Царица парижских кабаре

Я хорошо знала людей первой русской эмиграции, к которой сама принадлежала по рождению, благодаря сложившимся обстоятельствам и особому духу, – декоратора Эрте, Сержа Лифаря, артистов эпохи «Русского балета Монте-Карло» Ирину Баронову, Тамару Туманову, Давида Лишина. Знала я знаменитых русских манекенщиц и красавиц эпохи ар-деко графиню Лизу Граббе, Тею Бобрикову, Ариадну Гедеонову, Кису Куприну.

Я видела Голливуд в эпоху его величия, в 1940-х годах. Встречала Грету Гарбо, Ингрид Бергман, Мишель Морган, Луиса Буньюэля. И конечно, «русских голливудцев» – Анну Стен, Марию Успенскую, Акима Тамирова, продюсера Бориса Мороза.

В послевоенном Париже я пела в кабаре «Казанова» и «Динарзад». Потом несколько десятилетий владела рестораном «Русский павильон». Он был очень любим в Париже 60-х–90-х годов. К нам приходили Джина Лоллобриджида, Софи Лорен, Роми Шнайдер, Марина Влади, Анна Маньяни, Шарль Азнавур, Шон О’Коннери, Карл Лагерфельд. И русские эмигранты «третьей волны» – Наталья Макарова, Галина Вишневская, Мстислав Ростропович, Рудольф Нуреев, Александр Галич, Олег Целков.

В «Русском павильоне» кутили аристократы, носители древнейших европейских и азиатских фамилий – Бурбоны, Полиньяки, принцессы Монако и Саудовской Аравии, бывшая шахиня Ирана.

Моя жизнь удивляет меня саму – так много стран, театральных залов, гостиных, ночных ресторанов и кабаре пересекла линия моей судьбы! Так много было встреч! Так много незабываемых, гордых и блистательных человеческих лиц! Так много радости… Впрочем, и печали.

Прежнюю Россию я знала только понаслышке. Новая, советская Россия не стояла у меня за спиной – в отличие от тех, кто в ней родился, – вечным укором. Иногда я говорю с улыбкой, что кажусь сама себе, где бы ни жила и что бы ни делала, декоративным элементом «стиля рюсс», этаким огненным завитком на шелковой шали.

Но я никогда не прилагала усилий, чтобы стилизовать этот «стиль рюсс»! Возможно, он просто был моей сутью и судьбой. Хотя жизнь моя прошла вдали от России.

В советской России я бы, верно, прожила эти десятилетия в совершенно ином стиле. Однако у каждого из нас своя линия судьбы.

Теперь, когда родина моей матери и моего отца вновь действительно стала частью общего мира, я хочу рассказать еще одному поколению соотечественников, русским третьего тысячелетия, о моей судьбе со всеми ее географическими зигзагами, победами, печалями, романами. О том «русском рассеянии», которое в прошлом веке было неотъемлемой частью мира, – точно тень России, отброшенная на прочие пять шестых части света.

Уверяю вас, эта тень «страны, которой нет» была заметна миру!

Поведу свой рассказ по порядку, с самого начала…

По Маньчжурской равнине течет река Сунгари, приток Амура.

Маленький город на курьих ножках, неодетый, необутый. Холод, пыль, беднота… И военно-полевой лазарет княгини Кропоткиной: неустроенный Харбин – место его дислокации. Привозят новых и новых раненых. Идет Русско-японская война.

В Харбине живет и моя мама, Зинаида Михайловна Шпаковская. Мама родилась в Пскове, в генеральской семье, в 1877 году. Их было шесть человек детей: Елизавета, Юлия, Ольга, Мария, Зинаида и брат Аркадий.

Они рано и неожиданно лишились отца.

Молодой генерал, играя в саду с детьми, упал с качелей. Ударился о землю виском. Смерть его, на глазах у маленьких дочерей, была мгновенной.

Семья моей мамы и прежде была дружной. Но горе и раннее сиротство очень их сплотили. Пять сестер и брат сохранили эту детскую близость на всю жизнь.

