Библиотека современной фантастики - Антология советской фантастики

Антология советской фантастики

Сто лиц фантастики

       Фантастика родилась вместе с искусством. Некоторые горячие головы утверждают даже, что она появилась раньше. Во всяком случае, вся известная нам первобытная мифология, весь народный эпос, если можно так выразиться, дышат ею. И позднее влияние фантастики сказывается на всей истории мировой литературы. «Одиссея» и «Махабхарата», «Парсифаль» и «1001 ночь», «Гаргантюа» и «Дон-Кихот», «Гулливер» и «Фауст», «Шагреневая кожа» и «Вий», «Легенда о Данко» и «Человек-невидимка», «Война с саламандрами» и «Маленький принц» — попробуйте представить себе, что сталось бы с этими творениями, если бы их лишили воздуха фантастики…
       М. Горький страстно доказывал, что искусство имеет право на преувеличение, что Геркулесы, Прометеи, Дон-Кихоты, Фаусты не «плоды фантазии», а вполне закономерная и необходимая трансформация реальных фактов. Казалось бы, зачем доказывать само собой разумеющееся? Затем, что с давних пор делались (и делаются) попытки расчленить нерасчленимое, противопоставить реальное фантастическому в литературе как «серьезное» «несерьезному», принизить фантастику, сведя ее до положения «несерьезной», «развлекательной» литературы. Да и самое фантастику не раз пытались подразделить на касты. Эти тенденции тоже прослеживаются в истории.
       Так, официальная мифология — это в глазах античного мира очень серьезно. А скажем, роман утописта тех времен Ямбула о сказочном острове, где нет ни богатых, ни бедных, ни рабовладельцев, ни рабов — это так… фантастика. А между прочим, Аристоник, вождь одного из народных восстаний, потрясших Римскую империю, пытался основать на Земле то самое «Государство Солнца», которое рисовал в своем романе Ямбул.
       Идиллические повести о пейзанах и куртизанах, далеких от действительности, как небо от земли, — это в глазах светского общества два-три века назад было изящной словесностью. А «Иной свет, или космическая история об империях и государствах Луны» Сирано де Бержерака — всего лишь развлекательной фантастикой. Теперь же без этой фантастики трудно представить полностью философскую мысль Западной Европы того времени.
       Сотни бездарнейших романов, претендовавших на художественное обобщение реальной жизни и отвергнутых жизнью сразу оке после появления на свет божий, — это было в глазах критиков XIX века высокой литературой. А Жюль Верн и Камилл Фламмарион — это же для детей!
       Но, во-первых, это не в большей степени для детей, чем Гюго и Войнич, Диккенс и Марк Твен. Во-вторых, среди детей, запоем читавших Жюля Верна и Фламмариона, были Циолковский и Эйнштейн.
       История повторяется. «Гиперболоид инженера Гарина» — это так… фантастика. А вот «Хлеб» или «Иван Грозный» — это, конечно оке, произведения настоящей литературы, ничего общего с фантастикой не имеющие.
       И так далее. Разумеется, мы здесь изрядно обеднили реальный процесс, иной раз было и наоборот. Но сделали мы это намеренно, чтобы лишний раз подчеркнуть в общем очевидную мысль: ценность произведений определяется не их принадлежностью к тому или иному роду литературы. Касты столь же противопоказаны искусству, как и жизни. Изъять элемент фантастики из литературы, выделить его в виде дистиллята или, того хуже, отвести ему третьестепенную роль столь оке немыслимо, сколь невозможно исключить, допустим, кислород из кругооборота элементов на нашей планете.
       Существует тысяча определений фантастики. Не хочется давать здесь тысяча первого, потому что опыт показывает: определения эти страдали и страдают односторонностью, неполнотой. При каждом из них какая-то часть фантастики, не по принципиальным, а по чисто формальным соображениям, оказывается на положении «низшей расы», а то и вовсе за бортом. Пострадавшей же в конечном итоге становится вся фантастика в целом.
       Кроме того, стираются временные грани в развитие фантастики. Между тем она отнюдь не одинакова в разные исторические эпохи. Это естественно: ведь и литература в целом не оставалась одной и той же в разные времена!
