Суеверие

Прежде чем Сэм нашелся с ответом, заговорила Джоанна:

— По-моему, доктор Таун чем-то всерьез озабочен. Мне кажется, мы должны попросить его сесть и предложить ему что-нибудь выпить.

— Спасибо — ваш муж мне уже предлагал выпить. Но, если вы не возражаете, я действительно сяду. И, с вашего разрешения, задам вам один или два вопроса. Я не отниму у вас много времени.

— Пожалуйста, задавайте.

Сэм снова опустился на диван, где сидел, когда Джоанна вошла.

— Могу ли я спросить — в первую очередь — кому-нибудь из вас говорит что-то такое имя — Адам Виатт?

— Ну, конечно! — воскликнула Джоанна. Казалось, она слегка удивлена, что он об этом спросил, но в то же время довольна. Она подошла к полке и вынула из пачки книгу в мягкой обложке. — Вот сигнальный экземпляр моей книги. Она должна выйти весной.

Сэм взял книгу, которую она протянула ему. На обложке простым шрифтом было напечатано:

АДАМ ВИАТТ

американский повстанец в революционном Париже

Автор — ДЖОАННА КРОСС

Надеясь, что он успешно скрывает свое изумление, Сэм пролистал три сотни страниц, снабженных кое-где цветными иллюстрациями и портретами.

— Откуда вы знаете об Адаме? — спросила Джоанна. В голосе ее звучала радостная заинтересованность. — Я думала, что это мой секрет — по крайней мере пока книга не выйдет. Тогда уже все узнают о нем.

— Ну, я... Я не так уж и много знаю о нем, — неловко солгал Сэм. — Просто на днях я наткнулся на несколько ссылок...

— Ну, что я говорила? — Джоанна победно взглянула на мужа. — Когда время приходит, идея витает в воздухе. Вопрос только в том, кто первый до нее доберется.

— Если быть честным, — сказал Сэм, — я не был уверен, Адам Виатт реально существовал или это вымышленный персонаж.

— О, он был вполне реален, — сказала Джоанна, хихикнув. — Едва начав им заниматься, я наткнулась на гору свидетельств и документов. Это был тот еще тип! Еще едва ли не мальчишкой, во время Войны за независимость, он обманом втерся в доверие к Лафайету, подстроив инцидент с убежавшей лошадью, чтобы выглядеть в нем героем. Этим он едва не поставил под угрозу успех сражения при Йорктауне. Через много лет он убил единственного человека, который знал, как было на самом деле. Он уговорил Лафайета взять его с собой во Францию, где женился на аристократке, которая была фавориткой Марии Антуанетты. Адам был замешан во всех злодеяниях, какие только можно себе вообразить. Несмотря на это, он умер старым, богатым и, очевидно, счастливым, доказав таким образом, — добавила она со смешком, — что, как все мы думаем, справедливости в этом мире нет.

Сэм смотрел на нее, пока она говорила. Ее волнение, такое живое и трогательное, только подчеркивало избалованность и испорченность этой женщины, не знающей отказа ни в чем, — но даже человек, чье сердце ожесточили невзгоды, не смог бы этим возмутиться. Казалось, она живет какой-то очарованной жизнью. Боль, нищета и подлость никогда бы ее не коснулись. Она пережила бы их. Она была рождена, чтобы всегда быть счастливой, — как некоторые с рождения обречены никогда не знать счастья.

— Вы не припомните поточнее, как впервые наткнулись на упоминание об Адаме Виатте? — спросил Сэм.

Помрачнев, Джоанна ответила:

— Боюсь, сейчас не смогу. По-моему, это была случайная ссылка по истории долины Гудзона, где я родилась, — она вновь восторженно заулыбалась. — Удивительная вещь — оказалось, что он был предком Ральфа по материнской линии. На самом деле именно Адам нас познакомил — в прямом смысле.

Говоря это, она протянула руку к руке Ральфа.

