Проклятие Клеопатры - Пернатый оберег

Ну а мы с вами и вовсе мошки, которые служат кормежкой для хищных трав, кустарников и древовидных… Кстати, недавно я посетил дедушкины пенаты. На месте бывшего дома там громоздятся погорелые развалины: алкаши сожгли по пьяни. От бани не осталось и следа. Окрестные, давно не паханные пашни, теперь принадлежат неизвестному ООО, зарегистрированному на Кипре. А в пруду вместо карпов водятся дырявые ведра, рваные сапоги, старые автомобильные шины, пластиковые бутылки и разводы солярки… В заключение верный друг все же сообщил и хорошую новость. Оказывается, Додик вернется из узилища не сегодня-завтра, а не раньше, чем через месяц-полтора. У семейства Федотовых-Артюнянц еще остается время для принятия верного решения.

Воскресный день выдался чуть ли не на африканский манер. Уже с утра солнце жарило так, что пот смывал макияж с лиц прелестниц, устремившихся на пляж, к берегам тихоструйной речки Тамерланки. Но Ирине Степановне с Дуней некогда было нежиться в ее прохладных водах. Мужественно отказавшись от сарафанов, они нарядились в свои лучшие, увы, закрытые платья. Господину Артюнянцу сразу следует понять: его родственницы не вертихвостки, а женщины высокой морали, и не какие-то там голодранки, а как-никак принадлежат к среднему классу.

Пока ехали на электричке до Малинской, а потом пешком добирались до владений олигарха, с путешественниц сошло сто потов, но Ирину Степановну экстремальность погоды только радовала: в такую жарищу и духотищу Артюнянц не сидит в своей городской резиденции, а наверняка выехал в загородную. В виду крепостных стен, окружавших артюнянцевское поместье, его новоявленные родственницы спрятались за кустики, обновили там смытый потовыми ручьями макияж и предстали перед окуляром телекамеры у парадных ворот латифундии во всеоружии красоты. Только напрасны были все приготовления и последующие уверения, их вовсе оказался недостоин охранник, сидевший у телемонитора. Как ни потрясали незваные гостьи своими новенькими паспортами перед сторожевой оптикой, ничего хорошего они так и не вытрясли. Невидимый страж разговаривал с настырными посетительницами не очень-то вежливо, да что там – очень невежливо: просто предложил им убираться вон. Да еще сопроводил свое предложение упоминанием, правда безадресным, каких-то шаромыжниц, которых черт носит по улицам в такое пекло.

И пошли они, солнцем палимы, повторяя: «Суди его сталинским “особым совещанием”, а еще лучше – чекистской “тройкой” какого-нибудь реинкарнированного Эдмунда Феликсовича Дзержинского».

Не отошли отвергнутые родственницы и на двадцать метров от входа в обитель торжества богатства и власти, как рядом с помпезными воротами с тихим шуршанием открылась калитка, из нее вышел рослый молодой человек в псевдовоенной форме. Этот как бы типа военный догнал быстрым шагом уныло ковыляющих по дороге скорби униженных и оскорбленных женщин, вежливо с ними поздоровался, представился помощником начальника артюнянцевской службы безопасности и извинился за грубость своего подчиненного. Он сочувственно выслушал жалобы изгнанниц от парадного подъезда на зазнавшегося богатого родственника, на наглого охранника. Обвинения в адрес господина Артюнянца дипломатично не поддержал, даже сделал вид, что их вовсе и не слышал, а поведение охранника еще раз осудил, пообещал строго ему выговорить, но вместе с тем отчасти и оправдал. Разве охрана действует по своей воле? Приказано никого не пропускать, вот и не пропускают. И хозяина запрещено беспокоить по пустякам. И вообще увидеть господина Артюнянца, не говоря уже о том, чтобы с ним поговорить, для любого смертного, если он только не в ранге министра, – задача из разряда очевидно невероятного. Окончательно испортив настроение несолоно нахлебавшимся гостьям, вежливый помначохраны вдруг подал им надежду на благоприятный исход их дела, но надежду такую слабую-слабую, как тусклый-тусклый свет в конце длинного-длинного тоннеля.

