Партизаны Третьей мировой

Алексей Колентьев

Партизаны Третьей мировой

Противник ослаб, но не хочет сдаваться:

Ведь пленных уморят иль сразу убьют.

Спасенья усталый солдат добивался,

Так дайте ж разбитым покой и приют.

Мишель де Нотрдам (Нострадамус)

* * *

Россия. Отрезок федеральной транзитной магистрали М-53 (Новосибирск – Кемерово – Красноярск – Иркутск), удаление около 70 км от ближайшего населенного пункта. 22 июля 2011 года, 04:49 по местному времени. Старший смены группы сопровождения грузоперевозок Антон Варламов, сотрудник иркутского ЧОП «Булат». Охрана и сопровождение грузовой колонны.

Ночной перегон по изрытой трещинами старой объездной дороге – вообще удовольствие ниже среднего. Обычно на ночь мы останавливаемся в каком-нибудь клоповнике или съезжаем с трассы, чтобы разбить лагерь. Но в последние несколько лет это стало невозможно: фирма-грузоперевозчик ставит жесткие условия по срокам, поэтому экономится каждая секунда, на счету каждый пройденный километр. Наша колонна – это три большегрузные фуры, напоминающие скорее корабли среднего тоннажа, да одна машина сопровождения – мой боевой «жигуль», раскрашенный в бело-красно-черные цвета охранного агентства. Кризис, разразившийся два с половиной года назад, ударил по всем, кто хоть что-то делал. А когда одно за другим стали закрываться предприятия, фирмы и фирмочки, охранять тоже стало нечего. Закрылись, с перерывом в пару месяцев, сразу два ЧОПа, в которых я работал. Но пока мне повезло: получилось наняться в «Булат». Контора эта славилась тем, что ее основали бывшие менты, державшие большинство крупных подрядов на железной дороге и автомобильные грузоперевозки по области. Но и им приходилось кисло: за последние три месяца штат сотрудников на треть сократили и мы, выезжавшие на сопровождение грузов нормальной бригадой из восьми человек, теперь вынуждены были работать вчетвером. Однако работа есть работа, даже если понимаешь, что рисковать за жалкие пятнадцать – двадцать тысяч плюс премиальные – это стремно. Мне выпало ехать во главе каравана, да еще в одиночку, освещая изобилующую ямами колею жидким светом фар служебной «пятерки». С картой в одной руке и прыгающей «баранкой» в другой я вел колонну. Изредка приходилось останавливаться, чтобы по рации подбодрить водил трех трейлеров, движущихся в отдалении. Народ матерился, но ехал следом, поскольку это был единственный способ миновать затор на основной магистрали, образовавшийся из-за крупной аварии. Открытый тягач, везущий подержанные «японки» в Новосибирск, не рассчитал скорость, пытаясь обогнать какую-то легковушку, перевернулся и перегородил всю трассу. То, что скоро образуется настоящий затор и надо искать объезд, в голову пришло только мне. Быстро доложив диспетчеру об изменении маршрута, я дал команду нашему маленькому каравану съезжать с трассы сначала на небольшой отрезок грунтовки, ведущий в какой-то поселок километрах в сорока на юго-запад. Водилы стали возмущаться, но Мишка Овчинников, или просто Михась для друзей, быстро угомонил шоферской профсоюз и мы строем двинулись в объезд.

...«Пятерку» тряхнуло на ухабе, выровняв руль и снова сверившись с картой, я наконец-то вырулил на криво заасфальтированный съезд, снова выходящий на основную трассу. Водители приветствовали появление ровной дороги одобрительными гудками, словно это не они два часа назад материли меня на чем свет стоит. Михась сообщил по рации, что из графика выбиваемся часов на десять-двенадцать. Что тут остается делать? Значит, идем без заезда в кемпинг, чтобы наверстать время. Ничего особенного, такое бывает очень часто, я за пять лет привык. Снова затрещала рация:

– Я «полста пятый», у замыкающего ситуация, требует отработки по одиннадцатому, «полста первый», как понял?

Черт! Это Андрей Ильинский, наш самый молодой артельщик, все еще шпарит по кодовой таблице и слишком легко верит водилам. Эти хитрые граждане уже просекли, что остановки на пожрать не будет, и просемафорили в «хвост», чтобы тот «сломался». И может быть даже поломка настоящая, водители у нас виртуозы и могут ездить даже на трехколесной телеге без мотора, но все мы люди. Водителю платят не только за доставку груза, но и за километраж, поэтому так и так он свой оклад получает, торопиться им некуда. Да и устали люди: третьи сутки идем почти без отдыха. Даже отлить подчас приходится в бутылку, чтобы не выбиваться из графика. Я лично усталости уже который год не замечаю, работа позволяет жизни просто идти своим чередом. Мелкие и средней серьезности проблемы словно снежинки на сильном ветру – пролетают мимо, некогда обращать на них внимания. Я беру микрофон с пассажирского сидения и, отжав тангенту, уже в который раз начинаю перебранку суровым тоном:

– «Полста первый» – «полста пятому»! Скажи водиле, пусть хоть на себе груз тащит, но пойдем по графику! А будет выступать, передай, что даже прогонных за километраж не получит, я лично поспособствую...

– Варенуха, старый хер! – в наш разговор вклинивается веселый голос, это Михась. – Опять ты молодого на «фу-фу» развел. Сказано же было: портвейн и шлюхи только в Новосибе, или не терпится?!.

Так мой напарник разрядил обстановку. Теперь ушлый пятидесятилетний Виталий Варенуха, который как раз и ведет замыкающую фуру, пристыжен. У водил свой гонор, свой кодекс, по которому все херня, главное показать свои мастерство и удаль. А тут его пробивают на предмет «сачка», что очень обидно. Поэтому теперь его оправдания насчет стуков и хрипов в моторе железного коня воспринимаются несерьезно. Мишка снова меня выручил, избавив от как минимум получасовой перебранки с хитрым шоферюгой. Не то чтобы я недолюбливал водителей вообще, но конкретно с этой бригадой мы едем только второй раз и еще не успели толком притереться друг к другу. Понять водил можно: машина чужая, зарплата мизерная, а риск упокоиться под придорожным кустом после нападения дорожных бандитов очень велик. Едут и боятся. Да еще дрожат за сохранность груза, за который в случае чего придется по полной отвечать перед хозяевами...

– «Полста первый», ответь «полста второму». – Хриплый из-за статических помех голос приятеля оторвал меня от невеселых мыслей. – Как там обстановка впереди?

С Овчинниковым я знаком давно. Мишка переходил со мной из одной фирмы в другую, как только закрывалась первая, и вот уже десять лет мы на пару тянем охранную лямку, постоянно прикрывая друг друга. Он моложе меня на шесть лет, пришел в охрану сразу из армии, надеясь перекантоваться какое-то время, пока не найдет работу получше, да так и застрял. Смуглый, черноволосый, с жесткой щеткой усов под курносым носом и веселыми глазами-маслинами, Михась очень походил на какого-то советского актера времен перестройки, говорил, быстро выпаливая слова, отчего любая, даже самая серьезная мысль у него выходила как затравка для веселого анекдота. Мишка служил где-то на Дальнем Востоке, но про свою службу ничего не рассказывал, упоминал только, что ходил на военном сторожевике по Амуру, и все. Там же, видимо, научился ловко биться врукопашную, отчего везде, в какую контору мы с ним не попали бы, получал надбавку за наставничество по части мордобития. Сдружились мы случайно, когда стояли смену на аптечном складе, куда решили забраться наркоманы. Михась ловко скрутил одного, но не заметил второго нарка, целившего ему в спину из огнестрельной пукалки. Я не колеблясь продырявил взломщику башку из служебной «мухобойки» – ИЖ-71. Целиться по конечностям – это все для отмазки перед ментами: обдолбанный наркоша вполне мог пальнуть, изрешети я его хоть из пулемета. Еще по службе в армии помню, как обколотый промидолом сержант-контрактник перестал стрелять только после того, как ему снесло полчерепа осколком близко разорвавшейся мины. Давно это было, но опыт не пропьешь, поэтому жив я сам и остался цел Михась. Отписок по ментовской части вышло жуть как много, но в конечном итоге меня отпустили, прекратив дело за отсутствием состава преступления. Напарник оценил случившееся правильно и стал приглашать то на шашлыки, то просто посмотреть хоккей в спортбаре. Сначала я отказывался, но после очередного отказа мне позвонила жена Овчинникова, Тамара. И я понял, что спас Михаилу жизнь и теперь он волей-неволей несу за него ответственность. Человек я не шибко компанейский, предпочитаю жить отшельником. Но приятельские отношения завязались как-то сами собой, и теперь я был у Мишки кем-то вроде друга семьи.