       Сказанное вовсе не отрицает необходимости специального литературоведческого анализа произведений фантастики. Напротив, есть основания подозревать, что многие беды этой последней как раз и коренятся в слабой разработанности ее теоретической базы. Разве есть у нас капитальные исследования, посвященные мировой фантастике вообще, и советской в особенности? Разве есть книги, рассказывающие об истории, об особенностях, о тенденциях развития фантастики — советской в первую очередь?
       Несколько интересных книг К. Андреева, Е. Брандиса и В. Дмитревского, Ю. Кагарлицкого и еще двух-трех литературоведов — книг, посвященных творчеству отдельных фантастов или отдельным проблемам фантастики. Несколько статей с различной постановкой вопроса о фантастике в целом. Вот пока и все наше богатство.
       Не удивительно, что при такой нехватке серьезных критических работ даже в толстом литературном журнале может появиться статья о фантастике столь удивительно беспомощная и субъективная, что применительно к поэзии, скажем, она выглядела бы просто скверным анекдотом. Надо надеяться, что это явление временное и настоящее литературоведение фантастики еще впереди.
       Эта статья далека от претензии хоть в какой-то степени восполнить пробелы серьезного литературоведческого анализа произведений советской фантастики. Хотелось бы лишь еще раз подчеркнуть, что фантастика есть неотъемлемая часть литературы. Как и любой другой области литературы, ей присущи свои специфические способы художественного отражения и познания действительности. И в том числе такая специфическая черта, заметно присущая именно современной фантастике, как отражение и познание действительности в тенденциях ее развития.
       Сколь многогранна жизнь, столь же многогранна и литература и ее ветвь — фантастика. Произведения фантастики бывают прогрессивными и реакционными, талантливыми и бездарными, умными и глупыми, Фантастика может принимать сотни ликов, как и любое иное творение искусства.
       Что такое фантастика?
       Утопический роман? Да. Антиутопия? Да. Занимательная популяризация научных знаний и возможных достижений науки среди детей? Да. Художественное осмысление сложнейших социологических проблем, стоящих перед человечеством и понятных только взрослым? Да. Тончайший психологический роман, построенный на той оке основе? Да.
       Этот перечень можно продолжить.
       Можно ли отнести к прогрессивной фантастике роман, в котором фигурируют «ненаучные», «иррациональные» элементы до «нечистой силы» включительно? Смотря по тому, во имя чего автор эти элементы вводит и какие идеи он в своем романе отстаивает (вспомним хотя бы фантастические произведения Гоголя). Соответствует ли нормам социалистического реализма фантастический роман о гибели человечества, о торжестве злых сил? По-моему, соответствует, если он способствует развитию у людей чувства ответственности за судьбы человечества, будит ненависть к силам реакции, зовет к борьбе за победу добра над злом.
       Ибо звать к борьбе за лучшее будущее, за коммунизм может не только живописное изображение коммунистического общества, но и картина того, какое ужасное будущее ждет людей, если продлятся дни умирающего общественного строя.
       Ценность того или иного произведения фантастики определяется не особенностями построения сюжета, не жанровой принадлежностью, не окраской фабулы в те или иные тона — от радостно-победных до трагических включительно, не тем, что изображает писатель-фантаст, а тем, как, с каких позиций, во имя чего он пишет. Идейная и художественная глубина, оригинальность мысли, совершенство исполнения — вот критерии оценки каждого произведения литературы вообще и фантастики в частности.
       Нас должны беспокоить не вопросы, о чем и для кого писать фантастам, справедливо отмечал в свое время И. А. Ефремов, а «наиболее передовые вопросы современности», которыми интересуется громадная читательская аудитория Советской страны. Несравненно важнее, подчеркивал он, каков тот компас, которым руководствуется фантаст в своем видении грядущего мира. С этой позиции образы борьбы за становление высшей формы социального устройства — коммунистического общества — должны составлять ведущую линию советской фантастики. Параллельно этому наша фантастика должна вскрывать возможности столкновения коммунистического мира, его общественного сознания с отживающими, но злобными и вредоносными идеями империализма, крайнего индивидуализма, мещанского соперничества в обладании вещами.