Десять раз оговорившись, что ничего определенного обещать не может, он все же пообещал о них как-то помнить и что-то неопределенное предпринять. А чтобы извещать о результатах этих хлопот, ему неплохо бы знать номер телефона хотя бы одной из очаровательных новых знакомых. При этом добрый секьюрити поедал глазами Дуню, так что не оставалось никаких сомнений, чей именно телефончик он хочет заполучить. Ирине Степановне понравилось, что молодой человек не наглеет, ведет себя культурно, соблюдает приличия и вежливо уделяет внимание обеим дамам – и дочке, и матери. Но главное – он важное лицо в службе безопасности господина Артюнянца, и если не получилось, говоря словами полицейского друга, прислониться к боку самого олигарха, то притулиться поближе хотя бы к его охраннику – тоже дорогого стоит. Поэтому Дуня получила от мамы карт-бланш на знакомство, встречу, а в дальнейшем и на дружбу с Геннадием Цаплиным, как позже выяснилось, увы, не помощником начальника службы безопасности, а всего лишь почти помощником помощника начальника охраны артюнянцевской латифундии. Но на безрыбье и рак рыба!

Описание страданий семейства Федотовых-Артюнянц было прервано появлением запропавшей Дуни, которая наконец-то соблаговолила подкатить к родительскому киоску на дареной покойным Никитой иномарке. Ирина Степановна поспешно вышла из подсобки, и Глеб услышал, какой разнос она устроила безалаберной дочке:

– Ты хочешь свести родителей с ума?! Забыла, в какой стране живешь?! Тут потерял ребенка из вида на полчаса – уже кричи: «Караул! Похитили! Изнасиловали! Зарезали! Убили!» А ты с утра уехала, и от тебя ни звонка! И я дозвониться не могу! Отец уже в предынфарктном состоянии!

Дуня оправдывалась: забыла мобильник дома, а подруга, к которой поехала хвастаться дорогим иномарочным подарком, то ли от зависти, то ли от жадности сказала, что на ее телефоне счет обнулился.

Ирина Степановна только рукой махнула: вот уж истинно: маленькие детки – маленькие бедки, а с большими и вовсе чеканешься.

Увидев Глеба, Дуня его сразу узнала, хотя виделись всего два раза, да и то мельком, но поздоровалась без особой приветливости и большого желания общаться с ним не проявила. Наоборот, еще больше скисла и сразу попыталась отбояриться: мол, об обстоятельствах убийства Никиты она ничего не знает, а что знала – уже рассказала господину Духанскому. Пришлось Глебу очень серьезно предупредить девушку, что убийство – особо тяжкое преступление, расследуют его скрупулезно, вникая во все мелочи, и ей лучше подробно и без утайки рассказать обо всем, что произошло в день убийства и вообще об истории их знакомства и взаимоотношениях с погибшим. А то ведь недолго из свидетельницы превратиться в обвиняемую. Дуня подумала, тяжело вздохнула и согласилась рассказать все как на духу…