Судьбы им – как всем русским этого поколения – выпали разные. Одна сестра моей матери была врачом, другая – писательницей. А третью, монахиню, большевики во время революции бросили в кипяток…

В годы Русско-японской войны моя мама окончила Высшие медицинские курсы, чтобы стать сестрой милосердия в лазарете княгини Кропоткиной. В тот день, когда их эшелон уходил на Дальний Восток, мой будущий отец тоже пришел на вокзал – проститься с друзьями, отбывающими в действующую армию.

Он увидел маму. И влюбился.

Через несколько месяцев отец решил пожертвовать для солдат вагон муки и табака. Не выдержал – и сам поехал с этим грузом в Харбин.

Там уже насчитывались тысячи русских переселенцев всех сословий. Датой основания города принято считать 1898 год. В 1895-м было подписано русско-китайское соглашение о строительстве Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), пересекшей всю Маньчжурию с запада на восток, с новой линией, ведущей на юг, до Порт-Артура. Вскоре люди потянулись со всех концов империи – строить русский город на китайской земле.

Там, еще до окончания войны, мои родители поженились. Они остались в Маньчжурии после заключения Портсмутского мира, стали пионерами нового города, в котором создавали и свое дело, и свою семью.

Когда я вспоминаю маму и отца, всегда приходит в голову определение «люди стиля модерн». Не только потому, что в этом стиле, в духе 1900-х, был обставлен родительский дом в Харбине, элегантный и многолюдный дом моего детства, с огромной залой для приемов, концертами, музыкальными вечерами. И не только потому, что в этом доме встречались коммерсанты, актеры и музыканты, немцы и англичане, приезжавшие в Маньчжурию, служащие КВЖД (на моей памяти, в конце 1920-х, многие из них были уже «советскими»). Слуги-китайцы и восточные вещицы делали наш дом в Харбине весьма экзотическим. Рождественским праздникам – а у нас бывали замечательные елки! – это придавало сказочный колорит.

Постоянное присутствие в доме ярких и деятельных людей, открытость русской колонии Харбина всему миру, ощущение близости Японии и Китая, Индии и Америки, тесные контакты с Европой, интерес ко всем новинкам Старого Света – все это было очень в духе России начала XX века. В Харбине вы повсюду ощущали энергию стремительного развития молодого русского города.

В стиле «модерн» одевалась мама, когда я была ребенком. Она очень любила нарядные платья: помню, сколько сундуков семья Лопато погрузила на пароход «Раш-путана» летом 1929 года, покидая Харбин. И это притом, что основные вещи оставались в доме!..

Но и в этих струящихся шелках лиловых, зеленых, оливковых и палевых тонов, в широкополых шляпах, в хитонах, в драгоценных вещицах тонкой работы, подражающих ветвям, цветам, осыпающимся листьям, замершим на миг бабочкам и стрекозам, – она, мама, оставалась весьма энергична, полна жизни, отличалась необычными для дам той поры взглядами.

Хозяйка большого дома и мать троих детей, она считала, что у женщины должно быть какое-то свое дело. И сумела найти его – что, впрочем, было нетрудно при ее медицинском образовании и опыте сестры милосердия военно-полевого лазарета.

Союз моих родителей – слияние в генах и семейных воспоминаниях духа псковской усадьбы, мягкого уюта, обаятельного здравомыслия дворянской интеллигенции и личной предприимчивости, энергии, опыта моего отца – был очень в стиле России начала XX века. Может быть, причина тому – любовь к родителям, но мне такое сочетание представляется идеальным. Вот это я и называю для себя «люди стиля модерн».

Только не надо путать модерн с декадансом! Декадентского духа в нашем доме совсем не было: родители мои обладали достаточно сильным чувством юмора. И потому им претили демонизм и высокопарность.

На высокопарность и демонизм у них просто-напросто не было времени. Мой отец, Илья Аронович Лопато, был, несмотря на свою молодость, опытным экспертом по турецким табакам. Свое табачное дело он основал еще в 1898 году, в России. Затем решил рискнуть и открыл фабрику в Харбине. Дела пошли так успешно, что через несколько лет крупный концерн British American Tobacco Company предложил отцу партнерство. Фабрика после этого разрослась, на ней были заняты две тысячи человек.