Все это как бы мимоходом понеслось в сознании, будто короткий любительский фильм, где звук скачет, а камера постоянно дает смазанную картинку. Возвращаясь в реальность, я снова беру микрофон:

– Здесь «полста первый», через десять километров поворот и гаишный пост, всем приготовить документы, оружие держите на предохранителе. Отбой.

Рация ожила, последовали ответы в том смысле, что, мол, поняли, и эфир снова затих. Машина шла ходко, дорожное полотно было на удивление ровным и в последующие час с небольшим ничего не произошло. Насторожил только пост ГИБДД, где вообще никого не оказалось: ряд окон «птичника» – застекленной двухэтажной будки, в которых вечно кто-то торчит – был темен. Странно. Как обычно, мы снизили скорость, но на обочине рядом со «скворечником» тоже не было ни души. К тому же связь пропала – на всех волнах слышался ровный шорох помех, работали только служебные коротковолновки. Тряхнув головой, я провел обычную перекличку и снова сосредоточился на дороге. Постепенно стало светать, серые сумерки начали сменяться более ярким, утренним светом. Из-за стоящих сплошняком деревьев само солнце покажется еще нескоро, поэтому я не торопился выключать фары. Сдержав зевок, снова попытался поймать какую-нибудь станцию. С музыкой ехать веселей. Шипение и треск сменились невнятным бормотанием, потом прозвучали обрывки какой-то электронной мелодии... Ага, новости!

– ...Премьер-министр России призывает граждан Российской Федерации сохранять спокойствие. Войска Западного военного округа¹ отражают нападения превосходящих сил противника... Войсками Североатлантического альянса атакована особая группа войск Калининградского... Норвежский десант выброшен в районе порта Архангельск... Механизированные части экспедиционного корпуса морской пехоты США продвигаются к городу Уссурийску...

Не знал, что возобновили передачу «Театр у микрофона», опять фантастику какую-то запустили. Или розыгрыш – с этих отмороженных радийщиков станется, народ разводят как хотят. Я тщетно попытался поймать что-то еще, но треск и вой стали совершенно нестерпимыми, пришлось радио выключить. Магнитолу я брал на свой страх и риск, правилами внутренней службы ее наличие в служебной машине почему-то запрещалось. Утро выдалось на удивление спокойным: колонну никто не обгонял, встречных машин тоже не было, что редкость для этого времени года. Обычно туристы и перегонщики стараются выехать затемно, чтобы не попасть в заторы и проскочить дорожные посты квелых с утра гаишников. Ну, почему нет попуток, понятно: пока разгребут тот бардак, пока организуют движение в объезд, а вот... По встречной, прервав мои полусонные размышления, на дикой скорости промчался какой-то автомобиль. Сверкнули фары, мелькнул массивный хромированный бампер типа «кенгурятник». Джип проревел клаксоном и на скорости скрылся позади.

– «Полста второй». – Я вызвал Михася – Ты видел смертника, что мимо пролетел?

Ответ не заставил себя ждать, Мишка, как и все наши караванщики, тоже был изумлен больше обычного.

– Здесь «полсотни второй». Видел синий «субурбан». Скорость под восемьдесят кэмэ, может, отрывается от ментов, там больше никого?..

И снова эфир взорвался треском статических помех, проглотив окончание Мишкиной реплики. Перезванивать на «трубу» и тратить время на дозвон, смысла не было. Держать связь по мобильнику вообще мало когда удается, связь на трассе – вещь неустойчивая, сотовый телефон на перегонах толком не ловит, но сейчас три столбика сети еще держится, а звонки и SMS почему-то не проходят. С востока стал приближаться нарастающий очень знакомый звук – стрекот вертолетных винтов. Высунув голову в окно, я увидел, как над самыми верхушками деревьев прошла на северо-запад вертолетная пара – армейские «крокодилы»², полностью снаряженные для боевого вылета. Под крыльями на пилонах я увидел контейнеры для дистанционного минирования, что вообще из ряда вон. Вертушки, чуть качнувшись, изменили курс и пошли вдоль шоссе, мгновенье – и они скрылись за очередным поворотом. Все стихло. Я оставляю попытки связаться с конвоем, просто еду вперед, черт его знает, может, опять учения...

Небо в той стороне, куда ушли вертолеты, вдруг преобразилось, стало нестерпимо белым. Несколько далеких вспышек, одна за другой, ярко осветили горизонт. Не успел я втопить тормоз, как ушей достиг мощный раскатистый удар, словно гигантский молот ударил по наковальне. Потом метрах в пятидесяти впереди и справа на дорогу обрушилось несколько сосен, потом еще и еще. Шквалистый ветер, пришедший вслед за громовым раскатом, принес ошметки мусора, ветки и камни. Один довольно увесистый булыжник ударил в лобовуху «пятерки», стекло пошло трещинами. Резко ударив по тормозам и высунув в окно руку, я дал идущим за мной фурам знак остановиться. Такой грозы мне еще видеть не приходилось, что же делается в Новосибе? До него, правда, еще пилить и пилить, километров сто пятьдесят. Впереди небольшой городок – Болотное, до него рукой подать. Что там сейчас творится?.. Я вышел, начал осматривать поврежденное стекло. Прощайте, премиальные. То, что это сделала стихия, никого в офисе волновать не будет, спросят с меня. Фуры остановились, из кабины головной спрыгнул Михась и, чуть припадая на правую ногу, подбежал, встал рядом.

– Здорово громыхнуло, аж зубы зачесались. Что это, как думаешь?

– Если по уму, то гроза. – Я дернул за шнур уплотнителя и стекло упало на капот, рассыпавшись в крошево. – А если по ощущениям, то мощный взрыв... очень мощный. Километрах в двадцати отсюда, аккурат в Болотном рвануло. Чуешь, как гарью тянет?

Михась встревожено посмотрел вперед, но ничего кроме завала на дороге не увидел и пожал плечами.

– Не. Какой к лешему взрыв? Складов военных тут нету, полигонов тоже. Даже завалящую ядерную станцию не построили. Наверное, и правда гроза.

– Может и так, меня сейчас больше стекло беспокоит и то, что объездной дороги поблизости нет. Из графика выбиваемся, зарплата опять как у крепостных будет.

– Что предлагаешь, на себе фуры через лес тащить?

– Зачем на себе, пошли крестьян искать, может, трактор у кого одолжим...

– Слушай. – Мишкино лицо осветилось догадкой. – А может, в офис позвоним, сообщим, мол, так и так...

Я укоризненно посмотрел на приятеля, молча взывая к остаткам его разума. Мы оба точно знали, что никто не будет слушать наши оправдания, а тем более помогать. Гораздо проще нас оштрафовать или совсем выгнать, не заплатив ни копья.

– Хватит светлых идей, пошли трактор искать, пока окончательно не опоздали. Иди к водилам, пусть подгонят фуры поближе к завалу, чтобы в случае чего мы были первыми в очереди. Скажи Трофиму и Андрюхе, пусть остаются с караваном. Оружие с предохранителей снять, мало ли что.

– А ты?