Глава 4

Поехав на свидание к Геннадию, Дуня рассчитывала легко направить мысли спасительного поклонника в нужном направлении. Были у нее веские основания так думать. Еще до поездки в Малинскую они с мамой решили так: если визит к Артюнянцу окажется удачным, оккультному петуху, приговоренному магиней вуду к ритуальному закланию, – жить. Если же олигарх не пожелает знаться со своими разнесенскими родственницами, голова намагиченного петуха падет с его плеч. И заговоренная петушиная кровь трое суток будет окроплять исколотую иглами куклу Додика, наводя на него окончательную и бесповоротную порчу. Когда посетительниц грубо прогнали прочь от ворот артюнянцевских владений, они не только взывали к чрезвычайной пролетарской Немезиде, но и мысленно решили участь злосчастного петуха, ведь его голова оставалась последним средством спасения для всей семьи. Смертоубийственные для обреченного Пети флюиды, испускаемые мозговой деятельностью Ирины Степановны и Дуни, долетели до адресата. Но ритуальный петух к тому времени уже и сам стал с усам: из объекта наговоров и заговоров он превратился в субъект колдовства. Как любой безобидный предмет, подвергнутый радиоактивному облучению, становится источником грозной радиации, так и заколдованный и замагиченный со всех сторон петух стал обладателем колдовских способностей. Кроме того, наволшебленный по самый гребень Петя познакомился с пятью очаровательными хохлатками, приобретенными Ириной Степановной на рынке в надежде на прибыльный петушино-ритуальный бизнес. Обрадованный Петя о бизнесе не думал, полагая, что хохлатки присланы исключительно для его услаждения, и не собирался расставаться ни с ними, ни с собственной головой. Поэтому он срочно испустил ответные, но уже колдовские флюиды, и секьюрити Цаплина потянуло к Дуне, как магнитом. Такое объяснение событиям, приключившимся с ними в Малинской, дали Ирина Степановна и Дуня. Многие скажут, что сделанный ими вывод – антинаучен. Чтоб петух, да еще на большом расстоянии, смог повлиять на поведение людей?! Сущий бред! Бред-то бред, но кто может на сто процентов исключить и такое объяснение происшедшего? А вдруг?

Вот почему Дуня отправилась на свидание с Геннадием, чувствуя за собой незримую поддержку непознанных наукой вудистских сил, наделивших намагиченного петуха колдовскими способностями. И Геннадий, уж неизвестно, по собственной ли инициативе или незримо управляемый петушино-волшебными наговорами, с каждым новым свиданием влюблялся в Дуню все больше. Во всяком случае, не уставал ее в этом уверять. Дуня же и ее родители искали в Цаплине лишь возможного спасителя и защитника от жуткого Додика. Но наслушавшись комплиментов от поклонника, Дуня стала подумывать; а не сможет ли Геннадий совместить два схожих ремесла – и защитника, и жениха? Конечно, не такого жениха она во сне видала – далеко не принц и даже не лорд. С другой стороны, и не уголовник, не наркоман и не пьяница. А то подкатывался к ней старший братец Титикаки – алкаш алкашом! Совсем недавно был парень как парень. Когда только успел спиться? С пьяной рожей осчастливливал своим вниманием. Как вспомнишь такого кавалера, так вздрогнешь! Уж о Додике не говоря. А у Гены и квартира в Москве, и дом в дачной местности, и сам на хорошей должности – зарабатывает прилично, и ведет себя культурно. Не то чтобы совсем не распускает рук, но и не наглеет бессовестно. Дуня мамины наставления о девичьей гордости, которую нужно беречь смолоду, помнила хорошо. И о том, что приключалось с подружками, забывшими материнские наставления на эту тему по причине легкомысленности девичьей памяти, тоже была наслышана. Но и особенно носиться с этой самой гордостью тоже не было большого резона. А то ведь прогордишься – и останешься с ней, драгоценной, на бобах, куковать в одиночестве. Когда же и любить, как не в восемнадцать лет?! Те же подружки-сверстницы уже приобрели такой богатый опыт в любви – хоть пиши пособие по технологии секса. А у нее всего и было, что вспомнить-то нечего! Общаться с принцем на белом коне разумеется, предпочтительнее, да где он гарцует – поди отыщи! Зато секьюрити силовой защитной структуры и защитить свою девушку сможет не хуже принца – даром что ездит на иномарке, а не на белом коне. И когда Геннадий прямо в машине захотел перейти заветную запретную черту, Дуня его остановила, объяснив, что у нее для любви сейчас нет никакого настроения. И поведала о своей беде.