Отец отличался замечательным умением разговаривать с рабочими. Какие бы стачки ни гремели в Харбине, папа выходил из конторы к «своим», выслушивал их требования – и всегда умел найти золотую середину.

А мама открыла врачебный кабинет еще до того как отец построил фабрику. Она принимала всех, ее часто ждала большая очередь пациентов. Не раз отец, идя мимо, спрашивал у бедных старушек, стоявших в этой очереди: «Не помочь ли вам купить лекарства?»

Старушки отвечали: «Не надо, барин, докторша нам все даст».

Шли годы. Харбин стал городом со своим Железнодорожным собранием, оперой и драматическим театром, с церквями, гимназиями, блестящими магазинами.

Перед началом Первой мировой войны население города составляло почти сорок тысяч человек – и 90% из них были русскими! После Гражданской войны население Харбина пополнилось бывшими колчаковцами, уцелевшими остатками добровольческих полков и многими тысячами образованных и предприимчивых, иногда от отчаяния, беженцев из советской России. Помнится, позже одна из театральных трупп города даже поставила комическую феерию «Беженцы всех стран» – хотя, воистину, то была комическая феерия сквозь слезы!

Так или иначе, к началу 30-х годов в Харбине проживало уже свыше ста тысяч русских.

Задолго до этого мой отец стал директором банка, председателем караимской общины города, членом Биржевого комитета, членом совета Политехнического института, попечителем гимназии. Он состоял в правлении шестнадцати общественных организаций.

В те же самые годы в семье Ильи и Зинаиды Лопато родился первенец, Миша, а через пять лет – второй мой брат, Володя. И самой последней, младшей и единственной девочкой, на свет явилась я.

Комментарии

Караимы – потомки древних тюркских племен, входивших в состав Хазарского каганата, живущие преимущественно в горной части Крыма.

Семья Щукиных – Надежда Афанасьевна Щукина, урожденная Миротворцева, и Ирина Сергеевна Щукина, вдова и дочь Сергея Ивановича Щукина (1854–1936), одного из четырех знаменитых московских братьев-коллекционеров. Его собрание французской живописи конца XIX – начала XX вв. – одна из первых и лучших в мире коллекций живописи импрессионизма и постимпрессионизма. Собрание было открыто для осмотра в 1907 г., после душевного потрясения, пережитого С.И. Щукиным ввиду неожиданной смерти его первой жены. Экспозиция «Щукинской галереи» повлияла не только на развитие русской живописи 1910-х гг., но и, например, на концепцию философии культуры Н.А. Бердяева. В ноябре 1918 г. коллекция Щукина была национализирована декретом СНК. Вскоре С.И. Щукин с семьей эмигрировал из России.

Альма Эдуардовна Полякова – представительница династии московских банкиров, промышленников, строителей железных дорог. Яков Соломонович Поляков (1832–1909), финансист, учредитель Азовско-Донского коммерческого банка, Донского земского банка и др. Не меньшей известностью в деловых кругах России пользовались его братья: Самуил Соломонович (1836–1888), подрядчик Козлово-Воронежско-Ростовской, Курско-Харьковско-Азовской и других железных дорог, а также крупный финансист, основатель Московского земского банка Лазарь Соломонович (1842–1927).

Медея Фигнер – Фигнер, урожденная Мей, Медея Ивановна, певица (меццо-сопрано). Итальянка по рождению, начала оперную карьеру в 1877 г. Затем, до 1912 г., была ведущей солисткой Императорского Мариинского театра. Первая исполнительница партий Лизы («Пиковая дама»), Иоланты, Кармен на русской сцене. С 1889 г. – жена Н. Н. Фигнера, знаменитого тенора Мариинской оперы. В 1923 г. оставила сцену, преподавала. С 1930 г. жила в Париже. См. подробнее: Медея Фигнер. Мои воспоминания. – СПб., 1912.