Внутренне поборов нехороший скреб виртуальных кошек на душе и стараясь сохранить скучное выражение морды лица, машу рукой в сторону стоящих стеной деревьев слева от шоссе:

– А мы с тобой пойдем за трактором. – Я достаю с заднего сидения брезентовый вещмешок, подцепив его за лямки и горловину. – Как знал, что эту «бомбу» нам с тобой не попробовать.

При виде доставаемой на всеобщее обозрение из мешка двухлитровой бутылки водки Михась помрачнел, но, выпустив воздух сквозь зубы, только тряхнул головой и побежал к машинам, раздавать указания. Я же спрятал бутыль и дотолкал легковушку почти до завала, оставив место для будущих спасательных работ, буде найдем трактор. Когда же колонна выстроилась за «пятеркой», а Михась прибежал с рапортом, что, мол, «кони стоят пьяные, а хлопцы запряженные», мы двинули в лес – искать тропинку, ведущую к людям.

Плутать долго не пришлось, нашлась узенькая тропка, а там и достаточно широкая грунтовая дорога, какие обычно ведут к жилью. Осмотрев колею, я смекнул, что еще вчера тут кто-то проезжал на обычной легковушке. Мы с Мишкой двинулись в сторону, где лес был пореже. Глинистая желтая грязь уже через полчаса ходьбы облепила «берцы» гигантскими «лаптями». В лесу всегда так: земля сохнет медленно, вода собирается в лужи и зацветает. Напарник насвистывал привязчивый мотивчик, я же смотрел по сторонам, но ни единого просвета ни впереди ни по обочинам не было. Спустя минут сорок дорога свернула вправо и вывела к большому лугу, на противоположной оконечности которого белели деревенские крыши. Повеселевший Мишка наддал ходу, и мы пересекли заросший высокой травой луг, сбивая утреннюю росу. То, что трава не скошена, меня насторожило: так бывает в заброшенных селах или там, где почти никто не живет. Просить в таких заброшенных поселках трактор – это даже не смешно, по-любому придется идти назад и пытаться вызвать помощь. В крайнем случае можно расстыковать одну из фур и на тросах растащить завал на дороге. Естественно, приятелю я о своих подозрениях не сказал, не стоит каркать. Догнал напарника и на всякий случай поправил кобуру. Мы вошли в деревню. Одна улица, два ряда домов разной степени неряшливости, дворов десять-пятнадцать. Мусор на земле и в стеблях пыльной травы на обочинах. Стекла в окнах целые, стены некоторых домов покрашены, крыши не провалившиеся. Но странное дело: нет лая собак, скотина тоже голос не подает. Так не бывает. Такое впечатление, что люди разом ушли из деревни. Постепенно до сознания начало доходить, что же в этой картине кажется самым настораживающим: резкий запах «химии». Нет, в нос не шибало, душок тонкий, едва уловимый, но... чужой и тревожный.

Тронув Мишку за рукав, я взглядом приказал ему приготовить оружие. Чутье никогда меня не подводило, а сейчас чувство опасности и близкой беды прямо-таки вопило в голос. Михась привык доверять мне, поэтому молча снял с плеча укороченную «сайгу»³ и беззвучно отжал предохранитель, высвобождая затвор. Я достал свою «мухобойку», тоже снял с предохранителя и дослал патрон, стараясь сделать это как можно тише. Кивнул напарнику: дескать, прикрывай, открыл калитку первого дома справа и вошел во двор, держа пистоль у бедра. В кино герои прижимают ствол к груди дулом вверх либо держат на вытянутых руках. Смотрится очень эффектно, но это выдумка. В реале так лучше держать оружие на стрельбище, уже выйдя на рубеж для стрельбы по мишеням. В жизни чем короче твой силуэт, тем меньше шансов быть обезоруженным или иметь простреленную конечность. Это я почерпнул в учебке, этому же научил и напарника. Поэтому если глянуть на меня мельком, то и сам пистолет заметишь не сразу, и подсознание не среагирует на угрожающую позу. Я же могу сделать первый выстрел и от бедра, при достаточной практике зацепить близко стоящего противника – верняк...

Мгновенно окинув взглядом узкое пространство внутри ограды, я понял, что тут никого нет. Хозяева не держали собаки: нет ни будки, ни просто миски с отходами, не чуял я и специфического песьего запаха. На чердаке тоже никого – лестница, кое-как сколоченная из почерневших от времени досок, стоит у стены, далеко от слухового окна. Если б на чердак кто-то полез, ее бы поставили ближе или просто втянули внутрь. Поднявшись на крыльцо, я знаком показал Михасю, чтобы держал окна под прицелом, а сам толкнул ногой входную дверь и в приседе прижался к левой притолоке. Никого, только пахнуло сыростью, да звякнуло что-то. Показав напарнику, что иду внутрь, я так же осторожно открыл дверь в комнаты. Печка, кухонный стол, никакого беспорядка... и ни единой живой души. Бегло осмотревшись и не забыв заглянуть в подпол, я вышел на крыльцо, отрицательно покачал головой и махнул напарнику на соседний дом.

Мы провозились полчаса, осмотрев еще семь изб и все хозяйственные постройки. Везде одна и та же картина: люди, жившие тут еще вчера, вдруг скопом собрались и ушли в неизвестном направлении, прихватив всех коров, собак и кошек, но забыв про провизию и одежду. Осмотр крайних домов прояснил кое-что: во дворе я нашел мертвого цепного кобеля, черного в белых пятнах «двортерьера», размером с небольшого теленка. Пес издох не более десяти часов назад, причем почти мгновенно: не было заметно следов длительной агонии, он просто умер на ходу. Но в доме снова никого не оказалось, все вещи и даже продукты лежали так, словно хозяева вышли куда-то на минутку. В доме с издохшим псом, например, еще со вчерашнего вечера стояла на столе тарелка с прокисшими щами, рядом черствел недоеденный кусок хлеба, тут же лежал пучок вялых перьев зеленого лука и белела керамическая белая солонка с откинутой крышкой.

С улицы послышался осторожный свист, я быстро вышел во двор, держа пистолет наготове. Мне все больше и больше не нравилось тут. Напарник стоял уже на околице и взмахами свободной от оружия левой руки призывал меня к себе, указывая стволом карабина куда-то влево. Из-за скособочившегося сарая мне не было видно, что он хочет показать, поэтому пришлось легкой трусцой нагонять Михася. Вид у приятеля был растерянный и испуганный одновременно: капли крупного пота выступили на побелевшем лице, глаза возбужденно блестели.

– Ты... – Судорожно сглотнув, Мишка вытолкнул из себя бессмысленную фразу: – Сам глянь, как народ нынче хоронят... Деревнями...

Не тратя времени на выяснения, я посмотрел в сторону, указанную напарником, и все понял. Сразу за сараем стоял синий трактор с заглушенным двигателем и открытой дверцей высокой кабины-стакана. Чуть правее виднелась полоска свежевскопанной земли, шириной два метра и длиной около десяти. Присмотревшись, я увидел, что из земли торчит белая детская рука. Не кукольная и не от манекена, а рука именно детского трупа, уже окоченевшая, с объеденными полевыми грызунами пальцами.

– Найди лопату, – не оборачиваясь, бросил я Михасю. – Нужно посмотреть, что случилось. Живей!..

Подстегнутый окриком, Мишка метнулся в ближайшую избу и принес две штыковые лопаты. То, что собирались делать мы, в рамки мирного мировоззрения не укладывалось. Вдвоем мы за полчаса расширили ров и сняли тонкий слой земли с братской могилы – это была именно она. Все жители деревни лежали тут, сложенные друг на друга: женщины, дети, мужики. Кто-то аккуратно собрал трупы по дворам, а потом уложил их в ров, пересыпав каким-то белым порошком. Ни единой раны, ни одного пулевого отверстия я не заметил. Кто бы это ни сотворил, скорее всего применили какой-то газ, запах которого до сих пор чувствовался в деревне. Я повернулся к напарнику. Мишка был бледен, но шок уже отпускал понемногу.

