веденеева. Но окна были закрыты шторами, дверь (я подергал) заперта, и я пошел гулять дальше, купил в магазине кое-каких продуктов, прошел половину пути до станции и вернулся обратно, оказавшись почему-то на улице, где жила Ася со своей мамой. То есть не «почему-то», конечно - подсознательно мне хотелось увидеть не столько девочку, сколько ее мать, не по какой-то ясной причине, а просто глянуть на это красивое лицо, каких давно не видел - не та сейчас мода на лица, и кустодиевские купчихи не часто ходят по нашим улицам.
      Маму, однако, я не увидел, но, свернув за угол, лицом к лицу столкнулся с Асей и от неожиданности отпрянул. Девушка не обратила на меня никакого внимания, шла медленно, погруженная в себя, что-то шептала довольно громко, и я бы мог, вероятно, расслышать - что именно, если бы пошел за ней, но этого я, конечно, не сделал, только постоял, глядя ей вслед. Странно она шла, словно пританцовывая. Может, не шептала, а напевала какую-то мелодию, под которую и двигалась, будто в танце?
      Интересно, а ее-то счетчик как работает и работает ли вообще? Ася ведь тоже принимает решения: пойти туда, поднять то или это, съесть пончик или яблоко… Элементарный выбор, ничего трудного. Что для нее сгущения простых чисел, если каждый день ее жизни почти ничем не отличается от другого?
      Но почему-то в тот день она отправилась на пруд и пошла по льду… Это решение было для нее осознанным или таким же инстинктивным, как большая часть прочих?
      Что я вообще знал о том, как работает сознание таких людей? Может, только внешнему, непонимающему взгляду мысли Аси представляются заторможенными, поступки - рефлекторными, а решения - простенькими, как дважды два? Что понимают психологи и психиатры…
      Я сам оборвал эту мысль на середине - если у психиатров и есть определенные соображения, то у меня никаких не было и быть не могло, я не специалист и фантазировать не имею права. Что сам я говорил о дилетантах, предлагавших мне свои гениальные соображения по устройству Вселенной? Вот так-то.
      По пути домой я еще раз прошел мимо опорного пункта, в окне по-прежнему было темно. Пошел наконец снег: сначала с хмурого неба падали отдельные мелкие снежинки, таявшие на носу, а когда я свернул к себе на Балтийскую, новый снег уже лежал тоненьким, но вполне различимым слоем.
      Дома было холодно (уходя, я открыл все форточки, чтобы проветрить помещение), мне пришлось включить еще и электрокамин, и только когда стало теплее, я снял куртку, но остался в толстом свитере, думая о том, считать ли это решение достаточно важным, чтобы его отметил мой личный генетический счетчик. Никаких числовых сгущений, по-моему, в этот день на мою долю не пришлось - до вечера я просидел у компьютера, переходя от одного сайта к другому, это был совершенно не обязательный, я бы даже сказал, случайный выбор объектов, я сам не знаю, что искал, ничего конкретного, просто хотелось знать, как генетики производят операцию, которую называют секве-нированием, как выделяют тот или иной ген среди великого множества подобных молекулярных структур. Тексты были чаще всего на английском, в специальной терминологии я не разбирался, даже русские статьи оставались для меня по большей части за семью печатями, вспомнилась знаменитая фраза Шрёдингера из книги «Жизнь с точки зрения физики»; когда я учился в университете, слова великого физика приводились в любой популярной статье, как пример непонятного языка, на котором говорили биологи: «Рецессивная аллель влияет на фенотип, только когда генотип гомозиготен». Жуть. Я мог бы написать десяток фраз из области космологии или релятивистской астрофизики, столь же непонятных читателям глянцевых журналов. Ну и что?
      А то, подумал я, что в биологии Парицкий вряд ли был компетентнее меня. Хорошо, не нужно быть таким категоричным. Конечно, он специально интересовался, но вряд ли тратил на изучение биологии достаточно много времени - чего-то нахватался, безусловно, но теория простых чисел оставалась для него главным делом жизни, не стал бы он отвлекаться на посторонние предметы. Или стал бы? Мы не говорили с Олегом Николаевичем о генетике, селекции, секвенирова-нии или о чем-то подобном. Но если он был математическим гением, а гении, говорят… нет, это о талантливых людях говорят, что они талантливы во всем, а вот гении… Гений, скорее, подобен космическому кораблю, летящему с субсветовой скоростью к единственной и практически недостижимой цели, которая к тому же не видна остальному «прогрессивному человечеству». Ракета мчится так быстро, что окружающее сливается для пилота в однообразный фон, рассматривать который нет времени…