Геннадий очень подробно расспросил свою почти возлюбленную обо всех обстоятельствах ее конфликта с Додиком и (вот что значит профессионал!) не стал хвастать: «Я тебя защитю! Я всех победю!» – а обещал изучить этот вопрос по своим каналам и сделать все возможное для защиты семьи Федотовых. На следующем свидании Цаплин, весь сосредоточенный, своих легкомысленных попыток перейти заветную запретную черту не возобновлял, а сразу сообщил, что Дунина проблема оказалась гораздо серьезнее, чем можно было предложить. Начальник службы безопасности, к которому Геннадий обратился за советом и содействием, объяснил, что будь Додик сам по себе, его приструнить, а если добром не поймет – устранить было бы проще простого: да хоть перехватить его по дороге из лагеря в Разнесенск и отдать на съедение его собственному крокодилу. Но Додик – сын главаря разнесенской ОПГ, криминального авторитета и авторитетного бизнесмена Табунова, чья ОПГ, как и любая ОПГ, не может существовать без высокого заступничества и покровительства. К криминальному фамильному дуэту Табуновых на хромой козе не подъедешь! Привлечь Додика к ответственности по закону даже после расправы над Федотовыми будет невозможно. Ведь не станет же он скармливать Дуню и ее родителей крокодилу средь бела дня перед зданием администрации Разнесенска! Потерпевших сначала похитят, вывезут в укромное место, а уж там и изготовят из них трехразовое диетическое питание для прожорливой рептилии. И хотя все будут уверены, что к исчезновению, а затем и к убийству Федотовых причастен Додик, где доказательства? Во время судебного процесса адвокат просто морально уничтожит прокурора. Где орудия убийства? Где трупы? Где отпечатки пальцев и потожировые следы рук подсудимого на них? Где свидетели преступления, наконец? Может, господин прокурор предложит допросить в судебном заседании крокодила? Ведь это единственный свидетель обвинения! Да что там! Прокуратура даже не станет возбуждать уголовного дела, чтобы не позориться! Если же устранить Табунова-сына превентивно, упомянутым или иным способом, его отец не останется равнодушным. Это было бы не по понятиям. А понятия для криминального авторитета – святое! Он будет мстить! Конечно, до господина Артюнянца ему вряд ли удастся добраться, но подвергать хоть малейшей тени опасности жизнь хозяина недопустимо! Если бы кто-либо из службы безопасности даже намекнул на такой вариант действий, он немедленно был бы уволен! Значит, если идти неформальным путем, следует устранить обоих Табуновых, желательно одновременно. И это службе безопасности господина Артюнянца вполне по силам. Была бы для такого варианта решения вопроса уважительная причина: конфликт деловых интересов или нелояльное отношение Табунова-старшего к господину Артюнянцу. Силовое урегулирование такого рода конфликтов происходит сплошь да рядом: каждый день СМИ сообщают о заказных убийствах деловых партнеров или конкурентов. Деловые люди к этому привыкли, и если бы авторитетного бизнесмена господина Табунова устранили по такой причине, бизнес-сообщество отнеслось бы к этому событию с пониманием. Такие действия вполне соответствуют понятиям. Но если служба безопасности господина Артюнянца ликвидирует авторитетного и уважаемого бизнес-сообществом предпринимателя только за то, что его сын не поладил с какой-то девчонкой, этого никто не поймет, напротив, все осудят. Потому что такой поступок уж никак не соответствует понятиям! А жить в обществе и быть свободным от общественного мнения не может себе позволить даже господин Артюнянц. Следовательно, служба безопасности в это дело вмешиваться не будет и предоставляет возможность событиям протекать своим чередом. Таким неутешительным итогом завершил свою речь Цаплин.

Сердце Дуни опустилось куда-то в область желудка, душа упала в пятки, а мозг обожгло запоздалое сожаление: зря потеряно драгоценное время. Напрасно понадеялась на якобы намагиченного петуха с его будто бы наведенными колдовскими способностями и на Гену Цаплина. Нужно было, не мудрствуя лукаво, точно выполнять предписание колдуньи: отрубить голову петуху и сделать последний и решительный отворот Додику, а заодно и его папаше. Чтобы семейка Табуновых, которая была в Разнесенске всем, разом стала никем. Но не все потеряно. Сегодня же вечером вместе с Титикакой начнем окроплять петушиной кровью и колоть иглами ритуальные куклы обоих Табуновых, и я уверена, что эта наисильнейшая вудистская порча подействует в положительном смысле, то есть наведет на них какую-нибудь тяжелую болезнь, вроде свиного гриппа. А мы, пока Табуновы истекают соплями, успеем убежать в Сингапур. Ты же, петух-обманщик, доживаешь последние часы своей никчемной жизни! Такой ужасной угрозой завершила Дуня свои размышления.