– Газом деревню потравили, потом собрали трупы и прикопали за околицей. Запашок химический остался, чуешь? Скорее всего от леса, стреляли метров со ста двадцати. Миномет или ручное оружие, вроде подствольников. Танк, вертушку или бронетранспортер люди бы заметили и попытались укрыться. А так неслышно подошли и одним-двумя залпами накрыли всех.

– Этого не может быть, бред какой-то!..

Мишка снова вскочил и, бросив карабин, стал ходить взад-вперед, лихорадочно вытирая руки о штаны. При этом в ров он старался не смотреть, постоянно отводя глаза в сторону. Остановившись и достав из нагрудного кармана черной куртки с эмблемой нашего агентства початую пачку сигарет «Петр Первый», он жадно закурил, оторвав предварительно фильтр.

– Газ точно какой-то новый, с приличной концентрацией, – словно бы чужим спокойным голосом продолжал я. – Люди умерли сразу, кто где был. А рассеялось все через час с небольшим. Трава на дальнем лугу даже не пожелтела, да и тут все зеленое.

– Ты что, железный?! – Мишку трясло, словно в лихорадке. – Люди погибли, тут человек сорок лежит!..

– Тридцать восемь, – поправил я приятеля, поднимаясь с колен и беря лопату. – Из них десять ребятишек, двое маленькие совсем... Давай закопаем могилу, потом заводи трактор и поехали на трассу, нужно до города добираться и обо всем ментам рассказать.

Я вынул мобильник и, включив фотокамеру, сделал несколько снимков. Слова в наше время высоких технологий штука дешевая. А так любой мент перед неоспоримыми уликами быстрее начнет шевелиться и смерть крестьян начнут расследовать без проволочек. Если конечно, я не ошибаюсь и это в самом деле чудовищный по своей нелепости несчастный случай, а не... Бред, бред! Черт возьми, крутейший бред лезет в голову!

– Но если это газ... Думаешь, военные, что на вертушках пролетали?

Михась уже успокоился: крепкий мужик, но непривычный к таким делам, это нормально. Подобрав карабин приятеля, я протянул ему оружие и принялся закапывать могилу, последней я как мог бережно прикопал уже окоченевшую руку маленькой, лет шести, девочки. Чихнул и завелся движок колченогого трактора, я запрыгнул на подножку рядом с водительским местом. Мишка угрюмо вел трактор, переваливающийся по колее, словно утка. Весь обратный путь мы проделали в молчании, увиденное не укладывалось в голове. Через полтора часа, когда солнце уже жарило вовсю, мы с трудом вывернули на трассу, метрах в двадцати от места завала. Подъехать прямо к колонне по узкой тропке не дали густо растущие у шоссе деревья. Со стороны головной машины тянуло дымком костра, пахло съестным. Мишка, позеленев лицом, высунулся в форточку, и его вырвало, отчего трактор опасно рыскнул влево, чуть не съехав в заросли. Я спрыгнул с подножки и, махнув приятелю, как будто ничего особенного не случилось, показал на завал:

– Трос у Варенухи возьми, верхонки у меня в багажнике вместе с фомкой. Сейчас народ поест и пойдем разгребать. Про трупы пока молчи, не стоит панику поднимать. Растащим деревья, потом введем народ в курс дела.

Увидев трактор, артельщики забыли о жрачке и принялись расспрашивать, как нам удалось сговориться с крестьянами. Но Михась молчал, а я присел к разведенному в стороне от дороги костру и наложил себе полную миску макарон с тушенкой, чтобы пресечь расспросы. Напарник ничего на этот мой жест не сказал, просто ушел к своей фуре и залез в кабину. Что я мог сказать убитому всем произошедшим парню, которому довелось за раз увидеть такое количество покойников, сколько он бы не увидел и за всю жизнь? Утешать я не умею, а от аллергии на созерцание мертвечины вылечился еще в девяносто пятом, когда трупы на улицах одного южного города валялись, как опавшие листья по осени: их было до фига и они жутко воняли. Дня не проходило, чтобы с трудом запиханная в желудок хавка не просилась обратно. Спустя какое-то время я притерпелся, замкнулся и очерствел душой. Созерцание чужой смерти сделало меня не то чтобы равнодушным к своей собственной, отнюдь. Просто пришло понимание, что смерть – это часть жизни, и ее не избежать, какие бы чувства ты к ней ни питал. Деревенским повезло умереть тихо, без мучений, но само собой, я им не завидовал. И еще один урок я выучил на войне: как бы плохо тебе ни было, никогда не отказывайся от еды, если есть возможность подзаправиться. Голодать приходилось неделями, про горячее даже речи не было, и мнимый запах куриного супа, бывало, доводил до исступления.

Пока я ел, Варенуха и двое водил наладили стяжку, и трактор споро оттаскивал поваленные хлысты на обочину. Спустя час спорой работы завал был с грехом пополам расчищен. Мужики только ворчали во время процесса и просили не путаться у них под ногами. Наконец завал разгребли настолько, что моя «пятерка» и фуры спокойно могли пройти по шоссе. Выбитое камнем стекло не заменить, поэтому ехать придется медленно, но я настоял на том, чтобы мы задержались еще немного. Собрав вокруг себя всю нашу небольшую артель, я коротко рассказал, что мы увидели в деревне. Сначала никто не поверил, но после того, как я продемонстрировал фотку, сделанную на камеру мобильника, прибалдевший народ начал стихийный митинг. В глазах людей, даже сжимавших в руках оружие, плескалась только одна эмоция: едва сдерживаемый панический ужас от мысли о том, что эта бойня может означать на самом деле. Так или иначе, но мне удалось призвать водил к порядку и напомнить, что произойдет, если груз в срок не прибудет в Новосибирск. Михася я посадил к себе в машину, приказав на всякий случай приготовить оружие. Он положил карабин на колени и с болью посмотрел на меня:

– Антоха, что творится, ты понимаешь? Почти сорок человек так вот просто на тот свет отправить, это же кем нужно быть...

– Приедем в Болотное, пойдем к местным ментам. – Я повернул ключ зажигания. – Главное, по сторонам поглядывай. Может, бандиты эти рядом ходят, а у нас груз ценный...

– Но ты ж сам сказал...

Меня накрыл приступ злости: на Михася, на долбаную работу, хитрых шоферюг и даже на мертвых крестьян, попавшихся мне очень не вовремя. Всем вокруг нужно простое и желательно нестрашное объяснение, после которого все встанет на свои места: мы спихнем сорок трупов ментам и спокойно поедем дальше, сдадим груз и через трое суток будем дома. А в квартирке свет, тепло и телевизор. Добавим на грудь пару пива и жизнь снова станет прекрасной и удивительной! Самое страшное, что так думают все. То есть поголовно все, не исключая и тех, кто будет искать убийц этих потравленных людей. Тотальное равнодушие, пустые сердца, мертвые улыбки и повсеместная трескотня бравады. Неспокойную совесть и чувство опасности можно заглушить трепотней с друзьями. А для псведоэкстремалов есть Интернет и всякого рода псевдовойнушки, шатания по пригородным лесам с игрушечным оружием – тоже своего рода разрядка. В реальной жизни все совсем иначе: вот есть мертвые дети, а вот совершенно очевидная причина – минометный обстрел. Я знаю, что ни один промышленный газ так быстро не убивает, а вот газ военный вполне способен. Но подсознание не хочет мириться с очевидным, отводит глаза, убаюкивает логику. Это меня отрезвило и, поборов минутный всплеск эмоций, я как можно тверже сказал приятелю:

– Миша, я видел ровно то же самое, что и ты. Рация не работает, телефоны молчат. Наберись терпения, до города рукой подать, вон мостик переедем...