Князь Феликс Юсупов – Юсупов Феликс Феликсович (1887–1967), блестящий петербургский денди Серебряного века, меценат. В декабре 1916 г. стал одним из организаторов и участников убийства Григория Распутина, почитая это патриотическим долгом, после чего уехал за границу. В Париже в 1924–1931 гг. руководил совместно с женой И.А. Юсуповой (урожд. Романовой) Домом моды «Ирфе», создал фарфоровые мастерские, привлек к работе над «юсуповским фарфором» лучшие художественные силы русской эмиграции. Оставил яркие воспоминания (М., «Захаров», 1998 и переиздания).

Князь Сергей Волконский – Волконский Сергей Михайлович (1860–1937), видный театральный деятель, художественный критик, мемуарист, теоретик ритмической гимнастики. В 1899–1901 гг. – директор императорских театров. Эмигрировал в 1921 г. В 1936–1937 гг. был директором Русской консерватории в Париже. Автор многих книг, в том числе мемуарных («Родина» переиздана «Захаровым» в 2002 г.).

Анна Павлова – Павлова Анна Павловна (1881–1931), балерина.

Шаляпин – Шаляпин Федор Иванович (1873–1938), певец (бас).

Добужинский – Добужинский Мстислав Валерианович (1875–1957), художник, член объединения «Мир искусства», книжный и журнальный иллюстратор, сценограф многих спектаклей Московского Художественного театра, «Русских сезонов» С. Дягилева в Париже. Эмигрировал в 1924 г.

Иза Кремер — Кремер Иза Яковлевна (1890–1956), певица (сопрано), автор и исполнительница песен в стиле «шансон» – жеманных, романтичных, весьма популярных у широкого слушателя в 1910-х – 1930-х гг. С 1914 г. выступала в Одессе, главным образом в оперетте. С 1919 г. в эмиграции. Концертировала в городах Европы, центрах русской эмиграции. Последние годы жизни провела в Аргентине.

Вертинский – Вертинский Александр Николаевич (1889–1957), артист, поэт, композитор, мемуарист. Эмигрировал в 1920 г. В 1943 г. вернулся в СССР.

Тэффи – Бучинская, урожденная Лохвицкая, Надежда Александровна, псевдоним Тэффи (1872–1952), прозаик, поэт, драматург. С 1910 г. сборники ее юмористических рассказов и новелл пользовались огромной популярностью. В то же время Тэффи как стилиста высоко ценили И. Бунин, А. Куприн, М. Зощенко. С 1920 г. в эмиграции (ее путь в Европу из Москвы, через почти всю Россию, охваченную Гражданской войной, описан в книге «Воспоминания», 1931). Новеллы Тэффи 1920-х – 1940-х гг. создают яркий мозаичный портрет «русского Парижа».

Вячеслав Туржанский – Туржанский Виктор (или Вячеслав), отчество не установлено (1891–1976), киноактер, режиссер, сценарист. Снимался с 1912 г., дебютировал как режиссер в 1914 г., с 1920 г. в Париже, работал в группе Ермольева, был сорежиссером фильма А. Ганса «Наполеон» (1927). С 1938 г. в Германии, с 1957 г. в Италии.

Наталия Кованько (1899–1974), киноактриса. В 1918 г. стала женой Туржанского, вместе с которым эмигрировала в 1920 г. С успехом сыграла главные роли в его фильмах парижского периода «Прелюд Шопена», «Песнь торжествующей любви» (по И. Тургеневу, 1923), «Шехерезада. 1001 ночь» (1925), «Прелестный принц» (1925), «Мишель Строгов» (по роману Ж. Верна, с И. Мозжухиным в заглавной роли), «Замаскированная дама» – и в более поздних немецких и испанских кинолентах Туржанского. Славилась красотой. Уйдя из кинематографа, продолжала жить в Париже.

Александр Вырубов — Вырубов Александр Александрович (1882–1962), актер, в МХТ и его студиях работал с 1912 г. С 1922 г. – в эмиграции. Участник Пражской (Берлинской) труппы МХТ. В 1920-х гг. выступал в Театре русской драмы в Париже, игравшем на сцене Театра Шатле.

