Война и мы - 22 июня. Черный день календаря

Некоторые части 5-й армии, в которую входил корпус, были расположены около самой границы. Оттуда поступали сведения о ситуации на другом берегу пограничной реки, в районе г. Владимир-Волынского. Сведения эти были тревожными, сообщалось, что на другом берегу сосредотачиваются немецкие войска, все время наблюдается движение, используются оптические приборы для наблюдения за нашей территорией. Были нарушения границы немецкими самолетами. Все это создавало обстановку напряженности.

Граница Литовской ССР. Солдаты вермахта ломают забор, который маскировал строящиеся оборонительные укрепления.

Ночью через Ровно проходили воинские части, летели над Ровно самолеты в сторону границы. Как потом выяснилось, они располагались на прифронтовых, приграничных аэродромах и просто больших полянах. Все это, естественно, подсказывало, что ситуация сложная, что могут быть в самое ближайшее время начаты военные действия. За несколько дней до 22 июня, было опубликовано сообщение ТАСС, в котором опровергалось, что немцы собираются на нас напасть. Но мы восприняли это опровержение как подтверждение того, что война приближается и до нее буквально осталось несколько дней. Я решил сходить в фотографию, сфотографировался и отослал домой свои последние фотографии. Фотографии эти уцелели».

Но естественно были те, кто не чувствовал приближение войны. O.E. Ходько вспоминала: «Окончив педагогическое училище в 1937 г., я начала работать учителем начальных классов в Забородской школе, а через три года меня перевели в Устье, где еще год до начала войны в семилетке я преподавала русский язык и литературу. Ощущения надвигающейся войны не было ни у меня, ни у моих близких. Наоборот, казалось, что тяжелые 30-е годы позади, теперь жизнь начнет налаживаться…»

В штабах округов обладали большим объемом информации, чем любой солдат или командир стоявших у границы соединений. Поэтому окружное командование неоднократно выходило с соответствующими просьбами к высшему руководству. Начальник штаба Одесского военного округа М.В. Захаров вспоминал: «6 июня военный совет Одесского округа обратился к начальнику Генерального штаба за разрешением на передислокацию 48-го стрелкового корпуса на наиболее вероятное направление действий противника. После того как разрешение было получено, 74-я и 30-я стрелковые дивизии и управление корпуса к 15 июня сосредоточились на новых позициях, немного восточнее Бельцы». Отметим, что 30-я дивизия была весной 1941 г. переформирована в горнострелковую, но по многим мемуарам и документам она продолжала проходить как стрелковая. По плану прикрытия 30-я горнострелковая дивизия поступала в распоряжение командира 35-го стрелкового корпуса, 74-я стрелковая дивизия была армейским резервом.

Однако далеко не все решения командования приграничных округов получали поддержку наверху. Иногда их одергивали в достаточно резкой форме. Так, в телеграмме начальника Генерального штаба от 10 июня 1941 г. на имя командующего КОВО указывалась: «…донесите для доклада народному комиссару обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение. Жуков». 11 июня командующие приграничными округами получили указания «полосу предполья без особого на то приказания волевыми и УР-овскими частями не занимать». 12 июня нарком обороны приказал: «Запретить полеты нашей авиации в приграничной полосе 10 км от госграницы». Последняя мера была, скорее всего, направлена на предотвращение случайного пересечения границы вследствие навигационных ошибок.

Рука об руку с запретительными мерами шли мероприятия по усилению особых округов. 12 июня командование КОВО было извещено о прибытии на территорию округа 16-й армии из Забайкальского военного округа. Поступление эшелонов армии предполагалось в период с 17 июня по 10 июля. Должны были прибыть:

«Управление армии с частями обслуживания; 5-й механизированный] корпус (13,17-я танковые и 109-я моторизованная дивизии); 57-я танковая дивизия; 32-й стр[елковый] корпус (46,152-я стрелковые дивизии, 126-й корпусной артполк)».

Реально сосредоточение войск 16-й армии началось не 17, а 18 июня. Прибытие армии в резерв Юго-Западного фронта закладывалось в предвоенное планирование. Также 16-я армия является примером выдвижения назначенных для первой операции войск до начала боевых действий, которое стало общим местом последних мирных дней и месяцев столкновений различных стран в 1939–1941 гг.