Впереди и в самом деле показался небольшой бетонный мост через какой-то ручей, за которым должна выситься стела с названием города... Точнее, должна была выситься. Не снижая скорости, наш конвой начал перебираться через мост, всем хотелось поскорее добраться до тех, кто все объяснит и поможет. Я искал на горизонте признаки цивилизации, но впереди был только лес. Городок этот не шибко большой, дома все старой постройки, поэтому ориентиров никаких. Разве что на въезде стоит какой-то длинный красный дом, вернее, стоял... Стела с названием города валялась прямо на дороге, непонятно кем поваленная, а от дома остались только дымящиеся развалины. Удивиться происходящему ни я, ни напарник толком не успели. Как только последняя фура каравана перевалила через мост, слева со стороны лесополосы раздались три быстрых хлопка, и кабина грузовоза вспухла ярким клубом оранжево-черного пламени. Дальше я действовал машинально, накрепко вбитые рефлексы никуда не делись, они дремали до поры, чтобы сейчас в очередной раз спасти жизнь мне и приятелю. Перегнувшись к пассажирской двери, я дернул стопор и одновременно нажал плечом, выталкивая Мишку наружу:

– На обочину! Уе...ай от машины в кювет, голову не поднимать!..

Обратным движением скатываюсь с сидения и ныряю прочь из салона, стараясь перекатом уйти в противоположный кювет. Следующая серия хлопков была почти неслышимой, поскольку сразу же последовало еще три взрыва подряд, последний раздался аккурат возле левого заднего крыла «пятерки». Ударной волной и жаром опалило волосы, уши заложило, и рот наполнился запахами паленой резины и горючего. Стараясь уйти как можно дальше от расстреливаемой колонны, я зажал голову руками, чтобы защититься от визжащего в воздухе железного вихря осколков.

– Ду-ду-ух-та-та-та-та!

Подо мной мелкой дрожью затряслась земля, краем глаза я увидел, как вокруг возникают земляные фонтанчики. Теперь я точно знал, что это такое: кто-то сначала расстрелял колонну из автоматической тридцатимиллиметровой пушки, а потом добивал уцелевших из курсового или башенного пулемета. Что может сделать безоружный человек в черной униформе, так хорошо видимый на зеленом фоне невысокой, почти газонной травы? Только двигаться, катаясь по земле, словно ужаленный, сбивая прицел.

– Трр-та-та-та! Ду-ду-у-ухх!..

Пулеметчик особо не старался, видимо, как и любого уверенного в себе человека, сидящего за рычагами мощного, сметающего все и вся оружия, ситуация с беззащитной мишенью его забавляла. Пули ложились совсем рядом, впиваясь в землю со злым гудением, заставляя ее дрожать как живое существо. Потом все мое тело сотряс неслабый удар, пришла резкая боль и темнота, но сознания я не потерял. Случилось то, что любой в схожей ситуации назовет чудом. Катаясь по лугу, я провалился в недавно вырытую для каких-то хозяйственных нужд траншею.

– Бумм-аххх! Бум-ax! Бумм!..

Стрелку надоело меня убивать. Поэтому он накрыл то место, где потерял верткую мишень, очередью из главного калибра. Сквозь ватную тишину и мозжащую боль я мог расслышать только стрекот пулемета и новую серию разрывов. Но последние снова раздавались со стороны, где догорала наша колонна. Просто замереть и валяться в сырой полутьме было бы неправильно, поэтому, встав сначала на карачки, а потом и осторожно распрямившись, я выглянул из своего нечаянного укрытия. Первым делом в поле зрения попала приземистая боевая машина, расстрелявшая колонну. Деловито урча, непонятная гусеничная танкетка выворачивала из-под прикрытия деревьев, развернувшись в сторону шоссе. По прямой до нее было метров сто, и это расстояние быстро сокращалось. Большого удивления не вызвал ее внешний вид, вроде бы ничего особенного. Угловатый короткий силуэт, тонкий стержень автоматической пушки и камуфляжные черно-зелено-коричневые разводы на броне. Это точно БМП. Только вот среди наших, даже самых современных я таких обводов не встречал⁴. На левом борту ближе к носу белеют трафаретные цифры: «11» и ниже «42». Машина рыкнула и быстро пошла на меня, орудийная башня скорректировалась и теперь тонкий ствол пушки с утолщением компенсатора смотрел мне в лицо. Не раздумывая, я резко присел и зажал уши руками, ожидая, что вот тут-то меня и похоронят. Очередь из тех снарядов на таком расстоянии – это верная смерть. Внутренне сжавшись, где-то в душе я надеялся, что вот сейчас проснусь и все это какой-то похмельный кошмар. В очередной раз дрогнула земля, зубы выбили чечетку, из прикушенного языка засочилась в рот кровь. Лишь мгновение спустя пришло понимание, что звук был в стороне от траншеи, как раз там, откуда приближалась БМП. Откуда-то пришла лихорадочная и глупая мысль, что это «наши» пришли. Но здравый смысл окончательно вытеснил остатки мирного расслабленного благодушия, и я только расстегнул кобуру и вынул «мухобойку». Никто не придет, «наши», по всему видно, сдулись. Распрямившись снова, сжимая пистоль, я посмотрел вперед, выглянув из-за края заросшей травой траншеи. Снова мне очень сильно повезло: БМП замерла. Гусеницу, часть фальшборта и передний ведущий каток оторвало взрывом, звук которого я и слышал. В траве неподалеку от меня валялся знакомый цилиндрический предмет. Это была противотанковая мина, еще советского образца ПТМ⁵. И тут же вспомнилась вертолетная пара с контейнерами для «засева». Значит, «наши» все-таки есть! В голове сложились фрагменты мозаики, и я понял логику событий, хотя бы на данном отрезке времени. Наши отступали, но командование и какой-никакой контроль над оперативной обстановкой сохранялись. Ведь кто-то же отдал вертолетам приказ перекрыть опасное направление и засеять его минами. А раз «гостинцы» определенного типа, то и данные о противнике кое-какие тоже присутствовали. Это бодрит, прямо-таки вдохновляет.

Сжимая рукоять пистолета, я выпрыгнул из траншеи и метнулся к броневику, чтобы быстрее оказаться в мертвой зоне орудия и курсового пулемета, если он там был. Адреналин обострил чувства, хотелось только одного: убить танкиста. Словно опомнившись, башня начала проворачиваться за мной, а из-за броневика появился солдат. То, что это именно солдат, я понял мгновенно. Потому что в руках у него был автомат и, весь упакованный в камуфляж, он уже поднимал оружие, чтобы пристрелить меня. Это был конец: нельзя остановиться, чтобы выстрелить по солдату, поскольку пулеметная очередь из БМП хлестнет по сектору и обязательно достанет. А солдат уже поднимает короткий автомат и тоже ловит на прицел меня, бегущего по ломаной линии в его сторону. Мир сузился до нескольких метров травы перед глазами и спокойного лица иностранного пехотинца. Надежда была только на то, что оба моих противника не успеют принять верное решение.

– Tax!

Солдат недоуменно дернулся и, опуская оружие, начал поворачиваться назад.

– Тах-тах!

Трескучие, до боли знакомые звуки! Солдат повалился навзничь, а башня БМП замерла словно бы в недоумении.

Это было больше чем чудо, это была судьба: эти выстрелы я много раз слышал на арендованном агентством стрельбище. Так звучит только Мишкина «сайга». Сей факт я осознал, только добежав до упавшего пехотинца и пинком отбросив экзотическое оружие подальше от его скребущих в агонии рук. Споро обыскав трепыхающееся еще тело, я нащупал в кармашке бронежилета знакомый предмет. Массивный продолговатый цилиндр, по виду – наступательная граната. Доли секунды на то, чтобы осмотреть. Ничего особенного: кольцо, предохранительный рычаг задержки. Все как у нас. Вынимаю колечко и, зажав предохранитель, осматриваю корпус машины в поисках открытого люка. Ага! Задняя аппарель откинута, словно корабельный трап, и я, не думая долго, швыряю гранату внутрь десантного отсека. Но ничего не произошло, все осталось, как было. Запоздало пришла мысль, что вот они, пробелы в образовании: не читаю газет, не выписываю нужные журналы, а то бы знал, что и как в этих импортных гранатах работает. Присев у борта, я крикнул:

– Михась, это ты фрица приложил?