Поликарп Павлов – Павлов Поликарп Арсеньевич (1885–1974), актер МХТ в 1908–1922 гг., член Пражской труппы. Был организатором нескольких русских театральных трупп. Снимался в фильмах «Раскольников», «Шехерезада», «Идиот», «Монпарнас, 19» и др.

Вера Греч — Греч Вера Мильтиадовна, настоящая фамилия Коккинаки (1893–1974), артистка 1-й студии МХТ. В 1919 г. уехала за границу, играла в Пражской труппе, некоторое время жила в Белграде. Позднее, в Париже, вместе с мужем П.А. Павловым ставила русскую классику («Женитьба», «Ревизор», «Власть тьмы», «Вишневый сад», «Дядя Ваня»). Продолжая играть на сцене, реализуя свое замечательное дарование характерной актрисы, занималась подготовкой молодых актеров, преподавала в Русской консерватории имени С. Рахманинова.

Эрте – Роман Петрович Тыртов (1892–1990), художник, график, сценограф, модельер. Потомок старинного дворянского рода, сын адмирала. Окончив гимназию, уехал из Петербурга в 1912 г. в Париж. С 1913 г. работал в Доме моды Поля Пуаре, ведущего европейского модельера предвоенной эпохи. В 1920-е гг. – один из ведущих художников стиля ар-деко (эскизы тканей, костюмов, аксессуаров и др.). Создавал костюмы для Анны Павловой, Маты Хари, Лилиан Гиш, спектаклей мюзик-холла «Фоли-Бержер». В 1925 г. первым из европейских художников по костюму приглашен в Голливуд, на студию «Метро-Голдвин-Майер». В 1925–1937 гг. выполнил более ста обложек для журналов Harper’s Bazaar и Vogue, сделав их новым феноменом искусства. В 1940-х – 1960-х гг. – скульптор, график (автор знаменитых серий «Цифры» и «Алфавит»), сценограф (в частности, оформлял балеты Ролана Пети с Зизи Жанмер). В начале 1970-х, в эпоху нового интереса к ар-деко, достиг мировой известности.

Серж Лифарь — Лифарь Сергей Михайлович (1905–1986), танцовщик, балетмейстер, педагог. В эмиграции с 1923 г. В середине 1920-х гг. – ведущий солист «Русского балета» Дягилева. С 1929 г. – ведущий солист балета парижского театра «Гранд-опера», позднее – его главный балетмейстер, создатель 200 балетов, автор 25 книг о танце, основатель Парижского института хореографии и Университета танца. См. его воспоминания «Дягилев и с Дягилевым» (М.: APT; Русский театр, 1994).

«Русский балет Монте-Карло» – труппа была основана в 1932 г. полковником де Базилем (В. Г. Воскресенским) и Рене Блюмом. Эта антреприза унаследовала часть труппы Дягилева, декорации и костюмы его постановок, отчасти и артистическую традицию дягилевского «Русского балета»; в 1936 г. разделилась на две труппы: «Русский балет полковника де Базиля» и «Русский балет Монте-Карло» Рене Блюма.

Ирина Баронова – Баронова Ирина Федоровна (р. 1919), одна из трех «беби-балерин» младшего поколения первой русской эмиграции, открытых Дж. Баланчиным в начале 1930-х гг. Дебютировала в 1932 г. в «Русском балете Монте-Карло». Оставила сцену в 1946 г. Вице-президент Королевского хореографического общества Великобритании, попечительница Королевского хореографического училища Австралии.

Тамара Туманова – настоящая фамилия Борецкая-Хазидович, Тамара Владимировна (1919–1976), балерина, киноактриса. Ученица О. Преображенской. С 1932 г. солистка «Русского балета Монте-Карло». Редкостная красота принесла ей прозвище «черная жемчужина». Позже выступала во многих труппах, исполняла главные партии в балетах Мясина, Баланчина, Лифаря. С 1939 г. в США. В 1943 г. начала карьеру киноактрисы, продолжая танцевать. В 1966 г. снялась у Альфреда Хичкока в фильме «Разорванный занавес» (ее партнерами были Джули Эндрюс и Пол Ньюман).