Сэм заметил, что они коснулись друг друга с изящной непосредственностью и без всякого чувства неловкости. Они и впрямь, подумал он, выглядят как двое влюбленных.

— Мои родители по-прежнему живут там, и я часто ездила их навестить. Ральф арендовал домик поблизости, но мы не были знакомы до тех пор, пока однажды утром мы оба возвращались с верховой прогулки и встретились буквально на могиле Адама, на местном небольшом кладбище. Я собирала материал, а Ральфу любопытно было взглянуть, где похоронен этот его печально известный предок...

— Простите, — перебил Сэм. — Это была ваша первая встреча? Не будет дерзостью с моей стороны спросить, как давно это случилось?

Ральф улыбнулся и с неприкрытым обожанием посмотрел на жену.

— Ровно двенадцать месяцев и три дня назад, — сказал он. — А могу я в свою очередь поинтересоваться, почему вы спрашиваете?

Казабон успокоился и больше не относился с подозрением к Сэму и его вопросам — теперь ему было просто любопытно.

— Я... Я только хотел прикинуть... — неловко сказал Сэм. — Уточнить дату... — он произвел в уме быстрые вычисления — убедиться, что в это самое время они вызывали своего «духа». Так и есть. Сегодняшнее число — то же самое по отношению к ним. Так или иначе встреча между этой Джоанной Кросс и Ральфом Казабоном состоялась раньше встречи его Джоанны и Ральфа Казабона ровно на год.

— Одним словом, — сказала Джоанна, — такое стечение обстоятельств, что мы оба оказались в одно и то же время на крошечном кладбище и искали одну и ту же могилу показалось нам столь необычным, что... — она сделала жест, подразумевающий, что дальнейшее ясно. — В общем, это была неизбежность.

— Итак, вы написали книгу... — напомнил Сэм.

— Я написала книгу, а пра-пра — и еще несколько «пра» — внук моего персонажа проверял за мной грамматические ошибки и присматривал, чтобы я пугалась его семьи не больше, чем следует. — Она легонько сжала руку Ральфа.

— А раньше вы уже что-нибудь издавали? — спросил Сэм.

— О небо, нет! Я работала в брокерской конторе — смертельная скука и ни минутки свободной. Я всегда мечтала стать писательницей, но мне не хватало уверенности, чтобы начать. А теперь я хочу сделать на этом карьеру. У меня есть еще несколько биографических задумок, а потом, возможно, я возьмусь за роман.

— Ну, а теперь, доктор Таун, — сказал Ральф, — вы должны объяснить нам, что за всем этим стоит. Вы работаете над чем-то, что имеет отношение к самому Адаму? Или он привлек вас как некий феномен психики? Это бы меня не удивило, он был довольно темной личностью и, по всем признакам, имел обыкновение баловаться черной магией.

— Э-э... Да, некоторым образом это связано с моей работой.

— Как увлекательно! Расскажите, — воскликнула Джоанна тоном маленькой девочки, которой не терпится услышать от подружки последнюю сплетню.

Сэм деликатно уклонился:

— Боюсь, прямо сейчас для меня затруднительно вдаваться в подробности. Но я с удовольствием расскажу вам обо всем, как только смогу.

Джоанна, казалось, была немного разочарована, но ничего не сказала.

— Не могли бы вы одолжить мне экземпляр вашей книги? — чуть поколебавшись спросил Сэм. — Я с радостью купил бы ее, но, поскольку книга еще не вышла...

— Берите в подарок, — не задумываясь сказала Джоанна и показала на полку: — Как видите, у меня их полно.

— Это очень любезно с вашей стороны, благодарю вас. — Сэм поднялся с дивана. — Мне пора. Прошу прощения, что побеспокоил вас.

— Только одно, — Казабон нахмурился, как человек, который вспомнил, что смущало его все это время. — Когда вы пришли сюда, то сказали что-то о смерти двух человек. Что именно вы имели в виду?

Вопрос застал Сэма врасплох. Он слишком усердно старался выкинуть из головы эту проблему.