Сначала все было тихо, только беспомощно жужжала гидравлика внутри вражеской танкетки. Потом послышался хриплый смех, и изменившийся до неузнаваемости голос отозвался:

– Антоха, я уж думал... – Голос приятеля дрогнул. – Думал, что не свидимся больше! Ты как там?

– Нормально, жив пока. Сиди где сидишь, гады эти на мину нашу наскочили, но все вроде целы. Шарахнуть из пушки могут, не высовывайся, я что-нибудь придумаю...

Все вокруг стало заволакивать неизвестно откуда взявшимся туманом. Мне показалось, что это слезы застилают глаза, но через секунду стало ясно – дым валит из десантного отсека БМП. Я поднялся и, чуть пошатываясь, обошел машину с тыла. Дым валил из отсека, застилая все вокруг непроницаемым белесым покрывалом. А секунду спустя верхний люк открылся и на землю, спиной ко мне, спрыгнул танкист, которого я тут же отоварил рукоятью пистолета. Охнув, противник как подкошенный рухнул на траву. Вынув из брюк ремень, я скрутил «фашисту» руки за спиной и отошел от танкетки – вдруг полезет кто-то еще. Так и случилось: открылся другой люк в палубной носовой части корпуса и наружу стал выбираться еще один субчик. Снова повторилась процедура с первым пленником, только этого я просто оглушил, ремней на всех не хватило. Перевернув на спину первого, я расстегнул на нем матерчатый кевларовый ремень с пластмассовыми пряжками и им спеленал мехвода, а это несомненно был он. Дым становился все гуще, но из «железного коня» больше никто не показался. Справедливо решив, что лучше отойти подальше от чадящей жестянки, и подхватив за шкирку первого пленника, я стал оттаскивать его к шоссе, где залег Михась. Со стороны дороги послышались радостные крики, ко мне спешили трое артельщиков: собственно Михась, Варенуха и самый наш младший охранник, Андрей. Быстро кивнув товарищам по несчастью, я указал им на чадящую машину и сквозь зубы проговорил:

– Там возле левого борта еще один фриц лежит, тащите его сюда...

Оставив пленного, я присел рядом на траву, впервые, как оказалось, за последние полчаса переводя дух. Еще раз посмотрев на окутанную плотным облаком медленно рассеивающегося дыма боевую машину, я только сейчас сообразил, что, несмотря на общее положение полной жопы, где-то мне очень сильно ворожит удача. Вместо обычной осколочной гранаты мне попалась под руку дымовая шашка. Брось я внутрь БМП настоящую гранату, вполне возможно, что сейчас я бы на травке не отдыхал. Как минимум опять словил бы контузию и осколочное ранение – боекомплект штука непредсказуемая. Мелкое везение на фоне крупных неприятностей всегда казалось мне насмешкой судьбы. Мир рухнул так обыденно и неотвратимо, что не осталось сил изумляться и горевать над утраченным благополучием. Прошло каких-то двадцать минут, а мне показалось, что минуло лет сто, так все было долго и... Страх только сейчас залез ко мне в сердце, стало ощутимо потряхивать. Оглянувшись, я понял, что нашему конвою пришел конец: все три фуры покорежены взрывами, грузовые отсеки издырявлены пулями и кое-где даже пробиты снарядами. Грузу хана, однозначно. И тут меня пробрал нервный смех, но я не дал ему выбраться наружу, задавил его кашлем. На плечо легла ладонь, пахнущая соляркой, это был Варенуха, в другой руке он держал короткий автомат, подобранный у иностранного покойника, а на голове браво сидел шлем в камуфляжном чехле с болтающимся ремешком.

– Антон Вячеславыч, там еще один под танком хоронился. – Голос у единственного из оставшихся в живых водил дрожал от страха, глаза растерянно и с надеждой смотрели на меня. – Так я его монтировкой зашиб, мне за это ничего не будет?

Подумать только! Человек только что убил врага, пришедшего в его страну с оружием в руках и чуть не поджарившего его самого. И все, что его волнует, это уголовная ответственность перед наверняка уже несуществующей властью, позволившей прийти этому самому врагу и попытаться убить этого законобоязненного пожилого трудягу. И что мне, тоже едва спасшемуся от такой же незавидной участи, ему ответить? Собрав остатки спокойствия, вдруг неожиданно нашедшиеся где-то в закоулках сознания, я как мог уверенно сказал:

– Ничего не будет, дай только выбраться из этой передряги. Может, спасибо скажут или медаль какую сочинят.

– Это... – Варенуха уже понял, что случилось, но остатки мирного сознания все еще не отпустили его здравый смысл на волю. – Это же типа самооборона была...

– Нет, Виталий Семеныч. – Тут я даже подивился, как легко у меня выскакивают эти слова. – Это не самооборона. Это самая настоящая война.

Варенуха передернул плечами и присел рядом. До него, наверное, уже дошло: вот вражеская техника, вот нерусские солдаты; а вот мы, четверо не понять как выживших мужиков. И все мы уже сделали свой выбор, даже толком не осознавая его последствий. Враги пришли, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь, а для этого нужно убрать все, что мешает. И мы все должны умереть, потому что стали этой самой помехой на пути нового гегемона, очередной высшей расы. Теперь выбор для нас стал очевиден, пусть и маячил он в подсознании каждого, кого иностранцы называют «русский». И мало кого из новых хозяев будет волновать блеяние отдельных селян, насчет того что они, селяне, вроде как самобытные, и не совсем русские, а совершенно напротив. Всех, кто живет на бочке с нефтью, всякой рудой и драгоценными камнями, просто решили вычеркнуть, раз мы отказываемся вымирать сами. Свободный мир устал ждать, им надоели полумеры. В очередной раз пришли охотники за шкурой еще живого, но уже сильно подраненного медведя. Все стало предельно просто: мы убиваем их, чтобы спастись, или они добивают нас.

Значит, будем сопротивляться.

Поднявшись, я пинком взбодрил связанного танкиста, своего первого «крестника» на этой новой войне. Буднично отметив, что это второй раз, когда я поневоле оказываюсь приглашенным в чужой балаган. Танкист выгнулся и, что-то залопотав, попытался сесть, но снова упал. Тогда я взял его за шкирку и рывком посадил так, чтобы его лицо оказалось напротив, когда я присяду вровень. Споро обыскав пленного, выложил все найденное горкой и присел рядом, перебирая трофеи. Припомнив все свои знания, начал выстраивать линию разговора, стараясь произносить иностранные слова медленно и четко. Глядя в удивленные серые глаза, выделяющиеся на круглом веснушчатом лице иностранца, спросил:

– Кто ты такой? Говори правду, и тебе оставят жизнь⁶.

Вздрогнув, иностранец удивленно посмотрел на меня. Он не ожидал, что чумазый мужик в непонятной черной униформе знает его язык. Интуитивно я заговорил с пленником по-английски. С того самого момента, как я закапывал трупы крестьян, у меня не было сомнений в том, что за враг на этот раз пришел на мою землю.

– Специалист второй группы первого отделения, отдельного саперного взвода 172-ой пехотной бригады Эд Мастерс, – без запинки отчеканил пленный. – Личный номер...

– Американец?

– Да.

– К какой базе приписана ваша часть?

– Форт Уэйнрайт, Аляска.

В кино американцы постоянно скалятся, словно услышали что-то смешное или вот-вот произойдет нечто прикольное. Но этот конкретный янки был просто слегка ошеломлен тем, что его взяли в плен непонятные аборигены. Долговязый, худой, с рыжевато-каштановыми волосами, сбритыми почти «под ноль». Пока он в ступоре, я продолжал спрашивать:

– Русские, поди, в родне имеются?