В ту же секунду непознанные наукой флюиды, а может, такие же непознанные волны, источаемые воспаленным от страха Дуниным мозгом, долетели до Разнесенска и пронзили федотовский сарай, где после трудов супружеских праведных на насесте среди ублаготворенных хохлаток мирно дремал несправедливо обруганный Дуней магический петух. Разбуженный Дуниными флюидами, Петя вдруг встрепенулся, испуганно оглянулся, захлопал крыльями и ответил Дуне мощнейшим потоком колдовских флюидов, а может, не флюидов, а опять же непознанных наукой, но явно магических волновых субстанций. Во всяком случае, Гена Цаплин, хранивший мрачное молчание и пребывавший как бы в траурной прострации, внезапно очнулся, потер ладонью лоб, поглядел на Дуню сначала недоумевающим, а потом жалостливым взглядом, обнял отчаявшуюся девушку за плечи и ласково сказал:

– Успокойся, пусть наша служба безопасности отказалась решать твои проблемы, это сделаю я сам.

«Нет, петух-то, пожалуй, все-таки намагничен, то есть намагичен, – подумала Дуня, – нельзя его резать».

– Но тебе придется сегодня поехать ко мне в гости, и необходимо остаться со мной дня на два, на три. Надеюсь, нам не будет тесно вдвоем в моей комнате.

«Понятно, – горько усмехнулась про себя Дуня, – все вы, мужчины, такие… Нет чтобы сделать для девушки что-то бескорыстно. Куда там – ничего бесплатно! Только дашь на дашь… – Но тут же Геннадия и оправдала: – Кто в наше время вообще что-нибудь станет делать за так? Никуда не денешься – рыночное общество! И потом… В Гену я, конечно, не влюблена, но он мне и не противен, даже нравится. Почему бы не совместить довольно приятное с очень полезным и даже жизненно необходимым? Если мы станем близки, то уж свою-то невесту, почти жену, Геннадий точно постарается защитить и спасти…»

Дуня позвонила маме и сообщила, что хочет познакомиться с родителями Геннадия и, чтобы по темноте не возвращаться домой, у его родителей и переночует. Ирина Степановна хотела было восстать против такого попрания правил девичьего поведения и приличий, но потом вспомнила, как сама выходила замуж – тоже не очень придерживаясь принятой в те времена канонической последовательности событий, – и сделала вид, что поверила в платонические намерения дочери.

А Геннадий привез Дуню в свой малинский загородный дом и действительно познакомил со своей матерью. Правда, при этом больно царапнул по Дуниному самолюбию. Представил гостью не как свою невесту, на что надеялась Дуня, и даже не как подругу, а небрежно назвал просто знакомой. Дуня постаралась не показать обиды. В ее положении было не до гордых выбрыков. К тому же Геннадий мог при этом не иметь никакого желания ее унизить: ляпнул от невысокой культуры и отсутствия такта. Кроме Анны Ивановны, мамы Геннадия, Дуня познакомилась с молодой женщиной по имени Оксана. Она возилась с мальчуганом, называя его то Михасиком, то Мишенькой. Когда мальчика уложили спать, Анна Ивановна пригласила взрослых пить чай. Геннадий украдкой шепнул Дуне:

– Как только сядем за стол, я заведу разговор о твоих занятиях вудистской магией. Ты поддержи и потом только весь вечер об этом и говори: хочешь, правду или рассказывай все, что взбредет в голову. Но не умолкай ни на минуту и мусоль только одну тему колдовства. Учти, от этого разговора зависит твое спасение.