— Простите, — ответил Сэм, стараясь говорить как можно убедительнее, — но я был введен в заблуждение. Поскольку ваша супруга — явно не та Джоанна Кросс, которую я искал, все что я говорил, уже не имеет значения. Я понимаю, что это звучит туманно, но сейчас я не в состоянии сообщить вам больше. На самом деле, я сам не знаю больше того, что уже вам сказал.

— Что ж, все это очень таинственно, — проговорил Ральф. Впрочем, он не казался особо встревоженным. — Однако я должен взять с вас слово, что вы расскажете нам обо всем, когда сможете. У вас, наверное, есть визитная карточка? Чтобы мы могли с вами связаться, если в том возникнет необходимость.

— Да, где-то была... — Сэм выудил из кармана бумажник и достал одну из визиток, что Пэгги напечатала ему пару лет назад. Им редко находилось применение. На обороте он написал номер своего домашнего телефона. Ральф с благодарностью взял карточку и положил на каминную полку.

— Только обязательно сообщите мне, что вы думаете о моей книге, доктор Таун, — сказала Джоанна. — Я буду рада узнать мнение ученого.

— Обещаю вам позвонить.

— И если вам покажется, что я упустила что-то, говоря об Адаме, тоже скажите мне, хорошо? Еще не поздно добавить несколько примечаний.

— Да-да, конечно, — пробормотал Сэм. Он посмотрел по очереди на Ральфа и на Джоанну. — Надеюсь, вы оба не суеверны.

— Суеверны? Что вы подразумеваете? — спросила Джоанна.

— О, вы знаете — история повторяется. Я подразумеваю, что Адам, который является предком вашего мужа...

— А!.. — Она рассмеялась, словно он пошутил, и игриво взъерошила волосы Ральфа. — Нет, в этом смысле я не суеверна. И мой муж тоже.

Они проводили Сэма до двери и смотрели ему вслед, пока он не исчез в темноте.

— Странный человек, — сказал Ральф, когда они с Джоанной вернулись в дом.

— Мне показалось, он довольно приятный.

— Приятный, согласен — но все-таки странный. Впрочем, я надеюсь, что однажды мы выясним, в чем тут дело.

— Может, Адам начал являться кому-нибудь — звеня цепями и издавая глухие стоны. Этого я о нем дописывать не стану: он и так уже много всего натворил.

Зазвонил телефон. Ральф вернулся в гостиную и снял трубку.

— Алло? А, Боб... — Он жестом показал Джоанне, что это ее отец. — Как дела? Позвать Джоанну? Она рядом...

Он замолчал, и лицо его омрачилось. Джоанна, понимая, что случилась какая-то неприятность, быстро подошла ближе.

— Что там?

Ральф жестом попросил ее помолчать, а сам слушал.

— Ты шутишь? Когда это было?

Он выслушал ответ, потом сказал:

— Это невероятно! Только что к нам приходил человек, который искал ее. Без сомнения, это та самая женщина.

Терпение Джоанны, и без того не особенно сильное, достигло предела. Она протянула руку, ожидая, что Ральф передаст ей трубку, но вместо этого он сказал:

— Нет, конечно, я понимаю. Я ей скажу. Хорошо. Пока, Боб.

Он положил трубку и повернулся к Джоанне:

— В это невозможно поверить!

— Что? Что?

— К твоим родителям постучалась какая-то женщина и заявила, что она — это ты. Наверняка это та самая. Которую ищет Сэм Таун.

— Она еще там?

— Нет, она ушла. Очевидно, твоя мать была одна; она заперла дверь и вызвала полицию. Впрочем, я ее не виню. Твой отец вернулся вовремя, чтобы успеть увидеть ту женщину, но она все-таки ускользнула.

— Как она выглядела? Он не сказал?

— Только, что она приблизительно твоего возраста, и у нее темные волосы. Элизабет еще дрожит от страха, но завтра она тебе позвонит. Боб хотел лишь предупредить нас на случай, если эта женщина появится здесь. Странная какая-то баба — может, она шизофреничка или еще что похуже.