14 июня начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М.А. Пуркаев своим телеграфным распоряжением потребовал организовать во всех штабах армий круглосуточное оперативное дежурство. Дежурных предписывалось назначать «только из числа командиров, имеющих оперативную подготовку». В тот же день, 14 июня, в связи с нарастанием угрозы нападения Одесский военный округ получил указание о выделении управления 9-й армии с выводом его в Тирасполь. Утром 20 июня управление (начальник штаба генерал-майор М.В. Захаров) было поднято по тревоге и под видом командно-штабных учений к исходу дня развернуло командный пункт в заранее оборудованном на случай войны районе, установив связь с соединениями, включенными в состав армии.

Немцы сносят шлагбаум на границе рейха и СССР.

Но наиболее значительным событием 14 июня была публикация в «Известиях» сообщения ТАСС: «Еще до приезда английского посла в СССР г. Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной прессе стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам, Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними. СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границы СССР с целью нападения на СССР. Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивает свои войска у границы последней. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны. ТАСС заявляет, что: Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место. По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными. Проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по крайней мере, нелепо».

Большинство непосредственных участников событий увидели в этом сообщении только слова, касающиеся военного ведомства: «слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Однако сообщение ТАСС ни в коей мере не предназначалось для внутреннего пользования. Для общения с собственным гражданами у руководства страны были совсем другие механизмы с целым штатом толмачей-политруков. Вспоминает A.C. Хоняк: «Перед самой войной я был направлен для дальнейшей службы в Белорусский военный округ. Располагалась наша часть в Кобрине, но в июне мы выехали на летние занятия в лагерь, в район Колки. Там были практические стрельбы, тренировки, занятия – обыкновенная военная учеба. Конечно, напряжение чувствовалось. Особенно после заявления ТАСС от 14 июня, которое подвергало сомнению заявления печати, что немцы перебросили свои войска к нашим западным границам. Это, конечно, было сделано с целью предотвратить провокации». На эзоповом языке дипломатии сообщение ТАСС – это не что иное, как приглашение руководства Германии к переговорам. Либо с целью заключить соглашение по спорным вопросам, либо перевести конфликт в фазу открытого противостояния с бряцанием оружием.

Гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС стало для советского руководства сигналом для начала развертывания войск. В последнюю мирную неделю подготовительные мероприятия шли нарастающим темпом. С середины июня были отменены отпуска личному составу. 13 июня руководство Киевского особого военного округа получило директиву наркома обороны и начальника Генштаба Красной Армии на выдвижение «глубинных» (т. е. находящихся далеко от границы) стрелковых корпусов ближе к границе.

Приказание последовало синхронно с сообщением ТАСС и в случае начала политического диалога выдвижение могло быть отменено. Началось выдвижение «глубинных» соединений округа 17–18 июня. Сроки выдвижения и пункты назначения корпусов были определены следующим образом: «31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в районе Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му – к 30 июня». По предвоенным планам эти соединения предполагалось сосредоточить в указанных районах «с 4 до 15-го дня мобилизации». Отличия от записанного в планах были следующие. Во-первых, 7-й стрелковый корпус, который по предвоенным планам должен был выдвигаться вместе с другими «глубинными» корпусами, пока остался на территории Одесского военного округа. Вместо 7-й стрелкового корпуса в состав 12-й армии выдвигался 49-й стрелковый корпус. Во-вторых, «глубинные» соединения выдвигались в неотмобилизованном состоянии, в численности мирного времени с добавкой резервистов, призванных на «большие учебные сборы».

Перемещения «глубинных» соединений затронули не только Киевский особый военный округ. Точно так же выступали в поход соединения Западного особого военного округа. С.Иовлев, командир 64-й стрелковой дивизии 44-го стрелкового корпуса, вспоминал: «15 июня 1941 г. командующий Западным особым военным округом генерал армии Д.Г. Павлов приказал дивизиям нашего корпуса подготовиться к передислокации в полном составе. Погрузку требовалось начать 18 июня. Станция назначения нам не сообщалась, о ней знали только органы военных сообщений (ВОСО). Погрузка шла в лагерях и в Смоленске. Ничто не говорило о войне, но необычность сборов, не предусмотренных планом боевой подготовки, настораживала людей, и у многих в глазах можно было прочесть тревожный вопрос: неужели война?» 64-я стрелковая дивизия содержалась в сокращенных штатах (6 тыс. человек), и ее боевая ценность была ниже, чем у приграничных дивизий.