Расспрашивать Геннадия, зачем это нужно, было некогда, и Дуня старалась выполнять его указания и за совесть, и за страх – весь язык отболтала. Анна Ивановна и Оксана слушали, разинув рот, ахали, охали, удивлялись и проникались к Дуне все большим почтением, приправленным опасением. И Оксана, прощаясь (ей нужно было возвращаться в дом своих работодателей Никандровых), пообещала, что сегодня же расскажет про Дуню дочке своего хозяина Марше, которая вообще-то живет в Америке, но сейчас приехала в гости к отцу. Марша тоже увлекается религией вуду и наверняка захочет с Дуней пообщаться, у них найдется о чем поговорить. Геннадий вызвался проводить Оксану, Дуня тоже пошла с ними прогуляться за компанию. Дошли до грандиозных ворот никандровского поместья, и Дуня поняла, что Оксанин хозяин Никандров, встретив господина Артюнянца в дебрях или джунглях российского бизнеса, вполне может к нему обратиться, как какой-нибудь удав Каа к тигру Шерхану: «Мы с тобой одной крови – ты и я!»

Наутро недоспавший после бурной ночи пылкой любви, но довольный Геннадий собрался на свою охранно-безопасную службу и, поцеловав Дуню на прощанье, оставил ей ценные указания:

– Сиди дома, никуда не отлучайся. Позвонит Оксана или сама Марша и пригласит в гости – соглашайся с благодарностью, но объясни: сейчас прийти не можешь – занята, получаю, мол, из астрала новые заговоры-наговоры. Или придумай еще что-нибудь в том же роде. Но как только я тебе позвоню – бегом к Никандровым без всякого особого предупреждения о своем визите.

– Если я не договорюсь заранее, охрана меня не впустит, – испугалась Дуня. – Помнишь, как обругали нас с мамой ваши охранники?

– У Никандровых на воротах дежурит Сергей Кузьмич, обязательный, культурный мужчина, бывший подполковник Космических войск. Он тебя не обидит, – успокоил Дуню Геннадий. – Ты только слушайся меня и останешься живой и здоровой.

Оксана, которую Геннадий всегда считал бесхитростной, простоватой, а если прямо сказать – бестолковой женщиной, потому и осталась на бобах, разведясь с его старшим братом Гришей, неожиданно показала себя дамой не промах. Видно, пообтерлась в столице, поняла, откуда деньги берут. Она позвонила сначала самому Геннадию с утречка, но попозже, и рассказала, что передала Марше все-все, о чем говорили он сам и его новая знакомая. Что Дуня – любимая ученица всемощной колдуньи высшей степени посвящения, практикующей вуду-магию с использованием ритуальных кукол и петухов и обладающей сверхмагической силой. Поделившись с Дуней всеми своими оккультными знаниями, всемощная ведунья назначила ее своей заместительницей на земле, а сама ушла в астрал, и следы ее затерялись в параллельном мире. Мисс Марша, услышав про такое диво, вся загорелась, просила поскорей познакомить ее с ученицей волшебницы и пообещала Оксане щедро заплатить ей за такую услугу. Геннадий намек понял и тоже посулил вознаградить бывшую родственницу за проявленное усердие.

– А еще я рассказала Юлии, как твоя Дуня подкармливала ту бездомную собачку, – вдохновилась надеждой на дополнительный бонус Оксана. – Теперь и Юлия прониклась к ней симпатией.

Геннадий пообещал раскошелиться и за дополнительный сервис и заверил, что Дуня обязательно придет повидаться с Маршей, но попозже. Сейчас она как раз через астрал общается со своей всемощной учительницей.

Дуня с утра сидела как на иголках. Где-то в полдень позвонила Оксана, передала приглашение Марши. Дуня стала объяснять про занятия в астрале, как учил ее Геннадий, но Оксана, недослушав, отключилась. Ближе к вечеру Геннадий наконец скинул на Дунин мобильник эсэмэску: «Быстро к Никандровым. О Додике ни слова. Своими проблемами никого не грузи».