Солдат с явным сожалением отрицательно замотал головой. В его понимании, если б в роду у него действительно затесались русские, то это вроде как был бы плюс. Он не знал, что к иностранцам, пусть даже и врагам, у нас всегда относились мягче. Другое дело тот, кто понимал и нарочно пришел убивать тех, кто с ним одной крови. Взволновавшись, что бонуса не оказалось, пленный уточнил:

– Нет, я сам из Сиэтла... Вы правда меня отпустите?

Я уже знал, как поступлю с «языком», поэтому с чистой совестью его успокоил:

– Отвечай на мои вопросы честно, и тогда непременно отпущу. Когда началось вторжение, где направление главных ударов?

Откашлявшись и собравшись с мыслями, специалист Эд Мастерс стал подробно излагать все, что ему было известно. Такая сговорчивость была понятна: он всерьез не верил, что его рассказ может хоть как-то повредить.

– Чем занимаетесь в Болотном и конкретно здесь?

– Мы выдвинулись для оценки плотности минных заграждений, выставленных ру... вашими летчиками вчера с вертолетов. В городе... – Тут американец замешкался, подбирая нужные слова, но снова продолжил: – Города нет. Согласно директиве объединенного командования, все населенные пункты подвергаются принудительной санации.

– Полностью, значит, срываете. Людей вы газом травите, это я видел.

– Нет! – в голосе пленного читалось искреннее возмущение. – Это делают представители военных подрядных организаций. У них есть техника и специальные средства. Мы армия, мы воюем только с солдатами.

– Это все говорят. Я верю, успокойся. – Я через силу заставил себя улыбнуться и поощряющее похлопал янки по плечу. – Пока ты все делаешь правильно, это еще на шаг приближает тебя к свободе. Что еще делаете?

– Мы собираем и складируем трофейное военное имущество, помогаем в оборудовании чекпойнтов и пунктов снабжения. Регулярных войск не так много, в основном контрактники из частных компаний. Они несут охрану и... осуществляют санацию присоединенных областей.

А вот это уже хорошая новость, значит, где-то поблизости склад трофеев. Может быть, есть и пленные, правда, в этом случае стоит поторопиться. Вряд ли пленных берут надолго, раз целые города уничтожают под корень. Подержат суток трое, а потом рассортируют и в расход.

– Где ближайший «чекпойнт», далеко отсюда?

– Пока только временные строения, армия все еще в движении. На юго-западе есть временный аутпост. Там десять человек охраны, два отделения чистильщиков. Они зачищают... э... небольшие населенные пункты. Есть два ангара, заняты под складские помещения.

– Как вооружены эти наемники?

– Два единых пулемета на границе периметра. – Пленный совершенно успокоился. Уверенность в том, что я сдержу свое слово, ровный тон беседы, все это способствовало откровенности. – Один в насыпной ячейке справа от ворот, другой слева на вышке. Наемники вооружены кто чем, фирма их снабжает за свой счет. Видел штурмовые винтовки, похоже, швейцарские SIG. Каски, бронежилеты... Ручные гранатометы, ими они... в общем, это основное оружие для санации.

Я вспомнил деревню и вытоптанную площадку, где стояло человек пять-шесть. Значит, все-таки гранатометы. Нечто похожее прежде видеть приходилось: у нашего ОМОНа такие появились два-три года назад. Теперь механизм был понятен, нужно было заканчивать разговор, пленный больше ничего не знает. Бесполезно спрашивать такого про планы командования и как все начиналось. Максимум чего я добьюсь, это рассказа о погрузке в самолет или на корабль и о мелких стычках с остатками нашей армии... Стоп! А ведь можно залезть в боевой компьютер его танкетки! Я слышал, что есть у них такая штука: глядишь на экран и в реальном времени видно где ты сам, а где соседи. Все в реальном времени, плюс этот пиндос может все показать, где и кто находится. Взяв пленного за шкирку и подняв на ноги, я показал на покинутую БМП:

– Покажешь на карте, где этот аутпост, специалист Мастерс, и мы разойдемся. У тебя свои дела, а я займусь своими. Долгов много накопилось, а свои финансы я привык держать в порядке.

– Да-да, конечно, с деньгами шутить не следует. – Явное облегчение читалось на лице американца. – Я все покажу.

Когда мы, мило беседуя, дошли до броневика, дым уже рассеялся. Граната прогорела, оставив после себя только специфический запах. Возле бронемашины Михась о чем-то спорил с Андреем. При виде нас оба затихли, с ненавистью глядя на американца. Андрей не удержался и, подскочив к пленному, занес карабин, чтобы ударить. Пленник присел, но я успел перехватить руку с оружием на верхней точке замаха.

– Ты че творишь, молодой?!

Парень был сильный, но я взял опытом, притворно поддавшись. А затем с подсечкой и толчком корпусом назад вырвал «сайгу» у него из рук. Бросил оружие поймавшему его за ствол Михасью, уже вталкивая пиндоса в чрево «брони»:

– Миша, держи этого народного мстителя, пока он дров не наломал. Мне с «языком» кой-чего прояснить надо. А ты лезь в будку. – Я толкнул замешкавшегося штатовца. – Включай компьютер, будем обстановку изучать!..

Внутри было чуть просторней, чем в аналогичной нашей машине, было больше света и веяло прохладой, урчал кондиционер. Пробравшись в кресло, очень удобного вида, Мастерс тронул шарик трекбола в центре миниатюрной изогнутой клавиатуры, и небольшой экран перед ним осветился. До этого компьютер тоже был включен, но, видимо, находился в режиме ожидания. Присмотревшись, я узнал на карте дорогу, различил границы лесополосы и даже черную отметку, обозначавшую саму БМП. Пленный крутанул шарик, и изображение приблизилось, теперь я увидел две отметки внутри черной, красную и зеленую, и две красные отметки за пределами «коробочки». Тревожно стало на душе, и я показал на метки:

– Что это такое, специалист?

Тот испуганно втянул голову в плечи, но, превозмогая страх, ответил честно:

– Метки GPS-системы, улавливают сигналы с моего радиомаяка и посылают метку на тактический дисплей и к капралу Пирсу, командиру отделения.

Я медленно вынул свой сотовый телефон и, отщелкнув заднюю крышку, вынул аккумулятор. При взгляде на дисплей компьютера я убедился, что одна метка пропала. Так же спокойно и не оборачиваясь, я крикнул топтавшимся у входа товарищам:

– Мужики, сотовые телефоны говорят пиндосам, где мы находимся. Выньте батарейки, «трубы» тоже лучше уничтожить. А ты, специалист, показывай. – Я снова ласково глянул на американца. – Все по порядку показывай, где этот аутпост, как туда сподручнее пройти. Попутно изложи мне, если знаешь, как долго мы с вами уже воюем, а то в глуши живем, радио-телевизор не глядим...

Парень заговорил.

Многое из услышанного было похоже на бред, но живое подтверждение и трупы на дороге и в деревне – это очень весомые аргументы. По словам пленного, вторжение готовилось более трех лет. Переформировывались части, налаживалось взаимодействие с союзниками. Но русскую разведку это особо насторожить не могло: планов вторжения было запущено более двух десятков. Указывались разные сроки, направления ударов все время варьировались. Представляю себе кипящие мозги наших аналитиков, когда вот они, планы, но их не один и даже не десять, и поди пойми, какой из них реальный, а не деза. Армия, которую постоянно лихорадит от перестроек и перестановок, вооруженная давно устаревшей и неремонтируемой техникой, не смогла бы обеспечить отражения даже двух таких согласованных нападений. У жадных чинуш выторговывались права на транзитные коридоры для всяких миротворческих грузов, которые возили военные грузовые «борта» и корабли. Количество транспорта всегда было не слишком большим, поэтому тех, кто предупреждал о возможности транспортировки сил вторжения таким способом, поднимали на смех. Но в результате в один прекрасный день вдоль наших границ скопилось достаточно кораблей и самолетов. Достаточно для удара. С неба посыпался десант, с аэродромов сопредельных стран поднялись в небо бомбардировщики, а с моря ударили «случайно проплывавшие мимо» флотилии боевых кораблей. Момент был выбран не случайно: агрессия началась в тот момент, когда в России в самом разгаре шло полное переформирование военных округов, части меняли пункты дислокации, а новое единое командование еще толком не освоилось с тем, что оказывалось у него в подчинении.