Самой важным, можно даже сказать, знаковым мероприятием середины июня 1941 г. стало начало выдвижения войск внутренних округов на рубеж Западной Двины и Днепра. И.Н. Бирюков, командир одного из выдвигавшихся соединений 186-й стрелковой дивизии, вспоминал: «13 июня 1941 г. из штаба Уральского военного округа мы получили директиву особой важности, согласно которой дивизии предстояло выехать в «новый лагерь». Адрес нового расквартирования не был сообщен даже мне, командиру дивизии. И только проездом в Москве я узнал, что наша дивизия должна сосредоточиться в лесах западнее Идрицы, т. е. на рубеже старых укреплений, возведенных вдоль прежней советско-латвийской границы, существовавшей до 1939 г.». Однако решение о перевозке к границе войск внутренних округов безнадежно запоздало и не оказало влияния на события первого дня войны. Вспоминает А.Ф. Пануев, служивший в 17-м гаубичном артиллерийском полку 17-й танковой дивизии, входившей в 16-ю армию: «В мае месяце моя батарея заняла 1 – е место по строевой и огневой подготовке в дивизии. Мне дали отпуск. Погулял недели две – телеграмма: «Срочно прибыть в часть». Я прибыл – 16-ю армию перебрасывали на Запад. Мы погрузились в первых числах июня, и пошли по Транссибирской магистрали на Запад. Нашей танковой дивизии и нашему полку назначение было на Винницу. Тут вышло опровержение в «Правде» о том, что нет переброски. 14 июня – второе опровержение ТАСС. После второго опровержения нас повернули на Турсиб. Все платформы были забиты фанерой – изображали переброску техники для посевной кампании. Нам было запрещено выходить на больших станциях. Эшелон останавливали только на перегонах, там, где можно было взять воду. Когда проходили крупные станции, даже люки закрывали. Жара… июнь… Турсиб…»

Первый раненый. Первый из миллионов.

Волна движения Красной Армии вперед после сообщения ТАСС вскоре затронула приграничные армии. В ночь с 16-го на 17 июня в Киевском особом военном округе выступили из лагеря Киверцы части 62-й стрелковой дивизии 5-й армии. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли на позиции вблизи границы. Однако рубеж обороны не занимался, и дивизия рассредоточилась в населенных пунктах и лесах. С 17 июня собирал части дивизии в летнем лагере командир 41-й стрелковой дивизии Г.Н. Микушев. 18 июня командующий 5-й армией М.И. Потапов приказал вывести 45-ю стрелковую дивизию с полигона. 18 же июня получила приказ на выдвижение к границе 135-я стрелковая дивизия, составлявшая второй эшелон 27-го стрелкового корпуса 5-й армии. Выдвигалась она в освободившийся после ухода 62-й дивизии лагерь Киверцы. Командир дивизии, генерал-майор Ф.Н. Смехотворов вспоминал после войны: «18 июня 1941 г. 135-я стрелковая дивизия выступила из района постоянного расквартирования (Острог, Дубно, Кременец) и к исходу 22 июня прибыла в Киверцы (в 10–12 км северо-восточнее Луцка)…»