Дуня почти бегом добралась до помпезных никандровских ворот и робко пролепетала в переговорное устройство:

– К госпоже Марше. Оксана сказала, что меня пригласили, – и заранее съежилась, ожидая грозного рыка: «Пшла прочь! Ходют тут всякие…» Но против всякого ожидания услышала невероятный по вежливости ответ:

– Извините, милая девушка, я не получал относительно вас никаких распоряжений. Не соблаговолите ли назвать ваше имя, а я поставлю в известность мисс Маршу о вашем визите.

– Дуня, – пропищала визитерша (ее полное имя «Авдотья» казалось ей несколько старообразным, и она не любила его называть) и поднесла к видеооку свой раскрытый паспорт.

– Дуня, – вслух прочитал вместо «Авдотья» невидимый охранник (о, скромное обаяние интеллигентности!), – Афанасьевна, гм, Артюнянц? – огорошенный страж не смог скрыть удивления.

Но вот что значит хорошее воспитание – не полез в душу с бесцеремонными расспросами: «Вы из тех Артюнянцев? Каким двоюродным забором приходится ему ваш плетень?» Нет, хранитель ворот, еще раз извинившись, связался со своим начальством или прямо с Маршей, калитка с гостеприимным шуршанием въехала в стену, и бывший подполковник космических войск Сергей Кузьмич Воробьев любезно пригласил посетительницу войти. Усадил ее на резную скамейку возле караулки и развлекал культурным разговором до приезда джипа, на котором другой вежливый охранник отвез Дуню к особняку. Кстати, культурность, интеллигентность, любезность и вежливость Сергея Кузьмича произвели на Дуню такое сильное впечатление, что с тех самых пор она составила самое прекрасное мнение о Космических войсках и много позже, встречая уж очень любезного официанта, охранника или кого другого из обслуживающего бизнес-персон персонала, непременно осведомлялась:

– Вы случайноне служили в Космических войсках? – И по большей части ее предположения подтверждались.

Впрочем, иногда любезный официант возражал:

– Нет, я бывший офицер РВСН (то есть, Ракетных войск стратегического назначения).

А галантный швейцар, понизив голос, почти шептал:

– Я служил в ГРУГШ (то есть в Главном разведывательном управлении Генерального штаба).

Ну а молодцеватые, прекрасно сложенные и до ужаса очаровательные стриптизеры в женских ночных клубах браво рапортовали:

– Мы из ВДВ! (то есть из Воздушно-десантных войск).

И Дуня, беседуя с дамами из высшего общества на презентациях и корпоративных журфиксах, частенько высказывала мнение, что если бы обслуга составлялась непременно и исключительно лишь из выпускников военных академий и высших военных училищ, российский сервис ничуть не уступал бы европейскому. Но не будем забегать вперед…

Никандровский особняк выглядел настоящим дворцом Шахерезады, и Дуня невольно подумала, что загородный дом Цаплиных, которым Геннадий так хвастался, по сравнению с этим величественным сооружением – не более чем собачья конура. Охранник, привезший Дуню, в особняк ее не пригласил, а подвел к увитой диковинными растениями беседке, точнее – к изысканному павильону, где за длинным столом из красного дерева, окруженным умопомрачительной стоимости стульями на десять персон в том же стиле, сидели только две персоны: рыжекудрая девушка и интересный мужчина золотомолодежного вида. Дуня быстрым взглядом сразу оценила их одежду – просто, изысканно, сверхмодно, очень дорого. Рыжекудрая приветливо улыбнулась и представилась Маршей. Молодой человек тут же поправил с ехидной усмешкой:

– Не Марша, а мисс Марфа!

– Это мой брат Никита, – отмахнулась от него Марша-Марфа, – не обращайте внимания на его приколы.

