Сердце спящего духа

Александр Мадисон

Сердце спящего духа. Роман-сказка

Моим дочерям, Надежде и Кире посвящается…

От автора: предисловие к этому изданию

Здравствуй, читатель!

Это – первое моё настоящее произведение. Когда-то, ещё в прошлом веке, я увлекался компьютерным моделированием. Однажды я задумал сделать компьютерную игру-бродилку. И сочинил для неё легенду. Ту самую, которая вынесена в начало романа. Согласно сценарию, в этой игре нужно было собрать три артефакта и победить зло. Сценарий простенький, но по тем временам сложных и не было.

А потом универсальное засасывающее устройство из трёх букв (быт) надолго прервало мою работу над ней. А ещё потом вышла компьютерная игрушка “Wizardry 8”, и я свой проект забросил. Пока, однажды, совершенно случайно, роясь в архивах, не наткнулся на легенду. Ни с чем не сравнимое чувство первочтения поразило меня. Она мне понравилась.

И я решил написать рассказ. Маленькую сказку… небольшую сказочную повесть… большую повесть… крупный роман. Мои планы росли вместе с моими героями. Я очень благодарен Рене и Сайке. Не я, а именно они написали это произведение. Потому что каждый раз, когда я брался за окончание, они вели себя не так, как того требовал я. Окончание комкалось. Начиналось продолжение. Новое, более сложное, более красивое, волшебное, лиричное.

Я благодарен своей дочери Надежде и её школьным подругам, которые постоянно требовали от меня новые и новые главы.

Я так долго не мог закончить произведение, что мне однажды даже предложили окончить специальные литературные курсы. Я отказался. Я видел особую трогательную ценность написанного именно в непрофессионализме. Переписать образ Сайки с помощью профессиональных литературных приёмов я бы просто не смог. Не поднялась бы рука.

А потом на моём жизненном пути появился Человек. Соратник. Художник. Друг.

Леонид Смирнов. Я смотрел на его картины и видел неровные малопонятные образы. Фигуры, линии, уходящие вверх. Но когда я смотрел в его картины, я видел правду! Я видел жизнь. Такую, какая она есть. Неровная, малопонятная. Но всегда – ценная и прекрасная.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я тоже смотрю в его полотно. Наверно каждый, кто взглянет на него, увидит что-то своё. Кого-то дорогого именно для него. Я вижу Сайку. Такую, какой она будет нескоро. Лет через десять после выхода книги… Леонид дал мне совет.

И я доверился своим героям. Я стал писать не то, что хочу я, а то, что хотят они. И мои герои выросли, стали взрослыми. У них появились недетские цели и недетские мечты. Они стали великими. А я закончил книгу.

Какая она получилась? Судить тебе, дорогой читатель…

P.S.: Когда я дописывал книгу, когда стало ясно, что всё удалось, у меня появилась мечта, что на основе этого материала снимут фильм. И вроде даже были робкие предложения. Однако когда рукопись была почти готова, моя жена, прочитав её, вынесла суровый приговор: “Это произведение нельзя экранизировать. В нём слишком много души…”

Да, наверно…

Александр Мадисон.

Легенда

Наступит вечер Света, воспрянет утро Тьмы.

Погибнут Великие, а Малые порабощены.

Встанет на Путь, гонимая, лишённая всего.

Возьмёт своё у Времени и не отдаст своего.

Данное ей право и жизнь передаст Ему.

Примет Свет сердцем и осияет Тьму.

Древнее пророчество…

Это легенда, мой мальчик. Древняя легенда… Истоки её помнят только вековые деревья, что растут у верховьев Великой реки Чи…

Прекрасно было когда-то королевство Арола. Цвела земля и приносила плоды. Добрые люди творили добрые дела, а злых людей не было в этой стране. Прекрасная фея Релина помогала волшебством и советом каждому, чьё сердце было горячо, а помыслы были чисты.

Так шепчут деревья…

И жил в Ароле маг, чьё имя ныне проклято забвением и не называется здесь. Делал он Ароле добро, но силою, ибо был горд, горяч, молод и честолюбив. Более всего желал он двух вещей: благодарности и Релины.