Самые радикальные меры были приняты в Прибалтийском особом военном округе. 18 июня последовал приказ № 00229 командующего округом Ф.И. Кузнецова «О приведении в боевую готовность театра военных действий». Обтекаемая формулировка «театра военных действий» была призвана сгладить впечатление от тяжелого для мирного времени словосочетания «в боевую готовность». Одновременно в таком виде приказ не должен был вызвать окрика из Москвы. По приказу № 00229 в боевую готовность приводилась ПВО округа, средства связи. Помимо традиционных мер Ф.И. Кузнецов предписывал: «создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы. Для этой цели иметь запасы противотанковых мин, возимых автотранспортом. Штат этих отрядов, формируемых за счет саперных частей и выделяемых начальником Автобронетанкового управления автотранспортных средств, разработать и доложить мне 19.06.41 г. Готовность отрядов 21.06.41 г.». Также Ф.И. Кузнецов отдал распоряжение по выдвижению к границе механизированных и стрелковых соединений. В 23:10 16 июня в штаб 12-го механизированного корпуса был доставлен пакет из штаба округа. В 23:00 18 июня соединения и части мех-корпуса выступили в марш, а уже 20 июня вышли в назначенные районы (находившиеся ближе к границе). Также 18 июня был поднят по тревоге и выведен из мест постоянной дислокации 3-й механизированный корпус. Вспоминает боец 2-й батареи 358-го артиллерийского полка 126-й стрелковой дивизии С.С. Мацапура: «18 июня после обеда все подразделения сводного отряда снова были подняты по тревоге. Опять последовал марш-бросок вдоль побережья, погрузка в эшелон. Когда прибыли в Шяуляй, поняли, что едем к границе. Все ребята подтянулись, посерьезнели. От Шяуляя на Каунас и далее ехали с частыми и длительными – иногда на полдня – остановками. В ночь на 22 июня прибыли на место. Заняли огневые позиции близ какого-то литовского городка. Граница, как объяснил командир батареи, была километрах в тридцати. Правее нас и несколько впереди, за сосновым бором, встала на позиции батарея 501-го гаубичного артполка. Там же заняли оборону стрелки и саперы нашего отряда. Где находятся главные силы 126-й дивизии, мы не знали».

19 июня в Киевском особом военном округе из Генерального штаба было получено распоряжение о создании фронтового управления и передислокации его в Тарнополь. И.X.Баграмян вспоминает: «В то же утро (19 июня. А.И.) из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь.

Предписывалось сохранить это «в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа». У нас уже все было продумано заранее. По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну – в первой половине следующего дня». В руководящих документах предусматривалось переместить штаб округа с преобразованием его во фронтовое управление с началом мобилизации: «Штаб КОВО с 20:00 М-2 Тарнополь». Таким образом, в мирное время, до объявления мобилизации осуществлялись мероприятия, предусмотренные по планам в первые дни войны. Начало боевых действий руководящий состав КОВО, ставший управлением Юго-Западным фронтом, встретил в буквальном смысле на колесах.

Однако не все командующие округами использовали имеющиеся у них средства для приведения войск в боевую готовность. В Брестской крепости, точнее в казармах в цитадели и вокруг нее, были собраны части двух дивизий. По плану они должны были обороняться вне крепости, и никакие запреты Генштаба не могли помешать Д. Г.Павлову вывести части двух дивизий из крепости в ее окрестности. Справедливости ради следует отметить, что трагедия Бреста была в значительной мере заложена еще в 1939 г. После завершения «польского похода» Германия и СССР согласовали начертание границы между двумя странами. Произошло это 2 октября 1939 г., когда состоялась беседа народного комиссара обороны СССР маршала Советского Союза К.Е.Ворошилова и начальника Генерального штаба РККА командарма 1 ранга Б.М. Шапошникова с представителями Германского военного командования в лице генерала Кестринга, полковника Ашенбреннера и подполковника Кребса. Сторонами была письменно зафиксирована линия, по которой должна проходить граница. Вполне в традициях подобных мероприятий она была проведена с опорой на рубежи крупных рек. Однако такой простой и очевидный принцип не всегда давал удобные позиции с военной точки зрения. Поэтому уже в 23:30 2 октября командующий Белорусским фронтом Ковалев отправил в Москву следующую телеграмму: «Установленная граница по р. Бугу г. Брест-Литовска крайне невыгодна для нас по следующим причинам: город Брест границей делится на две части – западный обвод фортов достается немцам; при близости границы невозможно использовать полностью богатейший казарменный фонд в г. Бресте; железнодорожный узел и сам город будут находиться в сфере пулеметного огня; переправы на р. Буг не будут прикрыты необходимой территорией. Замечательный аэродром у Малашевичи достанется немцам. Командующий фронтом просит пересмотреть границу в районе Брест-Литовска». Ковалев просил оставить за СССР часть территории на западном берегу реки. Брестская крепость еще во времена Российской империи была модернизирована и состояла из собственно крепости и расположенных на некотором расстоянии от нее фортов. Точно так же Верден состоял из самого Вердена и цепочки фортов вокруг него. Знаменитые форты Дуомон и Во, за которые шли бои в Первую мировую войну, находились на внешнем поясе обороны Вердена. Буг фактически разрезал Брестскую крепость надвое, оставляя западные форты на территории Генерал-губернаторства (подконтрольной Германии территории Польши). Система фортов на периметре крепости утрачивалась. Однако просьбы Ковалева остались гласом вопиющего в пустыне. 3 октября 1939 г. из Москвы пришел ответ, что «граница у Бреста установлена соглашением и менять ее невозможно». Советской стороне удалось лишь в незначительной степени улучшить свои позиции в районе Бреста. Чтобы сохранить за собой всю Брестскую крепость, советские саперы запрудили Буг и взорвали перемычки крепостного рва. В итоге вода пошла по обводному каналу перед Тереспольским укреплением. Этот канал советские представители выдали немцам за русло р. Буг, по которому и была проведена граница. Но главная проблема осталась нерешенной: казармы Брестской крепости находились в непосредственной близости от границы. В старой, защищенной фортами крепости они были в центре системы обороны, теперь же казармы были практически на линии соприкосновения с потенциальным противником. Перед советским командованием стоял невеселый выбор: либо рисковать, размещая войска практически на границе, либо заниматься обустройством вместо боевой подготовки.