Давид Лишин — настоящая фамилия Лихтенштейн (1910–1972), танцор и хореограф. Учился в Париже у Любови Егоровой и Брониславы Нижинской, затем танцор трупп Иды Рубинштейн и Анны Павловой. В 1932–1941 гг. выступал в «Русском балете Монте-Карло» (как хореограф поставил балеты «Франческа да Римини» (1937), «Кадетский бал» (1940) и др. В 1941 г. уехал в США вместе с женой Татьяной Рябушинской. Выступал в Американском театре балета, исполнял главные партии в постановках М. Фокина, ставил спектакли в Париже, Лондоне, Буэнос-Айресе. В 1953 г. совместно с Т. Рябушинской создал в Лос-Анджелесе школу танца и учредил балетный фонд.

Лиза Граббе – княгиня Белосельская-Белозерская Елизавета Николаевна, урожденная графиня Граббе (1893–1982), парижская манекенщица 1920-х – 1940-х гг., ведущая модель в Домах моды «Молине» и «Бальмен».

Тея Бобрикова — Бонне, урожденная Бобрикова, Екатерина Николаевна (1909 – ?), дочь полковника лейб-гвардии, крестница Николая II. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. парижская манекенщица, ведущая модель Дома моды «Ланвен». Затем хозяйка Дома моды «Катрин Парель» в Париже.

Ариадна Гедеонова — прославленная парижская красавица 1930-х – 1940-х гг., победительница конкурса красоты «Мисс Россия» 1938 г., впоследствии журналистка.

Киса Куприна – Куприна Ксения Александровна (1908–1981), дочь писателя, парижская манекенщица и киноактриса 1920-х – 1930-х гг. В 1956 г. вернулась в СССР, где стала переводчицей, издала воспоминания «Куприн – мой отец» (М., Советская Россия, 1971).

Мария Успенская – Успенская Мария Алексеевна (1876–1949), актриса. Училась в Варшавской консерватории, затем – в Москве, на Драматических курсах Адашева. Играла в провинциальных труппах, с 1911 г. – в МХТ. Участница легендарного спектакля Первой студии МХТ «Сверчок на печи» (1914) и экранизации спектакля (1915). В 1916–1918 гг. снялась в нескольких фильмах. Участница гастролей Художественного театра по Америке в 1922–1923 гг., осталась в США. Вместе с Ричардом Болеславским руководила Американским лабораторным театром, играла в бродвейских постановках. В 1929 г. открыла в Нью-Йорке свою театральную школу. В 1936 г. вновь начала сниматься в кино. После дебюта была номинирована на премию «Оскар». В фильме «Нашествие» сыграла мать главной героини, роль которой исполняла Грета Гарбо. В «Мосте Ватерлоо» с Вивьен Ли сыграла русскую преподавательницу балетной школы, в фильме ужасов «Человек-волк» – цыганку-прорицательницу (эта роль считается лучшей киноработой Успенской).

В декабре 1949 г. погибла при пожаре в своей квартире в Лос-Анджелесе. Об Успенской см., например, в воспоминаниях актрисы МХТ Веры Павловой: «Кое-кто из труппы остался в Америке, как Ричард Болеславский, ставший потом известным фильмовым режиссером. Осталась там и Мария Алексеевна Успенская (по прозвищу Маруча). Говорят, она имеет свою драматическую студию, ездит в собственном автомобиле и курит сигары. Мне смешно это себе представить, когда я вспоминаю Маручу – некрасивую, старообразную, очень маленькую и худенькую. Правда, она несомненно талантлива, а это главное». (Мемуары Веры Павловой. Публ. И.Л. Соловьевой. Диаспора: Новые материалы. Вып. 2. – СПб.: Феникс, 2001. С. 192).

Бывшая шахиня Ирана – Сорайя, в 1951–1958 гг. супруга шаха Ирана Мохаммеда Резы Пехлеви, неизменный персонаж парижской светской хроники тех лет.