— Бр-рр! — Джоанна непроизвольно вздрогнула. — Довольно жутко.

Ральф ласково убрал прядь волос, упавшую ей на лоб:

— Не волнуйся. Полицейские, кажется, считают, что она не представляет угрозы. Они говорят, что для этого синдрома есть какой-то специальный термин — когда у человека возникает навязчивая идея, будто он кто-то другой. Возможно, ты училась с ней вместе в школе или колледже. Я слышал о таких случаях.

— Все равно, мне это не нравится.

Он обнял ее и прижал к себе:

— Не тревожься, с тобой ничего не случится. Я обещаю.

Глава 54

Она села в метро на Центральном Вокзале и вышла на шестьдесят восьмой улице. Минутой позже она была на улице, по которой они с Сэмом проходили за день до этого. Дом, который они осматривали, тогда был пуст и необитаем. Сегодня ею окна ярко светились, и на темно-зеленой двери тускло поблескивали медные цифры — 139.

С нехорошим предчувствием, граничащим с ужасом, она подошла к двери и позвонила. Щелкнул замок, и дверь открылась. Увидев девушку, Казабон ничем не показал, что узнал ее.

— Ральф? — неуверенно выговорила она его имя, и голос застрял у нее в горле.

Во взгляде Казабона что-то мелькнуло. Не узнавание, но хотя бы какое-то понимание.

— Вы меня знаете? — спросил он.

— Да. А разве вы не знаете меня?

Он слегка покачал головой, потом спохватился:

— Да, мне кажется, я знаю, кто вы.

Должно быть, на ее лице отразилось облегчение — это было заметно по его глазам. В его взгляде возникла симпатия и доброта, от которой за это короткое время она уже успела отвыкнуть.

— Вы действительно меня знаете?

Мольба в ее голосе тронула его. Трудно было поверить, что это несчастное встревоженное создание может представлять для кого-то угрозу.

— Мне кажется, вам лучше войти, — сказал он.

Когда она ступила в освещенную прихожую, он увидел, что ее волосы мокрые от дождя. Щека ее была поцарапана, одежда — мятая и заляпанная, а туфли покрыты засохшей грязью.

Пока Казабон закрывал дверь, она огляделась, потом вновь повернулась к нему, и слова так и посыпались из нее:

— Больше никто не знает, кто я. Только вы. Но сегодня утром я так испугалась вас, что убежала. Я пошла к дому моих родителей, но они заперли дверь, они не узнали меня... А потом я слышала, как полицейский говорил, будто фамилия их дочери — Казабон, Джоанна Казабон...

— Проходите, сюда...

Он взял ее за руку и бережно провел в гостиную, где два часа назад они сидели с Сэмом.

— Садитесь. Не бойтесь и не о чем не тревожьтесь. Я постараюсь вам помочь.

— Вы знаете, что происходит? Вы понимаете?

— Думаю, да.

Внезапно она заволновалась:

— Мне нужно поговорить с одним человеком. Его зовут Сэм Таун. Я должна найти Сэма, надо ему позвонить...

— Сэм Таун был здесь недавно.

Казалось, это ее одновременно удивило и успокоило.

— Он был здесь?

— Два часа назад. Он искал вас.

— Надо ему немедленно позвонить... Прошу вас, мне нужно его увидеть... Сэм знает, что делать... Он должен прийти...

— Да, конечно, сейчас я ему позвоню.

В это время послышался голос его жены:

— Ральф?.. — она спускалась по лестнице.

Женщина тут же встрепенулась:

— Кто это? — резко спросила она, словно голос, который она услышала, принадлежал кому-то, кто вторгся сюда без разрешения, чье присутствие было для нее оскорбительно и представляло угрозу.

Казабон не ответил на ее вопрос. Он только сказал:

— Подождите здесь.

— Но я хочу увидеть ее...

— Увидите. Только пока спокойно посидите какое-то время.