Группировка сил сторон к 22 июня. Детали взаимного расположения войск Красной Армии и вермахта на различных участках фронта будут сообщаться по мере изложения хода событий. Сейчас же имеет смысл качественно оценить положение сторон к началу боевых действий. В чем же выражалось упреждение в развертывании? В первом эшелоне Германия успела развернуть против СССР к 22 июня 77 % пехотных дивизий, 90 % танковых, 94 % моторизованных дивизий и 100 % авиасоединений, оставив в резерве до 12 % имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса». Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон к 22 июня успели развернуться только 43 % дивизий. Еще 25 % входило в состав вторых эшелонов округов (фронтов) и 32 % еще находились в подчинении Главного Командования (находясь в пути или еще в местах постоянной дислокации во внутренних округах).

Первый пленный.

Таким образом, у сил вторжения был существенный численный перевес над частями и соединениями Красной Армии, которые могли вступить с ними в бой в первый день войны. При общем превосходстве сил на границе примерно в два раза три немецкие группы армий создали превосходство в числе соединений в три – пять раз на направлениях главных ударов. Упрежденные в развертывании войска Красной Армии оказались разбросанными на всем пространстве от западной границы до рубежа Днепра и Западной Двины.

Захваченные в плен пограничники.

На прямой линии между Сталиным и Гитлером. Упреждение в развертывании было достигнуто. Последним мероприятием последнего предвоенного дня стало зачитывание в стоящих у советской границы немецких частях обращения Гитлера. Таких обращений было несколько за войну. Последнее было в апреле 1945 г., за несколько дней до начала битвы за Берлин. Обращение зачитывали командиры рот. Поскольку уже смеркалось, офицеры освещали листы с текстом висящими на груди фонариками. Устами ротных командиров фюрер обращался к замершим в тревожном ожидании гражданам своей страны, одетым в военную форму:

«Солдаты Восточного фронта! Мои солдаты. Отягощенный грузом величайшей заботы, вынужденный многие месяцы хранить наши планы в тайне, наконец-то я могу сказать вам открыто всю правду. У наших границ выстроилось до ста шестидесяти дивизий русских. В течение многих недель границы постоянно нарушаются – и не только границы самой Германии, но и другие, на Крайнем Севере, а также границы Румынии. Солдаты Восточного фронта, как раз сейчас силы наши так велики, что равных им не было в истории всего мира. Плечом к плечу с финскими дивизиями и героями Нарвика наши товарищи ожидают схватки с противником в Арктике… Вы – на Восточном фронте. В Румынии, на берегах Прута, на Дунае, вдоль побережья Черного моря германские и румынские силы, руководимые главой государства Антонеску, стоят в едином строю. Величайшие в истории мира армии готовы к бою не только потому, что их вынуждает к тому суровая текущая военная необходимость, требующая окончательного решения, или тому или иному государству требуется защита, а потому, что в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем скоро вы вступите в бой – в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».

Сообщение о 160 советских дивизиях было очевидной ложью. Тот образ группировки советских войск, который имелся у немецкого командования на 21 июня хорошо известен из сохранившихся документов. Она была переоценена, но ни о каких полутора сотен соединений не было и речи.

Застигнутые врасплох войной красноармейцы. Не все еще поняли, что происходит.