Враг оказался везде: подобно реке в половодье, войска противника обтекали крупные очаги сосредоточения дезорганизованных, но все еще способных драться российских войск. Лишенные связи, не владеющие оперативной обстановкой, российские вооруженные силы почти повсеместно оказались в окружении. Отрезанные от командования и баз снабжения, многие сопротивлялись недолго. Но страна еще сражалась: крупные очаги сопротивления имелись в Центральной России, на Дальнем Востоке. Вопреки ожиданиям и явному приглашению вступить в альянс с агрессором, Китай не вмешался, ограничившись лишь передислокацией к границе частей постоянной гоовности. Японцы сунулись было на Сахалин, но получили неожиданный жесткий отпор от сил местного размещения и быстро ретировались. Осады однако не сняли. Ядерного оружия никто применять не собирался, поскольку война затевалась именно за территории и ресурсы. Где-то в душе я понимал, почему все было спланировано именно так: на загаженной радиацией земле добывать полезные ископаемые гораздо дороже. Поэтому в ход шли боевые мутагенные вирусы и новейшие отравляющие газы. Вирусы, само собой, дохли через строго определенное время. Газ убивал только людей, рассеиваясь на огромной территории, но через тридцать-сорок минут разлагался на безвредные компоненты. Землю можно использовать, лес пилить, а воду разливать в бутылки и продавать как экологически чистую. Как бы чудовищно это ни выглядело со стороны местных жителей, новых покорителей мира это не волновало. Отбросив начинающую захлестывать сознание ярость, я снова улыбнулся как можно более естественно и продолжил расспросы. Но больше пиндос ничего толком рассказать не мог, и мы вернулись к текущей обстановке, которой он владел более уверенно.

– В районе бывшего города Мошково, – продолжал сыпать фактами пленный, – будет создана база Западносибирского оперативного командования оккупационных войск Альянса. На базе предполагается расквартировать две пехотные бригады, одна типа «Страйкер» – регулярные войска, вторая имеет статус вспомогательной, состоит из сотрудников контрактной службы.

– Наемники?

– Да, так будет точнее. – Иностранец слегка сконфузился, но поспешил дополнить: – Там состав очень пестрый: много выходцев из восточных стран Европы, в основном поляков и албанцев... Кризис, работы нигде нет.

– Угу, – я понимающе покивал, чтобы скрыть гримасу отвращения. – Бедные поляки и несчастные албанцы теперь поедят досыта.

– Во вспомогательных частях свой рацион, – не понял издевки пленный. – Но кормят сносно, никто не голодает.

– Это все хорошо, но скажи, специалист, на бумаге такой карты у тебя нет?

– О, в этом нет необходимости, но я могу распечатать, тут есть принтер.

Устав удивляться, я просто поощряющее кивнул и через минуту держал в руках черно-белую распечатку с текущей обстановкой. Тут были отмечены все объекты, где разместились захватчики, обозначены маршруты движения и районы, назначенные для санации. Теперь пришла пора прощаться, поскольку американец наверняка вызвал подмогу, и скоро ремонтники, а значит, как минимум еще человек пять-шесть вооруженных солдат будут здесь. Выведя пленного из бронемашины, я повел его обратно к обочине, где сидел Варенуха и воинственно тыкал стволом трофейного автомата в уже очнувшегося второго пленника. Взмахом руки я подозвал его и остальных артельщиков. Вынув из кобуры служебный пистоль, я демонстративно передернул затвор и выстрелил в ногу второму пленнику. От резкой перемены обстановки рыжий специалист присел, в недоумении оглянувшись на такого ласкового до этого момента русского. Подстреленный танкист просто орал от боли, выгибаясь дугой, не в силах даже зажать рану рукой. Я подошел к раненому и прижал его туловище ногой, наступив ему на грудь. Буднично обернулся к опешившим товарищам по несчастью и побелевшему от осознания возникшей угрозы амеру.

– Миша, придержи рыжего, чтобы не дергался. Сейчас будем проводить воспитательно-разъяснительную работу среди оккупантов... Не бойся, специалист Эд Мастерс из Сиэтла, – повернулся я с той же теплой улыбкой, что и полчаса назад, к американцу. – Я свое слово держу и буду держать его впредь. Теперь всякий раз, как мне случится взять в плен не меньше двух врагов, одного я буду отпускать, чтобы он рассказал своим начальникам и друзьям о том, что видел.

Убрав ногу с груди подвывающего пленника, я подошел к оторопевшему специалисту и указал стволом пистолета на лежащего ничком танкиста. В глазах недавнего собеседника плескались озера животного страха, теперь он не верил ни одному моему слову. На то и был расчет.

– Твой соотечественник пришел на мою землю убивать, – сказал я. – Как и ты. Вам оказалось мало своей страны, вы решили захватить чужую. Не осуждаю вашего решения, тут все взрослые люди. Но как быть с теми детьми и стариками, которых твои люди потравили газом, точно тараканов? Как быть с сожженными заживо жителями того города, что был за этим лесом? И городами далее по дороге? Вы решили, что таким людям нет места на земле, приняли на себя ответственность. Теперь я и сотни людей, подобных мне, заставим вас заплатить за ваше решение. Не всех купили и не всем запудрили мозги, расскажи об этом своим друзьям и командирам. Отныне я не дам вам покоя и буду убивать, где бы ни встретил. Отдельно скажи наемникам, что их я в плен брать не буду: раз записались сеять смерть за деньги, облегчать им их работу я не буду. Теперь каждый цент жалования придется отработать по полной. Придется повоевать, раз пришли воевать.

Я вернулся к притихшему раненому, рывком поставил пиндоса на колени. Потом приставил ствол к затылку сжавшегося и уже ничего не соображающего танкиста.

– Этот умрет легко, я его просто пристрелю. А вот следующих, кого поймаю, буду поить бензином и заставлю жрать землю.

После этих слов я буднично нажал на спуск, хлопнул выстрел, прошедшая навылет пуля выбила на траву частички мозга и осколки кости, перемешанные с кровью. Танкист упал, по телу прошла легкая судорога, запахло дерьмом и мочой. Причем обмочился и рыжий специалист, которого Михась тут же отпустил. Пленный рухнул на траву и завыл, бормоча какие-то слова. Я же спрятал пистолет в кобуру и обернулся к своим товарищам, тоже опешившим от всего произошедшего. Я их понимаю: одно дело убить в горячке боя, и совсем другое – пристрелить такого беззащитного на вид пленника.

– Мужики, не надо стоять столбами и видеть во мне Гитлера. Они пожгли три города, уничтожили пять деревень и два больших поселка! Во всей округе нет живых людей, кроме этих импортных упырей. Пленных и сообщников не берут: рабы им без надобности, а прихвостней почитай что вся Европа. Они как на пикник, все с собой сюда тащат. Поймите, мы им ни в каком качестве не нужны, все, кто живет в России, – балласт. Наша армия еще сражается, не все продались и сбежали, кое-кто дерется на Урале и в Приморье. У нас единственный выход: сопротивляться, грохнуть как можно больше этих. – Я пнул мертвое тело танкиста. – Тогда они будут бояться. Нужно драться. Так дольше проживем. И если не победить, так хоть чутка сквитаться получится. Если кто со мной – пошли, если хотите на убой – сядьте возле трупов, скоро их дружки приедут и нагрузят вас свинцом. Так как оно будет, мужики?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.