Она покорно присела на краешек дивана, на котором два часа назад сидел Сэм. Ральф вышел из комнаты, и в дверях поглядел через плечо; она сидела, вся напряженная и готовая встать и последовать за ним по первому слову.

— Одну секунду, — сказал он. — Я сейчас же вернусь.

Он закрыл за собой дверь и поспешил к лестнице, чтобы перехватить Джоанну. Они едва не столкнулись на первой ступеньке.

— Я слышала звонок, — сказала Джоанна. — Кто это был?

— Это она, — сказал Казабон шепотом. — Женщина, которая была у твоих родителей.

— Где она?

— В гостиной.

Джоанна хотела пройти, но Ральф ее не пустил.

— Нет — я думаю, тебе не стоит этого делать.

— Но я должна увидеть ее. Я хочу выяснить, кто она такая.

— Любимая, позволь мне во всем разобраться.

— Быть может, я ее знаю. Ты сам говорил, что мы могли вместе учиться в школе...

— Она очень встревожена, и, мне кажется, не надо доводить дело до крайности.

— То, что она мной прикидывается, это уже крайность. Я хочу увидеть ее.

Он не стал больше спорить и, пропустив Джоанну, пошел за ней в гостиную. Она открыла дверь и замерла на пороге.

Ральф тоже остановился. Комната была пуста.

Джоанна повернулась к нему:

— Кажется, ее здесь уже нет.

Казабон с изумлением огляделся.

— Она была тут, на диване.

— Ну, а теперь, наверное, она ушла.

Ральф быстро осмотрел все углы, где можно спрятаться.

— Она не могла уйти, — сказал он. — Мы услышали бы, как хлопнула дверь.

— Только если бы он сама этого захотела.

— Ради Бога, — сказал Казабон. — Это просто смешно. Кто же она?

Было почти три часа утра, когда Сэм наконец закрыл книгу Джоанны и положил ее на стол. Какое-то время он не двигался. Потом провел ладонями по лицу, пригладил волосы и встал налить себе большую порцию виски.

Как она и сказала, это была невероятная история — и в целом и в частностях. Все, что они придумали об Адаме, теперь стало историческими фактами, подлинность которых подтверждалась целым рядом источников. Даже портреты Адама, написанные художниками того времени имели явное сходство с человеком, которого нарисовала Дрю Херст в начале эксперимента.

Но эта версия Адама весьма расходилась с тем человеком, которого они собирались создать. Этот Адам предал доверие своего покровителя, Лафайета, потом — собственной жены, и впоследствии предавал почти всех, с кем его сводила судьба. В Париже, перед самой революцией, он якшался с ворами, со шлюхами и негодяями всех мастей. Когда великодушный Лафайет, уже отчаявшись, спросил, почему он так ужасно себя ведет, Адам нагло ответил: «Joie de vivre!» Эта фраза служила ему универсальным и единственным объяснением любого своего поступка.

Граф Калиостро стал его сообщником, и вместе они сговорились обманом вытянуть у легковерного кардинала Роана алмазное ожерелье. Когда Калиостро был брошен в тюрьму за участие в этом, он промолчал о том, что Адам тоже замешан, потому что у Виатта еще сохранились связи в суде, которыми он был обязан своей несчастной, но очень влиятельной супруге. Для Калиостро в этом была единственная надежда на спасение.

Молчание Калиостро было вознаграждено; Адам действительно добился его освобождения, но в качестве платы потребовал у того магический талисман, который на протяжении всей жизни графа оберегал своего хозяина от врагов. Он защитил тебя в последний раз, сказал Адам своему сообщнику, когда граф отдал ему талисман в обмен на жизнь и свободу, перед тем как отправиться в изгнание.

Талисман был изображен на одной из иллюстраций. Узор на нем был Сэму знаком. Этот узор он видел сначала смутно на восковом отпечатке, оставленном на полу в комнате Адама в тот ужасный вечер, а потом — позже и более ясно — в книге, которую Джоанне дал Барри Херст.