Глава вторая

«Марь Иванна, очень странно…» Первые артистические впечатления. Вертинский, Лемешев, Елена Трутовская. «Харбинский киднепинг»

Вскоре после моего рождения семья переехала в большой дом в Новом городе. Он стоял на возвышенности, на южном берегу Сунгари. На двух пересекающихся проспектах, Большом и Вокзальном, кипела деловая жизнь, были лучшие магазины и кафе, красивые здания Русско-Азиатского и Русско-Китайского банков, Правления КВЖД, бывшего Гарнизонного собрания (похожего на крепостную цитадель, в стиле ар-нуво), Московских торговых рядов, акционерного общества «Чурин и К0» (на крыше которого была прелестная, почти сказочная круглая башенка с куполом), иностранных консульств…

Огромный храм японских синтоистов на Вокзальном проспекте занимал целый квартал! Впрочем, неподалеку располагались и лютеранская кирха, и католический костел, и армянский храм, и русская старообрядческая церковь, и буддийский храм Цзилэсы с драконами на черепичных крышах.

А на пересечении двух проспектов, на круглой площади, стоял бревенчатый Свято-Николаевский собор, выстроенный еще первыми харбинскими переселенцами.

Помню наш особняк, огромный фруктовый сад, теннисный корт, каток, турецкие бани и три маленьких отдельных домика для служащих. К нам из революционной России добралась младшая сестра мамы, Ольга Михайловна, с мужем и шестью детьми. Они разместились на первом этаже дома, где прожили много лет.

По российским понятиям о семейных отношениях того времени в переезде к нам тетушки, дядюшки, шести кузенов и кузин ничего из ряда вон выходящего не было. Хотя проблем, конечно, хватало.

По нашему саду гуляли белые барашки, мы почему-то называли всех их по имени-отчеству. Как-то раз вдруг степенная овца Мария Ивановна исчезла. Все дети в доме, числом девять человек, волновались два дня, расспрашивая всех, где же овца. Один из поваров наконец нехотя ответил: «Кажется, Марию Ивановну съели…»

С мамой, по крайней мере неделю, мы были холодны как лед.

Харбин моего детства – это и ледяные горки, и каток на Сунгари. Река была очень любима горожанами. Еще задолго до прихода русских маньчжуры дали ей имя Зунгари-ула – «Молочная река»: действительно, летом вода в реке была мутной, белесой. Китайское название Сунгари переводилось весьма поэтично – «Река кедрового цветка».

Харбин моего детства – это и подружки, и школа, и музыка. У нас несколько раз менялись гувернантки. Была и «фребеличка» Анна Адамовна, выписанная родителями из Германии, чтобы учить нас немецкому (куда быстрей мы научили ее говорить по-русски), и энтузиастическая, полная идей Эмма Петровна – с ней мы увлеклись марионетками, спектакли в доме шли через день, и до сих пор не могу забыть, какое удовольствие я получала от домашнего кукольного театра! Самым большим горем и самым суровым наказанием за шалости для меня в ту пору были слова Эммы Петровны: «Сегодня в театр можешь не приходить».

Некоторое время спустя к нам поступила гувернанткой Вера Ивановна, вдова офицера-колчаковца, научившая меня петь самые первые мои романсы – «Молодушку» и «Мы встретились случайно, вдруг и странно…» Оба романса я пою до сих пор.

День был расписан по часам: занимались английским и французским, брали уроки танцев. С шести лет меня учила музыке изумительная харбинская пианистка Аптекарева, и уже в восемь лет я, как и другие ее ученики, играла на концертах в Железнодорожном собрании.

Это были ответственные выступления: зал вмещал полторы тысячи слушателей!

А летом концерты «Желсоба» часто устраивались в саду.

У нас была устроена сцена для домашних спектаклей. Ставили мы «Золушку» и забытую теперь оперетту «Иванов Павел», любимую русскими гимназистами, их школьным невзгодам и посвященную. В ней я изображала сторожа. Вся моя роль была в два слова – я звонила в колокол и говорила невероятно низким басом: «Пора вставать!..»