Так говорит река Чи…

Но если первое получал он сполна, то во втором было отказано ему, и не было покоя сердцу его. Тщетно искал он любви прекрасной феи, желая быть лучше всех и сильнее всех, и гордость его кипела в нём.

Так помнят скалистые горы…

Боль и горе сломали его, горечь и гордость жгли его горячее чистое сердце. И взял Неназываемый посох странствий и ушёл в страну Ор, что в самом сердце Великой Горы Рум, на чьей груди спит Небо… И стал искать магический камень Хут, что даёт силу великую, добрым людям добрую, а злым людям – злую. Людям же слабым, подлым и низким ничего не даст камень Хут, ибо вся сила его – в воле человека.

Об этом поют ветры…

И повстречал он в дороге трёх людей: монаха, торгаша и нищего, которые несли заветный камень, дрались и ругались, пытаясь разделить его меж собою. И выторговал Неназываемый магический камень Хут у трёх презренных людей, отдав им в уплату за камень сердце своё вместе с болью сердечной.

С жутким смехом вставил он камень в тело своё и стал велик, тяжёл, силён, жесток и бездыханен… Каменным изувером вернулся в Аролу Неназываемый. И, руша всё, стал искать Релины, но камень – не сердце и долго в груди быть не может. Нашёл Неназываемый Релину в волшебном гроте, где берёт начало Великая река Чи, и хотел взять её. Да выпал Хут из груди его, и окаменел он, навеки закрыв грот собою…

Пропала Релина. Обмелела Великая река Чи, и горьки теперь воды её. Сухой и безжизненной стала земля Аролы. Ветер и песок убивают души. Но люди верят, что, быть может, найдётся герой, который спасёт их землю от спящего духа…

Про презренных же сказано здесь, что разбили они сердце Неназываемого на три части, да так и не поделили меж собою, а продали, и где теперь оно – неизвестно…

Книга 1

Пролог

Рене Чиару с трудом разлепил глаза. Яркое холодное солнце врывалось в помещение сквозь маленькое круглое окно, разрезая сырой осенний воздух косыми лучами. Это утро, как и все остальные, не предвещало ничего хорошего. Рене потрогал синяк и поморщился. Левый глаз совсем заплыл. Ссадины на лбу и щеке неприятно саднили. Так глупо попасться!

Уже больше месяца Храп со своими дружками охотились за ним по всему приюту, но до вчерашнего вечера Рене удавалось скрываться. Если он и выходил из своего убежища, то старался не отходить от воспитательницы, в столовую всегда приходил одним из первых и сбегал, едва только Храп с дружками появлялся на горизонте. Он правильно рассчитывал, что вечно голодные Храповы прихвостни не будут гоняться за ним, рискуя пропустить скудную трапезу.

Позавчера ему здорово повезло. Он заработал десять монет за “переход”. Но именно поэтому вчера ему не удалось позавтракать. Когда он вернулся в приют, уже стемнело. Усталый и голодный, Рене подгадал как раз к ужину и сразу же набросился на тарелку с постной гороховой кашей. Он успел съесть только пару ложек, когда воспитательница подошла к нему сзади и сурово развернула к себе.

– Рене Чиару, немедленно вымойтесь! Вы грязны так, что похожи на трубочиста.

– Да, мама, – это было просто издевательство со стороны взрослых заставлять воспитанников называть себя мамами и папами. Хотя, для Рене это слово, в общем-то, ничего особенного не означало. Как, впрочем, и для большинства мальчишек из приюта, – Я сейчас вымоюсь и вернусь.

Конечно, будешь тут похож на трубочиста, если ползать по дымоходу. Но оправдываться было бесполезно. Да и опасно. Поэтому Рене тяжело вздохнул, медленно сполз со стула и поплёлся в туалетную комнату. Непростительная глупость! Можно было вымыться и позже. Если бы ему и удалось вернуться в столовую, его порция всё равно была бы съедена, а последнюю добавку в приюте выдали задолго до того, как в нём появился первый воспитанник…

Вода была ужасно холодной. Дешёвое мыло почему-то пахло мышами и щипало глаза. Рене долго не мог смыть его, а когда поднял голову, то увидел их. Всех пятерых. Они стояли полукругом и глупо скалились…

Его спас переросток Дик Мартон. Крупный парень, на вид – лет восемнадцати. Маленькие, глубоко посаженые глаза смотрелись на большом плоском прыщавом лице, как изюм на булке. Низкий покатый лоб венчали тёмные прямые и вечно грязные волосы, торчащие во все стороны взъерошенными перьями. Они придавали ему вид мрачный, опасный и чрезвычайно глупый.