Согласно легенде, Адам хранил талисман при себе всю жизнь, и его даже похоронили с ним. Другое, с чем он тоже никогда не расставался, было его странное пристрастие к французскому выражению joie de vivre, для которого не существует эквивалента в английском; оно было выбито на его надгробии и в качестве девиза включено в герб Виатта — тщеславие он приобрел в Англии, в придачу ко второй богатой и знатной жене.

После ее подозрительной смерти он вернулся в Америку, с чего и начался третий долгий период его жизни. Богатый, успевший приобрести лоск и изящество дворянина, он стал преуспевающим банкиром; и, наконец — даже известным филантропом. Если же, случалось, проходил шепоток о его ужасном прошлом и отвратительной репутации, он возвращался в Европу и тот, кто распространял эти слухи или исчезал при загадочных обстоятельствах, или отрекался от своей лжи и начинал жить в роскоши, в качестве старательного и послушного слуги всесильного Адама Виатта.

Сэм взглянул в темноту за тем самым окном, на котором лишь несколько дней назад так таинственно появились слова «joie de vivre» — расхожее выражение, которое Адам извратил и таким странным образом сделал своим собственным.

— О Боже, — пробормотал Сэм — и тут же спросил себя, не хотел ли он подсознательно вознести молитву?

И решил, что, возможно, хотел.

Глава 55

Их обоих разбудил грохот. Ральф включил свет и одним движением сбросил ноги с кровати. Он взял свою одежду и посмотрел на Джоанну, которая сидела в постели, бледная от испуга.

— Никуда не выходи, — сказал он и пошел к двери.

— Ральф, осторожнее. Кажется, в доме кто-то есть.

— После такого шума — вряд ли.

Он спустился по лестнице, зажигая по пути все лампы. Нигде больше не раздавалось ни звука и не было заметно никакого движения. На втором этаже он открыл все комнаты одну за другой, включая и музыкальную, где он работал. Там он взял свою старую бейсбольную биту, стоявшую в углу, и спустился на первый этаж. Выйдя в коридор, он остановился.

Старинная вешалка, которая обычно стояла возле подножия лестницы, сейчас валялась футах в двадцати от своего места. На входной двери была глубокая царапина, будто в нее, как снаряд, ударилось что-то тяжелое.

Ральф осторожно приблизился, держа наготове бейсбольную биту — на случай, если тот, у кого хватило сил швырнуть на такое расстояние вешалку, еще скрывается где-то в доме. Но он никого не увидел и не услышал.

То и дело оглядываясь и держась ближе к стене, чтобы избежать нападения сзади, он подошел к чугунной вешалке и, наклонившись, потянул ее на себя одной рукой, словно хотел убедиться, что она по-прежнему весит столько же, сколько всегда. Ему было страшно даже подумать о том, какая нужна сила, чтобы бросить эту махину на такое расстояние, не говоря уж о том, чтобы с этой силой бороться. Это бессмысленно.

Казабон перешагнул через вешалку, даже не попытавшись поставить ее вертикально. За полуоткрытой дверью в гостиную было темно. Пригнувшись, Ральф приблизился к двери; он держал биту обеими руками и был готов бить, заметив любое движение. Войдя, он ударил битой по стенам с обеих сторон от двери, а потом быстро повернул выключатель.

Комната была пуста; ничего не было опрокинуто или сдвинуто с места. Он обошел гостиную, чтобы удостовериться, что никто не скрывается за креслами или диваном. Никого.

Ральф выпрямился и в раздумье потер переносицу. Внезапно он почувствовал какое-то движение сзади. Он обернулся, одновременно замахиваясь битой, — и только испуганный крик Джоанны удержал его от удара. Уронив биту, Ральф обнял жену.

— Ради Бога, Джо, я чуть тебя не убил! Я же велел тебе оставаться в спальне.

— Я боялась.

Он чувствовал, как она дрожит.

— Все хорошо, Джо... Здесь никого нет...