Позже я поступила в женскую гимназию М.А. Оксаковской – она располагалась на Вокзальном проспекте Нового города, в прекрасном, светлом и нарядном здании. По воскресеньям там собирались музыканты-любители, исполняли струнные трио, квинтеты, сонаты. Но – увы! Гимназистки младших классов на эти вечера не допускались. Наши обязанности в гимназии Оксаковской, к сожалению моему, состояли отнюдь не в музицировании.

Математик, высокий элегантный господин в очках, меня буквально презирал: ни малейшего таланта к арифметике, алгебре и физике у меня не было!

Зато стихи, все, что мы учили в гимназии, помню до сих пор.

По поведению мне довольно часто ставили «кол», потому что я всегда оказывалась заводилой во всех шалостях, да еще иногда говорила друзьям: «Господа, пойдемте в синема! Все приглашены!»

Харбинские синема той поры назывались громко и завлекательно: «Театр Азия», «Атлантик», «Весь мир». Мы покупали шоколад и шли большой компанией смотреть старые комедии Макса Линдера или новые Чарли Чаплина. Однажды отец спросил: «Люсенька, это правда, что ты приглашаешь в синема всех друзей?»

Полная правда состояла в том, что иногда я приводила в синема полкласса.

Узнав это, отец засмеялся: «Ты – дорогая хозяйка».

Слова его были пророческими: приглашать друзей я люблю до сих пор.

Это оказалось моим призванием и делом жизни.

Когда я училась во втором или в третьем классе, в Харбине появился бандит Корнилов со своей шайкой (в основном в ней состояли грузины и осетины). Они наводили ужас на город, похищая детей состоятельных горожан. Банда, например, украла сына богатого коммерсанта Каспе – способного мальчика, которому прочили славу пианиста. Отец его отказался платить выкуп, надеясь на помощь полиции. Мальчику отрезали ухо и прислали отцу. Затем пришла вторая такая же посылка. Потом сын Каспе был бандой Корнилова убит.

За нас тоже боялись и потому возили в автомобиле. Наш «форд» еще был для Харбина редкостью. Боялись не напрасно: вскоре и моему отцу позвонили неизвестные и потребовали денег – иначе похитят нас. Отец ответил: «Вы знаете, что для меня дети важнее, чем деньги. Приходите ко мне в контору, мы договоримся». – «Как мы можем быть уверены, что вы не позовете полицию?»

Отец дал им честное слово. И они пришли. Во главе с самим Корниловым.

Я это помню хорошо: мы сидели дома и волновались. Бандиты потребовали какую-то очень большую сумму, отец сказал: «Таких денег у меня нет. Но сколько я могу, вам заплачу». Подумав, они сбавили цену… Потом отец сказал Корнилову: «Мне вас жаль, вы умный молодой человек. Если будете продолжать в том же духе – кончите на виселице». Корнилов ответил: «Господин Лопато, это мое дело, и оставим этот разговор».

Его действительно поймали и повесили через полгода.

В Харбине тех лет были чудный драматический театр и опера. Замечательные артисты приезжали к нам из России.

Харбинцы старшего поколения еще помнили концерты Анастасии Вяльцевой, прибывшей в Маньчжурию на гастроли в личном салон-вагоне. Городской легендой стал страусовый веер, поднесенный певице харбинскими слушателями: пятисотенный кредитный билет был приколот к каждому перу!

Театралы помнили приезд строгой Веры Комиссаржевской – она посетила наш город незадолго до гибели от оспы на гастролях в Туркестане. Позже на берегах Сунгари бывали и Федор Шаляпин, и Александр Вертинский.

Шли и балетные спектакли – и не только приезжих трупп. Мне в детстве более всего нравились балеты с участием Елены Михайловны Трутовской. Уже в 1926 году она давала сольные концерты в Харбине.

Родилась Елена Трутовская в 1901 году, в годы революции была солисткой Большого театра, затем эмигрировала в Маньчжурию. В Харбине она, помимо выступлений, держала школу танцев для детей и взрослых. Позже танцевала в Париже, училась у Ольги Преображенской, стала звездой в труппе балета «Стелла» русской балерины Натальи Евгеньевны Комаровой. «Стелла» блистала в «Фоли-Бержер» в сезон 1932/33 годов.