       Мы говорили о том, что фантастика не остается одной и той же в разные эпохи. На первый план в ней обязательно выдвигаются черты, отвечающие определенным потребностям данного времени. Современная фантастика — прямое порождение эпохи, борьбы мировых систем капитализма и социализма в условиях развертывающейся на наших глазах научно-технической революции, точнее — социально-экономических изменений, связанных с этой революцией. Отсюда — выдвижение на первый план той разновидности фантастики, которая условно именуется научной. Отсюда оке — повышенный интерес к проблемам будущего Земли и человечества.
       На обеих этих особенностях современной фантастики стоит остановиться подробнее.
       К научной фантастике часто относят только те произведения, сюжет которых не выходит за рамки научно объяснимого, рационального. За пределами этой категории остаются тогда произведения, где науке отводится роль некоей волшебной палочки, вдруг без всякого объяснения создающей невероятную ситуацию, или произведения, где действие развертывается под влиянием иррациональных сил. Подобного рода классификация имеет те преимущества, что она позволяет хотя бы в первом приближении определить характер того или иного произведения. Нельзя же на самом деле сваливать в одну кучу «Маленького принца» и «Соляриса», «Гулливера» и «Туманность Андромеды», только потому, что и то и другое фантастика! Кроме того, как уже упоминалось, элементы фантастики присутствуют во многих произведениях художественной литературы, которых к фантастике обычно не относят. Поэтому до тех пор, пока мы не определили, какие элементы являются главными, ведущими, какие второстепенными, вспомогательными, носят ли они научно обусловленный характер или суть плоды ничем не сдерживаемой авторской фантазии, ориентироваться в современной (да и не только в современной) фантастике затруднительно.
       Однако такая классификация весьма условна, схематична и недостаточна, поскольку с развитием фантастики все большее число произведений никак не укладывается в рамки либо рационального, либо иррационального.
       Действительно, куда прикажете отнести фантастический роман, в котором иррациональное служит лишь художественным приемом для утверждения вполне рациональной концепции? И наоборот, роман, построенный целиком на рациональной основе, но подводящий читателя к выводам, ничего общего с наукой не имеющим, к мистике, скажем? Или роман, который сегодня представляется «ненаучным», а завтра оказывается даже и не фантастическим? Ну, а если фантастика (научная или ненаучная — все равно) лишь художественный прием автора юмористического или сатирического произведения?
       Сама по себе недостаточность приведенной классификации еще полбеды. Беда начинается тогда, когда эта классификация становится основой для разделения фантастики независимо от идейной и художественной ценности, от «сверхзадачи» того или иного произведения на первосортную («научную») и второстепенную («ненаучную») или, еще того хуже, имеющую право на существование и такового не имеющую.
       Словно забывают о том, что и Гёте, и Гоголь, и Бальзак (скажем, в «Шагреневой коже») широко использовали иррациональное, а иногда прямо-таки нечистую силу. Что знаменитая «Машина времени» абсолютно ненаучна. Что сюжет «Аэлиты» с позиций рационального просто смехотворен, а тем не менее «Аэлита» навечно зачислена в списки сокровищ научной фантастики.
       И вовсе нелепа мысль, иногда высказываемая, будто бы научная фантастика куда более служит прогрессивным началам по той единственной причине, что она научна. Будто бы нет научных концепций, служащих реакционным целям, будто бы нет в буржуазной литературе реакционных произведений, построенных по всем правилам научной фантастики! И наоборот. Это примерно то оке самое, что обсуждать, какой системы пистолет лучше служит целям прогресса — маузер или браунинг?
       Видимо, повторяю, нужна большая литературоведческая работа над созданием надежного путеводителя по Стране Фантастики, где были бы четко очерчены области, районы и округа этой теперь поистине великой литературной державы, где была бы четко определена мера, какою следует мерить каждое произведение фантастики в соответствии с тем, что хотел сказать автор, что он действительно сказал и как сказал.
       Теперь об отображении в современной фантастике будущего Земли и человечества.
       Нашему времени присущи небывалые масштабы научно-технических и социально-экономических изменений. Человечество сегодня как бы на гребне стремительно несущейся волны, отделяющей настоящее от будущего. В потоке событий будущее то и дело переходит в настоящее, становится чем-то вроде постоянной составной части настоящего. Вот почему современная фантастика, тесно связанная с научно-технической революцией, не просто ориентирована на будущее: сохраняя преемственность традиций, она в еще большей степени, чем раньше, показывает через призму будущего окружающее нас настоящее.
       Кстати, это обстоятельство в значительной мере объясняет растущую популярность фантастики. В современных условиях многое зависит от умения вглядываться в тенденции развития, от «раскованности» мышления, от быстроты овладения новым, прогрессивным, от способности ориентироваться в сложных, подчас неожиданных ситуациях, преподносимых научно-техническим прогрессом. Фантастика — одно из наиболее действенных для воспитания этих качеств орудий искусства, ибо все перечисленное здесь составляет живую душу ее произведений. Фантастике (но не всей, конечно) весьма присуща тема героики. На Западе это обстоятельство не без успеха используется для фабрикации «суперменов» — литературных кумиров обывателя. В социалистическом обществе героический пафос фантастики открывает блестящие возможности для воспитания в человеке подлинного величия души и разума.
       Все это привлекает к фантастике все более и более широкий круг читателей с разными запросами, с разным уровнем подготовки. Все это порождает обилие задач, стоящих перед современной фантастикой, предопределяет ее разнообразие, многогранность, злободневность сюжетов, даже относящихся, казалось бы, к далекому будущему или к иным мирам.
       Как социолога, занимающегося проблемами социальной прогностики, меня прежде всего интересует в научной фантастике художественное изображение разных сторон будущего. Ведь будущее — заповедное поле фантастики, доступное только ей и никакому другому жанру литературы (кроме разве научно-художественного, но это особая статья). Меня очень огорчает, что поле это фантасты пока что освоили слабо. Но было бы странно судить о фантастике в целом только на этом основании.
       Во-первых, как мы уже установили, фантастика связана не только с будущим. Конечно, теперь, когда поверхность земного шара досконально исследована почти во всех закоулках, когда одно только слабое подозрение, что в каком-нибудь озере уцелел зауряднейший ихтиозавр, вызывает неописуемый ажиотаж, — теперь фантастике на «таинственных островах» и в «затерянных мирах» не разгуляться. Открыть новую «Плутонию» или Землю Санникова сложновато. Поневоле приходится все чаще стартовать в будущее — земное или космическое, все равно. Однако существует множество фантастических произведений, действие которых развертывается в прошлом и настоящем.
       Разве «Янки при дворе короля Артура» не фантастика, так сказать, обращенная в прошлое и тем не менее актуальная по сей день? А «Гиперболоид инженера Гарина»? Когда он создавался — это была животрепещущая, сиюминутная современность. Теперь это для нас — абсолютное прошлое. И тем не менее это самая настоящая научная фантастика, волнующая нас и сейчас. А «Человек-амфибия»? А «Лезвие бритвы»? Каждый может найти десятки произведений такого типа в последних сборниках фантастики.
       Во-вторых, в каком бы времени ни развертывалось действие фантастического романа — безразлично в прошлом, настоящем или будущем, — интерес к нему всегда связан только с проблемами настоящего, современного, сегодняшнего дня.
       Смешно искать в нынешних фантастических романах более или менее достоверное изображение общества будущего. Для этого необходимо развертывание целого нового комплекса научных исследований в области конкретных аспектов будущего Земли и человечества — исследований, опирающихся на положения исторического материализма и развивающихся в тесной связи с теорией научного коммунизма. Такие исследования в настоящее время только-только начинают развертываться. Ясно, что без опоры на их данные создать художественные произведения о будущем хотя бы такой же степени достоверности, как, скажем, «Айвенго» или «Петр Первый», о прошлом попросту невозможно. Я верю, что со временем такие романы, повести и рассказы обязательно появятся. Но пока что условий для их создания нет.
       Поэтому ни один писатель-фантаст, пребывая в трезвом уме и твердой памяти, вовсе и не претендует на то, чтобы излагать живописную «историю будущего». Когда в фантастическом романе изображается общество XXI или XXXI века, речь идет о не менее важном, чем научно-художественный взгляд в будущее. Речь идет о проблеме социального идеала, на который ориентируются уже сегодня, о борьбе вокруг кардинального, злободневнейшего вопроса — каким должен быть следующий шаг в истории человечества и каким должен быть для этого человек сегодняшнего дня. Словом, будущее служит лишь художественным фоном для разработки проблем настоящего и грядущего средствами фантастики. Сплошь и рядом поэтому изображение будущего в фантастических романах сугубо условно, явно гротескно, аллегорично, иногда нарочито-абсурдно. Можно ли всерьез воспринимать такую фантастику, пусть даже первоклассную научную фантастику высокого художественного и идейного уровня, как попытку изобразить достоверные картины будущего?
       Мы говорили о том, что социальная прогностика, как новый комплекс научных дисциплин по проблемам конкретных аспектов будущего, только еще начинает развертываться в полную силу. Тем не менее уже и сейчас ее данные убедительно свидетельствуют о том, что «проникнуть» в детали будущего научным или художественным взором весьма не просто. Да, мы знаем о том, что будущее принадлежит коммунизму, что научный анализ тенденций развития человеческого общества обязательно приводит к выводу о неизбежности смены капиталистического способа производства коммунистическим. Но как конкретно будет развертываться дальше процесс смены капитализма социализмом и коммунизмом? Как конкретно, говоря словами Маркса, завершится предыстория и начнется подлинная история человеческого общества? Какое будущее ожидает человечество хотя бы, скажем, в следующем веке?
       Судя по данным демографической прогностики, мир 2000 года будет вдвое более плотно населенным, чём современный: вместо 3,5 миллиарда на Земле будет жить примерно 6–7 миллиардов людей.
       Исследования в области научно-технической прогностики приводят к выводу, что эти 6–7 миллиардов людей будут потреблять минимум впятеро большее количество энергии, чем сейчас, не говоря уже о том, что открытие способа управления термоядерной реакцией может вообще предоставить в распоряжение людей практически неограниченное количество баснословно дешевой энергии.
       Мощная энергетическая база откроет новые горизонты amp; части добычи сырья и производства самых разнообразных веществ, — возможно, вплоть до синтетических материалов с заранее заданными свойствами, изготовленными из практически неограниченных запасов неорганического сырья, то. есть, пользуясь образным выражением Д. И. Менделеева, из. земли, воды, воздуха…
       Дальнейший процесс автоматизации и кибернетизации общественного производства на столь мощной топливно-энергетической и материально-сырьевой базе в принципе способен привести к изобилию важнейших материальных благ и в то оке время к значительному сокращению рабочего дня, допустим, до 4–5 часов в день.
       Сельское хозяйство при таких условиях также в принципе способно дать людям в десятки раз больше продуктов питания, чем сейчас.
       Располагая подобным технико-экономическим потенциалом, человечество в состоянии будет ежегодно закладывать сотни новых городов, озеленять миллионы гектаров пустынь, прорезать каналами целые материки и перегораживать плотинами морские проливы.
       Наконец, есть все основания полагать, что к 2000 году Луна, Марс и, возможно, Венера покроются научно-исследовательскими станциями землян. Весьма вероятно, что космонавты развернут исследования на ближних подступах к некоторым другим планетам солнечной системы.
       Опираясь на эти данные, можно с известной долей основания представить себе великолепные сотнеэтажные дворцы XXI века, утопающие в море зелени, глядящиеся в зеркало бассейнов, каналов и озер. И квартиру тех времен: с ванной-бассейном, с громадным телевизионным экраном во всю стену, который создает полный эффект присутствия и в ложе театра, и на трибуне стадиона, и в лекционном зале, и в кругу друзей.
       Можно представить богатый выбор роскошной одежды из синтетики, которая, подобно бумажной салфетке, выбрасывается в мусоропровод после одноразового употребления. И богатый выбор копеечных обедов из вкуснейших блюд — копеечных благодаря синтетическим продуктам питания, неотличимым от натуральных.
       Наконец, можно представить пассажирскую ракету, доставляющую вас за полчаса на другой конец света. И автомобиль (или автолет), двигающийся по заданному маршруту без непосредственного участия человека — под управлением электронного диспетчера. И атомовоз или атомоход, перевозящий грузы со скоростью 200–300 километров в час.
       Озелененная Сахара и города в Арктике под гигантским колпаком из пластика, дождь по заказу и искусственные плавучие острова в океане, регулирование вулканического режима Земли и начало планомерного освоения Марса — все это в принципе не выходит за рамки строго научных данных.
       Но у будущего в его конкретных аспектах имеются и другие стороны — грозные и загадочные.
       Сейчас на Земле накоплено столько ядерного оружия, что каждый город, каждый населенный пункт можно «перепахать» бомбами не один, а несколько раз подряд.
       Давно признано, что при первом же обмене ядерными ударами погибнут сотни миллионов людей. А многие из оставшихся в живых позавидуют мертвым, ибо будут умирать медленной, мучительной смертью под воздействием радиации и радиоактивных осадков. Ученые предвидят в этих условиях даже опасность физического и умственного вырождения всего человечества в целом. Между тем, помимо ядерного оружия, имеется еще оружие химическое и бактериологическое.
       И что тревожнее всего — ядерное, химическое, бактериологическое оружие грозит постепенно «расползтись» по всему свету. К нему тянут руки и боннские реваншисты, и марионеточные диктаторы, и самые разнообразные «гориллы» реакционной военщины. Опасность ядерного конфликта возрастает, на что специально указывали представители коммунистических- и рабочих партий, собравшиеся в Карловых Варах в апреле 1967 года.
       Американский империализм ведет во Вьетнаме самую странную, самую Грязную, дозированную войну, которая в любой момент может перерасти в мировой пожар.
       Может ли не поднять голос против такой опасности добросовестный ученый — и прежде всего ученый-марксист? Может ли не поднять голос подлинный художник вообще и писатель-фантаст в частности?
       Сейчас на Земле из трех с половиной миллиардов людей по меньшей мере два редко наедаются досыта. В свою очередь, из них примерно половина хронически голодает, а несколько сот миллионов из этих голодающих, по существу, умирают мучительной голодной смертью, питаясь впроголодь далеко не каждый день. И каждый день на земном шаре погибают от голода тысячи и тысячи человек!
       При существующей мировой системе капитализма с ее неоколониализмом, гонкой вооружений, погоней за сверхприбылями никаких радужных перспектив на улучшение во многих странах Азии, Африки, л Латинской Америки не открывается. Скорее даже наоборот: при стремительном росте населения жизненный уровень народных масс там и сям неуклонно понижается.
       Так что же, значит, на Земле к 2000 году вместо двух миллиардов будет голодать четыре или пять? И вместо полумиллиарда людей будет умирать голодной смертью миллиард?
       Может ли писатель-фантаст не поднять голос против этой опасности?
       А о каком подъеме уровня культуры в глобальном масштабе может идти речь, если почти половина населения Земли неграмотна? Причем половина — это в среднем. В Азии неграмотно почти две трети населения. В Африке — почти три четверти.
       Мы говорили о том, что автоматизация и кибернетизация общественного производства ведет к сокращению рабочей недели, высвобождает миллионы и миллионы работников. При одних социальных условиях это может означать появление новых миллионов учащихся и студентов, педагогов и врачей, работников науки и искусства. При других — миллионы новых безработных, миллионы человеческих трагедий.
       Мы говорили о цветном стереоскопическом телеэкране во всю стену. Этот экран может открыть широкий доступ каждому ко всем, сокровищам искусства и науки, может стать советником и учителем, гидом в увлекательном путешествии или окном к другу. Опять-таки при определенных социальных условиях. А при других — опиумом, иго дня в день часами одурманивающим миллионы людей не хуже любого сильнодействующего наркотика.
       Ну, а растущая преступность? А растущие алкоголизм и наркомания? А деморализация молодежи? А десятки тысяч убитых и миллионы раненых каждый год при катастрофах на дорогах Соединенных Штатов, Англии, Франции, ФРГ, Италии, Японии и многих других стран? И еще десятки тысяч убитых, миллионы искалеченных каждый год на заводах, фабриках, рудниках — жертвы чудовищной эксплуатации, отсутствия элементарной охраны труда? Ведь этот перечень можно продолжать без конца…
       Опираясь на эти данные, можно с не меньшей долей основания представить себе варварское истребление людей по последнему слову науки и техники, миллионы изможденных от голода людей за колючей проволокой концентрационных лагерей и миллионы других людей, сытых, имеющих, может быть, даже собственный дом и автомашину, но низведенных до уровня животных. Людей, которые несколько часов в день заняты отупляющим, изматывающим трудом живых роботов и которые остальное время убивают с помощью алкоголя, наркотиков, телевизионного дурмана. Можно представить свирепую полицейскую диктатуру, располагающую новейшими средствами слежки, подглядывания, подслушивания, может быть, даже чтения мыслей. И человека, затравленного электронными жандармами. И сожжение книг. И истребление памятников культуры. Нет такой выдумки писателя-фантаста — самой мрачной, самой зловещей, самой изощренной, которая не могла бы стать действительностью при торжестве, пусть временном, сил реакции, всего, что связано с попытками продлить жизнь умирающего общественного строя.
       Прогрессивные силы мира ведут борьбу за то, чтобы такое будущее никогда не стало действительностью. Писатель-фантаст, сражающийся в рядах прогрессивных сил, располагает могучим идейным оружием в этой борьбе — двуострым мечом фантазии. Он может противопоставить проклятому будущему капиталистического мира светлое будущее коммунизма, ради которого стоит жить и ради которого, если нужно, стоит отдать жизнь. И он может яркими красками художника показать, в какую пропасть ведет человечество капитализм, чтобы раскрыть глаза обманутым, чтобы побудить задуматься приученных не задумываться, чтобы удесятерить силы мира, прогресса, социализма.
       Тупить этот двуострый меч фантазии, запрещать писателю-фантасту действовать той или другой его разящей гранью — значит наполовину разоружить наши силы, соответственно увеличивая силы противника.
       Мы говорили о светлом будущем, во имя которого грудятся наши писатели-фантасты. Мы говорили о проклятом будущем, которым угрожает человечеству империализм и против которого всеми имеющимися средствами могут и должны бороться наши писатели-фантасты. Существует еще одно будущее — далекое, таинственное, загадочное, непознанное. Будущее, которое шаг за шагом раскрывает наука и которое наши писатели-фантасты должны осветить лучом искусства.
       Какое будущее ожидает человечество в условиях полностью автоматизированного и кибернетизированного общественного производства, в мире «умных машин», способных взять на себя всю тяжесть физического и большей части современных видов умственного труда? В мире кибернетических организмов, способных помочь человеку полностью освоить его родную планету, а затем, возможно, и всю солнечную систему? В мире кибернетических организмов, способных существовать в масштабах миллиардов земных и световых лет, способных осваивать галактику и метагалактику? Какова она, наша вселенная? В чем смысл существования человечества? В чем смысл жизни человека? К чему приведет встреча с высокоразвитыми цивилизациями иных миров и состоится ли она?
       На эти вопросы и многие другие еще нет достаточно полного и убедительного ответа. И пока существует человек, он будет искать ответа на них. Он обязан их искать, если он хочет идти вперед не вслепую. Обязан искать с помощью фантастики в том числе.
       Ясно одно: чтобы завоевать будущее, достойное человечества, нужна борьба с силами реакции, угнетения, милитаризма, под знаменем прогресса, мира, гуманизма, нужна борьба за коммунистическое будущее, за расцвет человеческой личности, возможный только в условиях коммунистического будущего.
       Вот почему в центре внимания каждого советского фантаста — пишет ли он о прошлом или о настоящем, о светлом будущем или об угрозе этому будущему — всегда остается одно: судьбы современного человечества в самых различных аспектах.