— Как вешалка очутилась там?

— Не знаю.

— Ральф, наверное, все-таки в доме есть кто-то.

Казабон не ответил; он не знал, что сказать. Вдруг он почувствовал, как напряглась Джоанна, почувствовал ее крик прежде, чем она закричала. Она увидела что-то через его плечо.

Ральф обернулся вовремя, чтобы увидеть, как большое венецианское зеркало, которое висело над каминной полкой, сорвалось с места и полетело через комнату, словно игральная карта, брошенная невидимой гигантской рукой. Оно задело углом диван — послышался звук рвущейся ткани — и разбилось о старинный письменный стол у противоположной стены.

Повисла какая-то неестественная тишина; Ральф и Джоанна слышали только звук собственного дыхания и биение сердца. Они ухватились друг за друга, и мысли их были об одном: то, чему они мгновение назад стали свидетелями — невозможно.

— Я видела человека, — прошептала Джоанна. Ее голос дрожал.

— Где?

— В зеркале. Перед тем, как оно сорвалось со стены. Это была женщина; она стояла там и смотрела на нас.

Они оба поглядели в направлении, которое указала Джоанна. Никого.

— Ты можешь ее описать? — спросил Казабон.

— Я видела ее не больше секунды. Примерно моего возраста, темные волосы, легкое пальто. Взгляд дикий, будто она наполовину сумасшедшая.

— Это та женщина, которая к нам приходила.

Джоанна покосилась на него:

— Ральф, это какой-то бред. Я боюсь.

— Мы уходим отсюда — сейчас же.

— Два часа утра, Ральф. Куда нам идти?

— Все равно куда. Позвони туда, где остановились твои родители: там нас хотя бы знают.

— Хорошо.

— Только будем звонить сверху...

Он взял ее за руку и, настороженно озираясь, повел к лестнице. В спальне они оделись и собрали самые необходимые вещи. Они старались молчать — за исключением того, что Джоанна позвонила в гостиницу, заказала номер и сказала, что они приедут через пятнадцать минут.

Громкий грохот донесся откуда-то с нижнего этажа. Они замерли и посмотрели друг на друга. Джоанна почувствовала, что Ральф хочет пойти выяснить что там.

— Не надо! — сказала она.

Он направился к двери.

— Это в музыкальном кабинете.

— Ральф, не ходи!

Он оглянулся на нее через плечо:

— Заканчивай собирать вещи. Я через минуту вернусь.

Джоанна смотрела, как он начал спускаться по лестнице; она хотела позвать его, остановить, но не сказала ни слова. Вместо этого она взяла сумку и вошла в ванную. Она положила в сумку зубную щетку, гребенку, кое-какую косметику... и вдруг услышала, как дверь за ее спиной мягко щелкнула, закрываясь.

Ее первой мыслью было, что об этом вообще не стоит задумываться. В двери, которая закрывается сама собой, нет ничего сверхъестественного: сквозняк, или она задела ручку, входя, и дверь медленно закрывалась. Даже после того, что случилось внизу, в этом нет причин беспокоиться. Надо просто пойти и открыть ее снова.

Дверь не пошевелилась. Ручка повернулась, но когда Джоанна потянула ее на себя, дверь не открылась. Она не была заперта — ее удерживала какая-то сила, которая не хотела, чтобы Джоанна ушла.

Она стукнула по двери ладонью и позвала Ральфа. Никто не ответил; никто не спешил ей на помощь. Она подождала, потом опять ударила в дверь — на этот раз кулаком. Потом двумя кулаками. Снова позвала, громче. Она молотила в дверь кулаками и отчаянно звала Ральфа, пока не исцарапала руки и не сорвала горло.

Страх подкрадывался к ней постепенно, словно удар в замедленной съемке. Бороться с ним было бесполезно, она это понимала. Страх, как и боль, рано или поздно всегда сокрушит человека. Это неизбежно — и остается только найти, за что зацепиться, пока он не пройдет, даже если это всего лишь мысль о том, что в конце концов он все же исчезнет.

Но если он не исчезнет? Если страх останется навсегда, будет непреходящим, превратится в вечный, мучительный вопль безысходности?

Нет! Это просто паника, он когда-нибудь кончится. Только первая волна... волна, волна... Волна по определению не может длиться всегда... Раздался звук, словно где-то в стене взорвалась маленькая бомбочка. Джоанна повернулась, задыхаясь от страха. Она попыталась определить, откуда именно он донесся, но в это время звук повторился — только уже в каком-то другом месте. Казалось он рождается где-то за плиткой и зеркалами, в толще самих стен. Такого звука Джоанна никогда не слыхала — острый, опасный, проникающий буквально повсюду. В том, как он повторялся, было что-то гипнотическое; с каждым разом Джоанне становилось не только все труднее определить его источник, но и убедить себя в том, что этот звук — не порождение ее собственного мозга.

Но потом случилось кое-что, и она перестала думать, будто воображает его себе. Все началось с другого звука, отвратительного царапанья, словно когти скребли по стеклу. От него у Джоанны сводило зубы — зато на сей раз она смогла определить, откуда он слышится, а потом ее словно непонятной магнетической силой потянуло к зеркалу. Она видела в нем свое отражение и обстановку ванной комнаты — но не на этом было сосредоточено ее внимание, а на самой зеркальной поверхности.

Она почувствовала, что там происходит что-то — и едва она это почувствовала, как на стекле начали появляться буквы — рваные, неровные линии, нацарапанные на серебристой блестящей поверхности с той стороны стекла; их словно выводила чья-то рука — но в таком месте, куда ничья рука не могла бы добраться.

Первой возникла буква "П" — но прежде чем она была завершена, начали появляться другие, почти одновременно, будто каждая отдельно гравировалась по линиям, которые висели в пространстве в какой-то неуловимой точке между Джоанной и ее отражением.

Она зачарованно смотрела, как строится слово. Сначала она не поняла его смысла, и на какую-то долю секунды подумала, что слова написаны на непонятном языке. Потом она сообразила, что это английские буквы, только она видит их задом наперед, как с другой стороны:

ПОМОГИТЕ

У Джоанны закружилась голова; она почувствовала, что падает, но как-то странно, словно валится в саму себя, теряя форму и плоть. Она уцепилась за что-то и на мгновение успокоилась: все хорошо, она немного повисит так, и все пройдет.

Толстый резиновый коврик на полу остановил ее падение. Она ударилась коленом, потом — локтем и кистью. Оттолкнувшись от пола, Джоанна поднялась на ноги. Она была невредима, но теперь понимала — от того, что случилось, нельзя ускользнуть даже в беспамятство.

ПОМОГИТЕ!

— Помогите! Ральф, помоги мне!

Она бросилась к двери и начала отчаянно дергать ручку. Неожиданно дверь открылась — словно по собственной воле, а не подчиняясь ее усилиям. Не щелкнули ни замок, ни щеколда; дверь просто открылась и выпустила ее.

Ральф входил в комнату в дальней стороне коридора, когда Джоанна, бледная от пережитого ужаса, выскочила из ванной. Он подбежал к ней.

— Джо, что случилось?

— Разве ты не слышал меня?

— Я вообще ничего не слышал. С тобой все в порядке?

— Просто давай уедем — прямо сейчас, пожалуйста.

Глава 56

Было всего только семь тридцать утра, когда телефон Сэма зазвонил. Сэм уже допивал второй кофейник и оборвал извинения Ральфа за столь ранний звонок.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя тревогу в голосе Казабона.

— Та женщина, которую вы искали вчера вечером. После вашего ухода она нанесла нам визит. И кажется, не только нам, но и родителям Джоанны.

— И?

Ральф заколебался.

— Я думаю, нам было бы лучше поговорить лицом к лицу. Мы с Джоанной сейчас в гостинице, но я могу приехать домой через двадцать минут. Вы можете встретить меня там?