Пока на западной границе немецкие солдаты завершали приготовления к нападению, большинство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после», спокойно проводили субботний вечер. На территории бывшего СССР нет человека, родившегося до 1930 г., который бы на вопрос «Что вы делали в субботу 21 июня 1941 года», ответил бы «Не помню». Слишком велика та пропасть, в которую обрушилась жизнь людей на следующий день, чтобы так просто взять и забыть… По словам Афанасьева Н.И., «…в каждый из потянувшихся от июня сорок первого к маю сорок пятого года день все думали о той жизни, которая осталась позади, и, конечно же, последние дни, часы, минуты этой жизни – радостной, счастливой, мирной – мы все бесконечное количество раз перебирали в памяти, и казались они особенно прекрасными».

Позволим себе привести несколько фрагментов воспоминаний об этом вечере людей, с тем чтобы понять, что подразумевалось в то время под словосочетанием «мирная жизнь». Москвич Д.Ф. Златкин вспоминает:

«Я был в командировке – мы строили закрытый объект в Феодосийском заливе. Жил я в гостинице «Астория». Из нее я вышел в 10 часов вечера, и волею судьбы за столом в кафе познакомился с очень интересной девушкой. Чудесная девушка была! Румынка, отдыхающая. Я увлекся ею, попросил ее пойти со мной в парк, купил ей 20 роз! Мы сели в тенистой аллее, разговаривали о жизни, и все прочее, она интересовалась нашей жизнью, а я интересовался жизнью в Румынии, поскольку я не знал, что такое Румыния, и народ не знал этот, то мне было это очень интересно. Вдруг ни с того ни с сего из-за кустов выскакивает какой-то человек, хватает меня за рукав и кричит: «Ааааа, вот ты где! Попался, мерзавец! Я тебя долго искал, но наконец-то ты попался! А ну-ка пошли за мной!» Тащит меня, кричит «Милиция!» Берет свисток и как засвистит! Откуда ни возьмись, народ, милиция… Он говорит: «Вот человек, который крадет наши розы!» Все загудели и закричали: «Ну так надо волочь его в милицию! Чего он такой?! Дайте ему по уху! бейте его!» – Я говорю: «Как, какие розы, позвольте, я купил!» – «Где ты купил?»

– «В кассе купил» – «А ну-ка, позовите кассиршу!» Кассирша подошла и говорит: «А я не помню этого человека» – «Как не помните? Я у вас купил все розы! 20 штук! У вас больше их не было». В это время подошел какой-то гражданин, и говорит: «А Вы посмотрит, сорваны эти розы или срезаны?» Милиционер посмотрел на этого человека, потрогал черенки роз, и сказал, что эти розы срезаны. Меня обыскали, ножа не нашли, все поняли, что я купил. В это время кассирша сказала «Ааааааа, да-да, да, теперь я вспоминаю, он у меня действительно купил». Интерес публики пропал, в это время подскакивает ко мне какой-то человек и говорит «Я из газеты «Комсомольская правда», хочу написать фельетон «Розы с шипами», где я вас могу найти?» Я говорю: «Я живу в гостинице «Астория», такой-то номер» – «Я у вас завтра буду». В 10 часов утра я просыпаюсь, никого нет…»

Житель города Оса Молотовской (Пермской) области В.П. Брюхов вспоминает:

«20 июня был выпускной вечер, а 21-го вечером мы собирались классом и поехали на пикник за город. Каждый взял у кого что было – картошку, колбасу, сало. Тогда водку не пили, девок не тискали, а только прижимались ночью, дотронешься, а у тебя по телу электрический заряд проходит».

С.А. Данич, командир саперного взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии:

«Дивизия располагалась в лесу под Липецком, офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке.

Светает. Германская армия уже глубоко вклинилась на советскую территорию.

У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему по возрасту из нас лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди р. Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское. С помощью знакомой девушки пригласили весь ее выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой, я кстати, тогда его первый раз попробовал, казалось, что веселится весь город – такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»

Студент Днепропетровского медицинского института И. Л. Друян:

«Разошлись поздно. Я провел товарищей, а когда вернулся, Вася и Женя уже спали. На полу у изголовья Васиной койки лежала недочитанная книга. Женя спал, свернувшись калачиком. Несмотря на раскрытую форточку, в комнате было душно. Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен.