Отражения - Эталон зла (сборник)

Начальник комендатуры капитан Хрункель недвусмысленно намекнул Хмырю, что его судьба висит на волоске. А после событий недельной давности, когда партизаны почти беспрепятственно сожгли склад с мукой и выкрали помощника коменданта, доверие к полиции и вовсе было утрачено.

Коменданта Сенька боялся. Тот умел заставить подчиняться любого, невзирая ни на что. Полгода назад Хрункель расстрелял старого Сенькиного кореша и подельника Ивана Длинного. Только за то, что тот не вывел взвод на усиление к железной дороге. Правда, мела метель, мороз был под тридцать. Но капитана это не интересовало. Ивана вывели во дворик комендатуры, зачитали приказ и шлепнули. А Сенька стоял неподалеку в строю взвода и смотрел, как расстреливают кореша. И все полицаи смотрели.

С того дня Сенька стал взводным. И теперь получал все плюхи от начальства.

* * *

И настала у Сеньки черная полоса жизни. Если раньше его все устраивало: и служба, и возможность развлекаться по своему желанию, и власть над людьми – то теперь все было плохо.

За то, что его ребята поиграли с двумя пятнадцатилетними девочками из райцентра (между прочим, дочерьми партизан!), капитан велел тех выпороть и посадить в карцер. А Сеньке сказал, что в следующий раз прикажет пустить насильников в расход.

Этого Хмырь понять не мог. Для чего они шли в полицию? Чтобы мстить Советам за себя и делать что хочется! Ну и еще служить новым хозяевам. А что выходит?

Этого нельзя, то запрещено, за это наказание! Можно четко и беспрекословно выполнять приказы, лезть под пули партизан, проводить запланированные конфискации у населения и участвовать в мероприятиях комендатуры. Под строгим надзором со стороны немцев. Братцы, где воля?!

Сенька этого не понимал, впрочем, как и его люди. Воевать, конфисковать, усиливать, ловить – понятно. А отдохнуть хорошенько? Попить, погулять, девочек помять – это нет? Несправедливо.

Не раз и не два думал Сенька уйти от немцев. Но ничего путного не надумал. К партизанам нельзя – тут же шлепнут. За былые подвиги. Бежать в Германию? Шлепнут по пути. Везде его ждало одно – пуля. Оставалось одно: продолжать служить и ждать подходящего момента.

Сенька и ждал, постепенно наливаясь дикой, необузданной злобой. На немцев, на Советы, на людей. Даже на своих корешей. Никому нельзя верить! Рассчитывать только на себя. И драться за кусок до последнего.

Невесела участь предателя, нелегка. Нигде не найти ему приюта. Никто не любит изменников. Даже немцы.

По списку следовало отобрать для отправки пятнадцать человек в возрасте от четырнадцати до тридцати лет. В основном это были подростки и молодые женщины. Мужчин в селе давно нет. Кто в армии, кто в партизанах.

Сенька заранее знал, что в Залескино не наберет нужное количество, и загодя отправил десяток человек в соседнее село. Хрункелю не все равно, откуда рабочая сила?

Остальных следовало вести в райцентр. Хмырь точно не знал, но слышал, что гестапо решило ликвидировать деревню, потому что та была близко к лесу и почти не контролировалась. А это значит, что она наверняка помогает партизанам.

В планах немцев на это лето было полное уничтожение партизан не только в районе, но и в области в целом. В области несколько крупных железнодорожных станций, и от их бесперебойного функционирования зависит график поставок на фронт. Нельзя позволять партизанам срывать стратегические замыслы немецкого командования.

Сенька насчитал в деревне сорок семь человек. Двенадцать шли по списку, остальных надо гнать в Новодолгино. Заранее представляя себе, сколько времени уйдет, пока толпа доползет до места, Хмырь кривил губы и вполголоса матерился.

Причем надо гнать через соседнее село. Туда собиралась приехать команда из гестапо, проводить предварительный отбор подозреваемых в связях с партизанами. Тех увезут сразу. Остальных – гнать пешком.

С гестапо Хмырь связываться не хотел ни при каких обстоятельствах. Слишком легко из союзника стать арестантом. Но приказ есть приказ.

Как и следовало ожидать, добровольно уходить из дома никто не хотел. И незваных гостей встречали крик, причитания, плач и вой. Бабский. Мальчишки лет двенадцати – четырнадцати молчали и смотрели на полицаев с нескрываемой ненавистью.

Приходилось действовать силой. Прикладам и пинками вышвыривать на улицу, гнать по дороге к месту сбора, присматривая, чтобы никто не ускользнул. И так в каждом доме. Неудивительно, что через полчаса подобной работенки полицаи озверели и уже не разбирали, кого бить – старуху, пацана или бабу.

* * *

Ту ясноглазую девицу Хмырь заметил сразу, когда толпа усилиями полицаев была выставлена на дороге. Стройная, с длинной косой, высокой грудью и плавной походкой, она привлекала к себе внимание даже в наряде старухи. Наверное, специально вырядилась, чтобы не заметили.

Но Хмырь заметил и теперь шел сбоку от нее, поглядывая на гордый профиль и прикидывая, как бы оставить дивчину себе. Его прежняя любовница Настька окончательно спилась и больше походила на высохшую каргу, чем на женщину. А Хмырь баб любил и долго без них не мог.

Следовало только скрыть от Хрункеля этот факт и задобрить своих гавриков, чтобы держали языки за зубами. Вот Сенька и соображал, не обращая внимания на крики и плач, висевший в воздухе. Не впервой.

Бронетранспортер он заметил только после того, как его окликнул помощник, Коля Хват. Машина незнакомой модели вырулила из-за крайнего дома и встала на дороге, перегородив толпе путь. Сенька разглядел на бортах кресты и пулемет на турели.

Из машины не спеша вышли четверо немцев в форме гестапо.

«Мать моя! Явились! Неужели решили здесь провести фильтрацию?» Сеньку прошиб холодный пот. Слишком уж страшно выглядели гестаповцы. И где таких откопали? Огромные, широкие, лица как на подбор мрачные. Больше подходящие громилам, чем офицерам.

Немцы подошли ближе, с интересом разглядывая полицаев и жителей. Те, кстати, тоже притихли. Испугались. Да и как таких не пугаться. Головорезы.

Почувствовали себя неуютно и остальные полицаи. О гестапо ходило слишком много слухов, чтобы сохранять спокойствие поблизости от них.

– Was mashen sie hier? – спросил старший – высокий, коротко стриженный брюнет. Он небрежно цедил слова, словно делал одолжение.

Сенька почувствовал, как потек холодок между лопатками и как враз пересох язык. По-немецки он знал несколько слов: хайль Гитлер, Сталин капут, яволь, найн. Его подручные – и того меньше.

– Каспадин штурмбанфюрер спрашивайт, – на ломаном русском перевел стоящий справа от начальника гестаповец, – что ви делать?

– А-а… – Сенька едва выговаривал слова. – Мы это… по приказу коменданта проводим отбор местного населения для отправки в Германию. Арбайтен.

Сенька на пределе возможного вспомнил еще одно слово и покрылся испариной. Черт побери этих гестаповцев! Заставляют трепетать его – вора!

– О! Ich ferstee… – дернул краем губ штурмбанфюрер. И закатил длинную фразу. Переводчик поучительно выслушал и перевел.

– Каспадин штурмбанфюрер хочьет знать, что еще приказаль комендант?

– Еще? Остальных отвести в село Портягино. Там они должны быть допрошены сотрудниками гестапо. А потом всех в Новодолгино.

Позади в толпе послышались крики. Люди все слышали и заранее оплакивали свою судьбу.

– Наверное, мы должны отвести всех к вам, да?

Переводчик зашептал на ухо штурмбанфюреру, тот согласно закивал, опять что-то сказал.

– Кто должен проводить допрос?

– Э-эти… ваши… С города. Я толком не знаю.

– Они сейчас в Портягино? – по собственной инициативе задал вопрос переводчик. Акцента в его голосе стало заметно меньше.

– Д-да…

Гестаповцы смотрели на полицаев, на толпу и что-то обдумывали. Потом двое обошли толпу и встали позади полицаев. Те чувствовали себя все более неуютно.

Герман не спеша обошел стоявшего на дороге полицая (тот поспешно отступил в сторону) и встал напротив женщины, к которой жались трое маленьких детишек. Им было лет по пять-шесть. Одеты плохо, худые, глаза смотрят испуганно. Женщина прижимает детей к себе, взгляд затравленный. Ничего хорошего от немца не ждет.

Взгляд Германа скользнул по толпе и вдруг наткнулся на молодую девушку, одетую в старое, до предела заношенное платье и какой-то жакет. На голове платок, на ногах стоптанные ботинки непонятно какого фасона. Но даже в этом страшном наряде она выглядела переодетой королевой.

Синие глаза, яркие губы, мягкие черты лица. Платье уродует, но не в силах скрыть ладной фигуры.

Хмырь заметил оценивающий взгляд гестаповца, когда тот рассматривал ту красивую дивчину, и недовольно покривил губы. Если немец захочет, он увезет девчонку с собой. А ему ничего не достанется.

Такая перспектива ему не понравилась, и Сенька неожиданно для себя раскрыл рот:

– Господин штурмбанфюрер, вы разрешите вести людей дальше?

Немцы не спешили с ответом. Трое ходили вдоль толпы, с интересом разглядывая детей и стариков, а старший гестаповец с каким-то любопытством смотрел на самого Хмыря и на его подчиненных. Что он хотел увидеть?

– Господин штурмбанфюрер…

– Умолкни, урод! – вдруг раздалось за спиной.

Хмырь круто развернулся и с разинутым от удивления ртом взглянул на того высоченного немца. Это он заговорил на чистом русском языке.

– Н-не понял?..

– Чё ты не понял, лох? Сказал, захлопни пасть.

Пистолет-пулеметы, до этого висевшие на плечах двоих немцев, в мгновение ока оказались в руках. Еще один выставил вперед оружие странного вида. Хмырь такого никогда не видел и не мог опознать в нем штурмовую винтовку StG. Главный немец стоял, по-прежнему заложив руки за спину. МП висел на плече, но Сенька понимал: перехватить его для стрельбы – дело одного мгновения.

– Оружие на землю, – проговорил стоявший слева от полицаев гестаповец. И тоже на русском: – Живо.

– П-постойте… – заикаясь, проблеял Игнат Забитюк, подручный Хмыря. – В-вы не немцы?

Ближе к нему стоял широколицый немец с небольшим шрамом на подбородке (Витька получил его в одной из схваток). Немец шагнул ближе и неуловимо быстро пнул Игната в пах. Того скрючило. Немец добавил кулаком по шее, и Игнат рухнул ему под ноги.

– Вы чё, мудаки, не поняли? Оружие на землю, руки вверх! Кто рыпается – нафаршируем свинцом! Ну?!

Полицаи медлили, не зная, что делать. Сопротивляться бесполезно. Им это только что показали. Но бросать оружие?..

Хмырь, услышав русскую речь, а главное, словечки из блатного жаргона, моментально сообразил, что перед ним не гестаповцы, а кто-то из своих. В смысле – из русских. Сенька слышал, что на фронте воевали зеки, кровью искупавшие вину перед законом. Может, эти из них?

В принципе от этого не легче, но все равно иметь дело с красными уголовниками и блатными лучше, чем с гестапо.

– Чё за треп, братва? – спросил он, лихо сплевывая сквозь зубы и делая шаг вперед. – Не по закону расправу творите. Без толковища, без…

Договорить ему не дали. Старший «гестаповец» без размаха выбросил кулак, и Сенька рухнул на землю. Нокаут.

Когда Олег уложил главного полицая, Артем чуть повел стволом МП, скашивая сразу двух стоявших почти вплотную к нему полицаев. А потом снес и третьего, пытавшегося снять с плеча карабин.

Герман угомонил еще одного. Последнего убрал Витя. На глазах испуганной и удивленной толпы четверо немцев уложили всех полицаев, причем пятерых насмерть. На земле лежали Сенька и Игнат. Они слабо шевелились, издавая стоны и проклятия, и пробовали встать. Но выходило плохо.

– Ой, господи! – запричитала седовласая старушка в цветном зипуне, одетом несмотря на теплую погоду поверх кофты. – Сыночки… Вы кто?

– Молчать! – рявкнул Артем. – Рот не разевать! Стоять тихо. Кто пискнет – пожалеет!

* * *

Нет, он их не стращал. Не собирался убивать или наносить какой-либо вред. Просто пацанам сейчас нужна была тишина и полное невмешательство толпы. Без паники и радости из-за нежданного избавления.

– Сейчас вы разойдетесь по домам. Молча. И быстро. А потом соберете вещи и уйдете отсюда, – продолжал объяснять Артем.

– Куда?

– Куда хотите. Вам не простят убийства полицаев. Ясно?

Толпа молчала.

– Ясно или нет? – рявкнул Олег.

– Ясно, ясно! – заголосила толпа.

– Понимаем.

– Сейчас соберемся…

– Все! Разошлись!

Жители бросились по домам, спеша забрать самое ценное и уйти. В том, что их не оставят в покое, никто не сомневался.

– Постой… – Герман положил руку на плечо девушке, на которую засмотрелся.

Та остановилась, испуганно глядя на огромного гестаповца снизу вверх. Сейчас, вблизи он не выглядел таким уж и страшным, но все равно ей было не по себе.

– Как тебя зовут?

– Нина.

– Нина. – Герман расплылся в улыбке. – Красивое имя. Скажи, красавица, ты местная?

– Да, – робко кивнула Нина.

– Отлично. Может быть, знаешь, есть ли дорога в лес. Такая, чтобы могла пройти машина.

Герман указал на БТР.

– Дорога есть. Надо доехать до Липатовки, до развилки и свернуть в лес. Дорога сначала идет плохая, но метров через пятьдесят будет шире. Ваша машина пройдет.

– Молодец, – улыбнулся ей Герман. – Это важно.

– А… – набралась храбрости Нина. – А вы не немцы?

– Мы? – Герман глянул на себя, похлопал по груди. – Мы самые настоящие, всамделишные фрицы. Прямо из Берлина.

Девушка вдруг улыбнулась и опустила глаза. Всамделишные немцы больше ее не пугали. Совсем.

Пока Герман развлекался разговором с девчонкой, парни быстро перетаскали оружие полицаев в БТР, туда же забросили, предварительно связав, Хмыря и Игната. Артем успел выяснить у одноногого деда дорогу в лес. Теперь пора было сматываться. В любой момент сюда могли нагрянуть как полицаи, так и немцы. Устраивать бой в деревне в явно невыгодных условиях в планы братвы не входило…

– Гера, по коням! – крикнул Олег уже из БТР. – Время.

– Ну, пока! – вздохнул Герман, глядя в блестевшие глаза Нины. – Будь здорова, красавица. И не попадай к… нашим коллегам из гестапо.

– Да…

Герман еще секунду смотрел на нее, потом вдруг шагнул вперед, притянул за плечи и впился губами в ее губы. Девчонка ахнула, зажмурила глаза, но из объятий не вырывалась. Когда Герман ее отпустил, она судорожно вздохнула и отступила назад. Лицо постепенно становилось красным. В глазах, против ожидания, не было и намека на злость.

– Прощай! – Герман махнул рукой и побежал к машине.

Девчонка еще минуту стояла на дороге, глядя, как броне транспортер исчезает за домами, оставляя за собой облако пыли.

– Ну, ты артист, Гера, – насмешливо протянул Олег. – И здесь сумел девчонку закадрить! Разглядел под тряпками!

– Хороша девка, – мечтательно вздохнул Герман. – Тряпье скинуть, отмыть и приодеть – королева красоты!

Артем колдовал над картой, прикидывая расстановку сил в районе и отмечая силы немцев. Делал он это по старой спецназовской привычке, на тот случай, если в лесу они не найдут дорогу обратно. Тогда знание обстановки будет весьма кстати.

На миг оторвав голову от карты, глянул на Германа и сказал:

– Гера, сколько ей лет?

– Да не больше семнадцати. Свеженькая еще, молодая. Зуб даю – целка.

– А теперь, – прервал его излияния Артем, – прибавь к семнадцати шестьдесят один.

– Это ты к чему? Ну, семьдесят восемь.

– Так вот, – на губах Артема заиграла улыбка, – когда вернемся, загляни в эту деревню. Встретишь свою любовь. Может, и узнаешь в семидесятивосьмилетней старухе.

Олег и Виктор прыснули, глядя на растерянное лицо Германа. Тот набычился, меряя Артема свирепым взглядом, потом плюнул (прямо на лежащего под ногами Хмыря) и хмыкнул:

– Я говорил – геронтофилией не страдаю. Так что бабусю оставим в покое. Зубоскалы! Давайте лучше думать, что делать.

Ответил Олег:

– А делать одно – держать курс в лес. Поищем место, где нас перекинуло.

– И если не найдем, то…

– То будем думать, что делать дальше, – закончил за Германа Артем. – Хотя лучше бы этого «не найдем» не было.

Дважды мимо них по дороге проскакивали немцы. Первый раз это был мотоцикл с коляской. Несколько секунд он ехал рядом с БТР, внимательно разглядывая его, а потом прибавил скорость.

После того как мотоцикл исчез за поворотом, Олег сказал:

– Наши катания в открытую надо заканчивать. Немцам захочется узнать, что за машина разъезжает по их тылам.

– Подумают, что новая модель, – отмахнулся Витя.

– Не считай их дурнее себя. Они свой транспорт знают.

Витя пожал плечами и промолчал. А сидящий за рулем Герман толкнул Артема:

– Сколько еще до той дороги?

– Семь километров.

– Может, раньше свернуть? В натуре, засекут.

– Некуда.

Машина продолжила путь, но теперь парни внимательно посматривали по сторонам и на дорогу. Предостережение Олега восприняли серьезно.

Через пару километров навстречу им выехала легковушка. Поднаторевшие в немецкой технике парни без труда опознали «опель-кадет». Юркая машина, не доехав метров тридцать до бронетранспортера, встала, перегородив путь. Из машины выскочил солдат, за ним неторопливо вышел офицер.

– По нашу душу, – процедил Герман и остановил БТР метрах в десяти от легковушки. – Накаркали.

– В машине три, максимум четыре человека, – сказал Олег и глянул на Артема. – Мы с тобой выходим, Витя, за пулеметом. Герман, будь готов стартануть в любую секунду. Пошли.

Немецкий офицер с раздражением и удивлением смотрел на незнакомый бронетранспортер, узнавая и не узнавая одновременно. Раскраска, опознавательные знаки – все как положено. И пулемет на турели стоит. Но все равно странная машина.

Когда из нее вылезли два офицера гестапо, немец мысленно чертыхнулся и пожалел, что остановил машину. Там, где гестапо, любая странность становится закономерностью. Наверняка прихватили новую разработку, еще не вошедшую в серию, и теперь раскатывают по своим делам.

Кстати, а что за дела? Районное отделение гестапо сейчас в полном составе в деревне Портягино, офицер это знал, так как сам отправлял грузовик с взводом пехоты для прикрытия. Кто тогда идет к нему?

– Говорю я, – шептал Олег. – Ты приветствуй и молчи. Если что – контужен.

– Угу.

– Водитель и кто еще внутри – на тебе.

– Да.

Они подошли к немцу почти вплотную и разглядели погоны майора. А также Железный крест и нарукавную нашивку «Afrika». Этот фриц успел поучаствовать в африканской кампании.

– Хайль Гитлер! – одновременно вскинули руки парни, и Олег сразу спросил: – Что случилось, господин майор? У вас проблемы?

Немец ответил на приветствие, настороженно разглядывая гестаповцев. Оба здоровые, откормленные и, сразу видно, отменно тренированные. И наглые. Привыкшие к привилегированному положению. Но что-то в них было непонятным.

– Прошу извинить, господа. Я хотел узнать, откуда вы.

– Это все? – иронично спросил Олег. – Больше ничего вам, господин майор, не хочется узнать?

Майор заиграл желваками. Он жалел, что вылез со своей подозрительностью, но отступать теперь не хотел. В конце концов, это его район, и он обязан быть в курсе всех дел.

– В этой области действует партизанский отряд, – попробовал объяснить он свое любопытство. – Русские диверсионные группы проникают сюда, чтобы вести подрывную деятельность.

– И вы решили, что мы – русские диверсанты? – усмехнулся Олег. – Это интересная мысль, господин майор. Я обязательно поделюсь ею с руководством, когда вернусь в Берлин. Оно оценит юмор. Вы действительно хотите проверить наши документы? Так?

На всех стрелках, разборках, переговорах, которые вел Олег, у него было ключевое слово, которое он произносил, когда ситуация выходила из-под контроля. Это слово «понятно». После него стрелка плавно переходила в стадию боя. А сигнал тревоги – слово «так».

К моменту, когда «так» уже прозвучало, Артем успел разглядеть сквозь стекло водителя пустое сиденье за его спиной. В машине был только один. А вот сопровождающий майора солдат стоял в трех шагах от машины и страховал начальство по всем правилам. Пистолет-пулемет, правда, держал опущенным, но палец лежал на спусковой скобе. Если что – в доли секунды оружие перейдет в горизонтальное положение и изрыгнет пламя.

Артем стоял, заложив руки за спину. В правой был пистолет. Самый опасный среди немцев – солдат. Поэтому расклад немного меняется – он будет работать сначала по тому.

– Я не имею права проверять документы у сотрудников тайной полиции, – спокойно продолжал майор. – Я только прошу представиться. А лучше всего – проехать к вашим коллегам в Портягино. Простите, господин штурмбанфюрер, но бдительность еще никто не отменял.

«Он что-то подозревает, – соображал Олег. – В чем-то мы прокололись. Конечно, БТР вызывает вопросы, но не только он. Либо наша одежда, либо тот факт, что мы вообще появились здесь. В любом случае, если он не отстанет, надо валить!»

– Заканчивайте свой цирк, майор, – повысил голос Олег. – Если вы не забыли, сотрудники гестапо не подотчетны армейским офицерам. И вправе не отвечать на их вопросы. Вам все ясно?

Немец явственно скрипнул зубами, но сдержался. Спорить с представителями влиятельной структуры не хотел. Но то, что, приехав на место, доложит о странной встрече – это точно. Выскочек из гестапо он не любил.

Олег все видел. Видел, что в машине, кроме водителя, никого. Что Артем уже переминает пальцы на рукоятке пистолета. Видел, что на дороге и вокруг нее пусто. Не видел, но знал, что в БТР Витя готов в любой миг открыть огонь, снося все живое.

В ситуацию, как говорят, «въехал» и, что самое паршивое, понимал: иного выхода, кроме как валить, нет. Этот немец все равно сдаст. Пустит по следу «коллег». Так что тянуть нет смысла. Дальнейшее промедление приведет к тому, что майор решит, будто перед ним партизаны. Любой, самый невинный вопрос поставит самозванцев на грань провала.

* * *

Нож у него всегда был под рукой. Достать – дело мгновения. Пустить в ход – другое мгновение. Олег мог отправить на тот свет человека меньше чем за секунду.

Насчет оружия и его применения было у Олега собственное мнение. «Пистолет, – часто говорил он, – реально работает на дистанции до пяти метров. А зачастую и до трех. Это если не в тире, а в бою, где в тебя тоже лупят почем зря. И ты не стоишь, заложив руку за спину и выпрямившись».

Так вот, на такой дистанции нож бывает опаснее пистолета. И человек, владеющий им, способен расправиться с вооруженным стволом противником.

На дистанции от трех до тридцати метров главенствует пистолет-пулемет – высокая скорострельность, малые габариты, удобство управления одной рукой. От тридцати до ста пятидесяти лучше работать автоматом. До четырехсот – пулемет, снайперская винтовка. А дальше – АГС, крупнокалиберные пулеметы, минометы и т. д. Такой расклад подсказывал богатый опыт последних лет. И Олег его четко усвоил.

У него был фирменный нож, сделанный по заказу. Работал он им филигранно, показывая настоящие чудеса. Кстати, пистолет не носил. По вышеуказанным причинам. Хотя стрелять умел. Особенно любил снайперку.

Артем Олеговы объяснения принимал, но предпочитал пистолет. И работал не менее ловко, чем Олег ножом. Витя и Герман предпочитали автоматы. А больше тяготели к рукопашке. Словом, вся четверка прилично владела оружием и успешно пускала его в ход.

– …Так что, майор, вам все понятно? – громко спросил Олег, нащупывая нож в руке. – Или у вас еще есть вопросы?

Услышав сигнал, Артем переступил с ноги на ногу, прикидывая порядок действий и внимательно наблюдая за солдатом. Он ждал, когда начнет Олег.

– Мне все ясно, господин штурмбанфюрер! – отчеканил майор, сверля гестаповца злым взглядом. – Разрешите следовать дальше?

– Да, пожалуйста. И не держите на меня зла. Я только действую по порядку.

Олег шагнул к немцу, протягивая правую руку, вроде как для рукопожатия. Немец невольно сделал ответный жест. При всей злости правила хорошего тона он не забыл.

Крепко сжав руку немца, Олег чуть дернул его на себя, а сам ударил левой, в которой был зажат нож. Лезвие легко пробило китель и вошло в печень. Проворот, рывок в сторону – и печень развалена на части. С такими ранами живут от силы минуту.

Олег еще удерживал майора около себя, закрываясь им от солдата. А Артем уже сделал шаг в сторону, вскидывая пистолет и беря на прицел врага.

Два выстрела бахнули почти одновременно. Солдат, получив пулю в лоб, уже падал на землю. А водитель со свинцом в груди упал на руль. Немеющими пальцами попытался завести двигатель. Но еще один выстрел пригвоздил его на месте.

– Артем, глянь в машине! – крикнул Олег, быстро обшаривая китель майора в поисках документов. Он действовал на автомате, как его учили в армии.

– Пусто, – вылез из машины Артем. – Только портфель.

– Машину и трупы в овраг!

Братва второй раз за день повторяла привычную операцию, пряча следы. На этот раз замаскировали получше.

– Все! Уходим!

Олег затоптал кровавые пятна на дороге, спрятал документы майора и его ствол и побежал к машине. Артем успел первым и уже залез на броню. Через минуту БТР исчез за поворотом.

Следующий раз они остановились в двух километрах от поста охраны. Перед тем как проехать его, следовало избавиться от пленных полицаев. Ничего интересного они сказать уже не могли, а вот мешали здорово. Хмырь и его сообщник, понимая, что их ждет, пытались договориться, взывая к воровскому закону, но Артем, вытаскивавший главного полицая из машины, треснул ему по скуле и гаркнул:

– О законе и не вспоминай, падла! Не для тебя, ублюдка, он!

Примечания

1

Штурмовая винтовка StG-44 первоначально имела наименование Mkb-42(H). Потом выпускалась под названием МР-43. Свое окончательное название получила в 1944 году. Здесь приводится именно этот вариант наименования.

2

Отдельная бригада оперативного назначения внутренних войск.

3

Тысяча чертей! (нем.)

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.