В это время прислуга, молодая красивая брюнетка с голубыми глазами, принесла четыре коктейля. Для кого четвертый, выяснилось быстро. По аллее к павильону приближалась экзотическая процессия: впереди бежали две крохотные собачки, а за ними шла молодая девушка в одеянии, представляющим коктейль из всех молодежных мод – от «Эмо» до «Панк». Дуня, которая в силу своего возраста молодежной модой очень интересовалась, даже рот разинула, пытаясь определить, что это за стиль такой.

– Это у нас называется «быть самой собой», – тем же ехидным тоном разрешил Никита ее недоумение.

На плече у самодостаточной девицы сидела светло-желтая кошка, а замыкал парад другой представитель кошачьих – здоровенный мордастый серый котяра. Девушка с улыбкой поздоровалась с Дуней и, протянув ей руку, сказала, что зовут ее Юлией, она наслышана о Дунином благородном поступке – спасении от голода бездомной собачки, и благодарит ее.

– От имени и по поручению всех бродячих лишайных шавок, – тут же уточнил Никита.

– Но одного благородного поступка мало, – продолжала Юлия, с презрением проигнорировав колкость брата, – гуманным людям следует объединяться и творить добро, спасая бедствующих друзей человека, всегда и везде. Например, почему бы не организовать приют для бездомных собачек в Разнесенске, чтобы тем самым спасти несчастных от злых людей, которых, видимо, в городе много?

– Опять она со своей Гринписью, – вслух прокомментировал Никита гуманное предложение Юлии.

Девушка снова проигнорировала насмешку. Разговор принимал нежелательный оборот. Гена Цаплин настоятельно просил Дуню не грузить Никандровых ее разнесенскими проблемами со «злыми людьми» и даже напомнил об этом в своей эсэмэске. Потому Дуня постаралась отвлечь собеседницу от скользкой темы:

– Какие у вас миленькие собачки! Как их зовут?

– Уся-Руся, – раньше хозяйки подсказал Никита.

Юлия бросила на брата неприязненный взор, у нее даже ноздри раздулись от злости.

– Беленькую зовут Усладой, а рыженькую – Русланочкой.

Дуня сделала вид, что не заметила неприличного перевирания Никитой собачьих кличек:

– А у кошечек какие имена?

– Вот эта, – погладила Юлия лежащую у нее на плече мурлыку песочного цвета – египетская…

– …засранка, – продолжил Юлину рекомендацию Никита.

Глаза Юлии уже метали молнии, но она из последних сил продолжала делать вид, что пренебрежительно игнорирует издевательские насмешки брата:

– Вот эту египетскую кошечку зовут Клеопатра, а котика, – она указала на серого мордастого котяру и, бросив пронзительный взгляд на Никиту, взяла со стола свой коктейль…

Если Никита сейчас обзовет и этого кота, Юлия влепит ему коктейлем прямо в физиономию, уверенно предположила Дуня. Никита, уже раскрывший рот, чтобы сказать сестрице очередную пакость, видно, тоже догадался о неминуемых последствиях и рот закрыл. А Юлия смогла беспрепятственно закончить фразу:

– …а котика я назвала Брутом.

Назревавший силовой конфликт завершился перемирием, но Дуня обратила внимание, что все то время, когда Никита издевался над Юлией, Марша – нет чтобы заступиться за сестру – едва скрывала злорадную усмешку. Юлия успокоилась, перестала метать глазами молнии и в окружении своей хвостатой свиты уселась за стол. Завязался разговор на общеинтересную тему. Марша рассказала, как, увлекшись религией вуду, специально ездила на Гаити, чтобы воочию ознакомиться с практикой тамошних колдунов по воскрешению мертвецов и превращению их в зомби. К сожалению, с главным колдуном ей встретиться не удалось – он погиб во время землетрясения. Но зазомбированных им бывших мертвецов она повидала достаточно. Рассказ Марши дополнил Никита: зомби-гаитяне – это еще что! И посетившие Гаити россияне, бывало, попадались на ту же колдовскую удочку! Он, например, лично знаком с одной такой зазомбированной в Гаити на голову путешественницей… Марша пренебрежительно пожала плечами, а Юлия бросила на нее быстрый взгляд и слегка усмехнулась.