По возрасту он уже не мог считаться воспитанником и был настолько туп, что, будучи выброшенным из приюта по достижении шестнадцати лет, проболтался где-то в Большом Мире около двух месяцев и вернулся обратно. Такой же угрюмый и молчаливый. Чем он занимался всё время – неизвестно, сам он ничего не рассказывал, а спрашивать было бесполезно. Поперёк его прыщавой физиономии красовался свежий тёмно-красный шрам, нос был сломан, а на левой руке недоставало пальца. Приютское начальство посовещалось и назначило его старостой.

Для малышей это было, пожалуй, даже неплохо. Дик никогда никого не задирал. Ему и в голову не приходило, что это можно было делать. Но зато и объяснить что-либо словами Мартон не мог. Единственным аргументом, и аргументом весомым, в любом разговоре у него были кулаки. Поэтому, если Дику было что-то нужно, он никогда не спрашивал, а просто подходил к своему собеседнику и тут же пускал их в ход. Рене не помнил, чтобы Дик когда-нибудь вообще сказал хоть слово.

Вместе с должностью старосты он получил новую приютскую униформу, из которой вырос за несколько месяцев. Не прошло и полгода, как она начала трещать по всем швам при каждом повороте его нескладного туловища. Дик пытался, было, приспособить её к своим безмерно растущим телесам, но вскоре плюнул на это, и ходил как есть, просто срезав все пуговицы.

Храпу Мартон сразу чем-то не приглянулся, и он в первый же день прошёлся по поводу новой Диковой физиономии. Дик медленно подошёл к Храпу, для вежливости шмыгнул носом, и оставшимися четырьмя пальцами левой руки сжал ему шею. Лицо Храпа мгновенно стало синим. Полюбовавшись на выпученные глаза обидчика, Дик, также молча, отбросил его в сторону и, не говоря ни слова, вышел. Храп рухнул как сломанная кукла. Прямо на Рене. С тех пор Рене Чиару не стало от Храпа житья.

Заслышав шаги Мартона, шайка бросила Рене в ближайшую кабинку и быстро закрыла дверь. Кол тут же прислонился к ней снаружи на тот случай, если Рене постарается выбраться. Компания быстро организовала шумную перепалку, чтобы заглушить Рене, вздумай тот кричать.

Дик вошёл, равнодушно оглядел следы крови на полу, подошёл к раковине и стал спокойно мыть руки.

Рене немного пришёл в себя и попытался протиснуться под перегородкой. Ему это не сразу удалось, но, в конце концов, он оказался в соседней – крайней кабинке. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он стал выжидать. Когда Мартон привёл себя в порядок и, выходя, оказался между Рене и его обидчиками, Рене рванулся со всех ног.

Быстро бежать он не мог, но и Мартон никогда не спешил, и это спасло Рене. Пока шайка пыталась его обойти, предельно аккуратно, – все помнили, как Дик расправился с Храпом, – Рене уже был на лестнице, ведущей к спасительному убежищу. Добежав до третьего этажа, Рене быстро забежал за статую, стоящую в стенной нише около библиотеки, нырнул в крохотную дверь и оказался в подсобке. Там он взобрался по приставной лестнице и пролез в люк, ведущий на чердак, а затем прошмыгнул в небольшую боковую кладовку, расположенную между чердачным помещением и высокой двускатной крышей. Заскочив в кладовку, Рене подпрыгнул, уцепился за стропила и, обдирая лоб и спину о торчащие из досок гвозди, пролез в узкое подкрышное пространство, расположенное ещё выше, над чердаком. Теперь он был в безопасности.

Его искали долго, грохотали чем-то внизу, несколько раз заглядывали в кладовку, но так и не догадались, что Рене находится прямо над ними. Мальчик лежал, ни жив, ни мёртв, пытаясь успокоиться. Он не особо боялся, что его здесь найдут. Храп и раньше знал, что Рене скрывается где-то на чердаке. Компания дважды устраивала облаву, пытаясь найти его убежище, – безуспешно. Но сегодня Рене всерьёз опасался, что его выдаст стук собственного сердца.

Мало-помалу всё стихло. Прохладный осенний вечер лениво догорал сырой красноватой зарёй где-то на западе. Через маленькое круглое окошко виднелись далёкие-далёкие горы и лес, сиреневый на фоне быстро темнеющего неба. Было холодно. Свернувшись клубком, Рене уснул.

Родителей своих Рене не знал. Раньше, давным-давно, ему, правда, снился сон, как большая красивая женщина берёт его на руки и называет ласково Чиару. Во сне она говорила ему:

– Я назвала тебя Чиару, как просил твой отец. Ты уже такой большой, жаль, что он так и не увидел тебя. Скоро три года, как он ушёл. А ещё потому, что “Ар” на древнем языке значит не только “пламенный дух”, но и “добрый огонь”. Будь достоин своего имени и всегда помни, кто ты.

Но вся беда была как раз в том, что именно этого-то Рене и не помнил. Его первые воспоминания застали его уже в приюте и воспоминания эти не были такими радостными, как этот прекрасный сон. Со временем красивая женщина стала сниться всё реже, пока не превратилась в смутное видение где-то в самых глубоких закоулках памяти.

Осеннее утро

Приют располагался в огромном полуразрушенном замке, стоявшем на берегу высокого обрыва. Южные ворота замка, теперь сорванные с петель и валявшиеся тут же, выводили на огромную городскую площадь, когда-то величественную и красивую. В центре площади высились остатки какого-то древнего сооружения, не то монумента, не то фонтана циклопических размеров.

Снаружи, за внешней стеной замка, от разрушенных ворот, начинались четыре ряда высоченных белых колонн, которые полукругом огибали площадь справа и слева. Левая часть колоннады была разрушена достаточно сильно. Многие колонны торчали из земли воспалёнными обломанными зубами. Но правая колоннада была целой. Кое-где остались даже элементы перекрытий, а четыре самых дальних ряда колонн венчали каменные ноги, такие гигантские, что у Рене всегда захватывало дух, когда он думал о размерах статуи, которая там когда-то стояла.

Замковые ворота вели в небольшой внутренний дворик, который оканчивался центральным входом, и сегодня нёсшим на себе печать былого великолепия. За входом начиналась широкая внутренняя лестница, расходящаяся полукругом. Лестница, словно древний амфитеатр, поднималась на высоту, от которой кружилась голова, и… обрывалась где-то далеко внизу грудой обломков. Замок был разрушен. Осталась только небольшая трёхэтажная пристройка, правый флигель, в котором теперь и располагался Сарский приют.

В Сарском приюте выживал сильнейший. Причём всегда – за счёт самых младших и самых слабых. Поэтому Рене частенько приходилось сносить придирки и издевательства более взрослых воспитанников. Выживали не все. Воспитателей это, по-видимому, устраивало. Во всяком случае, на это никто никогда не обращал внимания. А когда что-нибудь было нужно сделать по приюту, то обычно отлавливали того, кто первым попадался под руку. И тогда уж на него взваливали всю работу, которую удавалось припомнить. Поэтому сразу после завтрака все воспитанники старались мгновенно убраться с глаз долой, и приют целый день, до ужина, казался мёртвым и необитаемым.

Изредка приезжало приютское начальство. Побродив по холодным гулким коридорам, оно убеждалось, что приют пуст, и сваливало в его стены ещё десяток-другой грязных и одичавших пацанов. На прошлой неделе во дворе приюта выгрузили шестерых, из которых теперь остались двое, а вчера привезли ещё двенадцать. Одиннадцать тут же, после ужина, сбежали, но сегодня четверо уже вернулись. Охраны у приюта не было. Бежать было некуда. Вокруг – брошенный город, Сар, бывшая столица.

Уже много лет сюда высылали разного рода сброд. Это было как приговор. У попавшего сюда было два пути: стать зверем или умереть. Правда, среди поселенцев попадались и такие, которые остались в Саре добровольно. Сначала было много искателей золота. Всё-таки Сар был столицей. Мародёры довольно ловко и споро разрушили и разграбили всё, что можно было разрушить или разграбить. Восточная дорога превратилась в широкий тракт, по которому днём и ночью текли караваны. Кровь лилась рекой. Про те времена даже ходила поговорка, что в Саре утром можно быть нищим, днем – богатым, а вечером – мёртвым.

Потом появились мелкие ремесленники, в основном кузнецы-оружейники. И действительно, в развалинах города осталось немало металла, причём металла высшего качества. Прошло совсем немного времени, и Сар снова стал славиться своим оружием. Но немногие, кто рискнул за ним сунуться сюда, живыми вернулись в Большой мир. А Сарское оружие стало в Большом Мире орудием воров и убийц, тёмным оружием ужаса и ночи…

Появлялись ещё изредка какие-то люди, искавшие забытое знание, древние книги, рукописи, чертежи. Сарский приют притягивал их, как магнит. Именно здесь осталась последняя крупная библиотека бывшей империи. По счастливому стечению обстоятельств библиотека почти не пострадала от пожаров и разрушений. Приют в основном и существовал за счёт неё. Больших денег стоило пришлым людям заглянуть в приютские книги. Но приходили они нечасто. Многие гибли тёмными ночами на опасных Сарских дорогах. Эти люди плохо умели себя защищать, поэтому воспитанники приюта в поисках заработка поджидали их на дальних подступах к Столице. Младшие – чтобы проводить. Старшие – чтобы ограбить.

Рене приподнялся на руках и пополз вперед. Он полз очень медленно и старался не шуметь. Мальчик понимал, что, хотя и вряд ли, но преследователи ещё могут сторожить его. Кроме того, Рене могла выдать труха, просыпавшаяся из щелей в потолке. Рене замер и прислушался. Стояла полная тишина. Только за окном шумел ветер, срывая с деревьев последние осенние листья. Рене прополз ещё несколько метров и взглянул через щель в полу.

Это был его секретный наблюдательный пункт. Через эту щель можно было посмотреть в старое зеркало, стоящее на чердаке. Когда-то, давным-давно, Рене сам перетащил его сюда и установил в углу среди прочего хлама, валявшегося здесь. В этом зеркале, мутном от грязи и времени, окованном в широкую раму из черного дерева, отражался весь чердак. Внимательно осмотрев помещение и никого не обнаружив, Рене спустился и подошёл к зеркалу.

Из стекла на него смотрел худой невысокий мальчишка на вид тринадцати – четырнадцати лет с тонкими длинными руками и копной черных растрёпанных волос. Синие форменные брюки были немного великоваты, куртка была порвана в двух местах, а на рубашке были видны коричневые пятна запёкшейся крови. Под левым глазом красовался лиловый синяк. Распухший нос и несколько довольно крупных царапин на лбу и щеках были не в счёт. Рене глубоко вздохнул и судорожно дёрнулся, почувствовав резкую боль в правом боку.

Старик

Итак, он был жив. Учитывая вчерашнее, это было совсем неплохо. Кроме того, в этой непростой заварушке он практически не получил серьёзных повреждений. Если не считать, вероятно, сломанного ребра. Сняв куртку и задрав рубашку, он ощупал правый бок. Крупный багровый кровоподтёк причинял сильную боль, но все кости вроде были на месте. Что ж, по приютским меркам это тоже не так уж и мало. Решив, что произошедшее вчера можно считать чистым везением, Рене отошёл от зеркала. Он сел на кучу тряпок, валявшихся в углу, и стал размышлять:

“Почему Храп так долго преследует меня? – думал он. – Ведь бывало много раз, когда банда старших притесняла кого-нибудь. Однако никогда это не длилось так долго… И никогда – так жестоко”…

Рене действительно помнил пару случаев такого преследования. В одном случае всё решилось как-то само собой примерно через неделю, а во втором – это было месяца три назад, – пришлось откупаться. Адан тогда отдал Колу десять монет, стандартная такса за “переход”. Рене помнил этот “переход”. Тогда, чтобы спасти Адана, он открыл ему свой старый путь из замка, через бывшие конюшни.

Адан исчез на неделю, четверо суток сидел на Восточной дороге и привёл-таки какого-то книгочея. Богатый такой, старый, но не дряхлый. Чувствовалась в нём какая-то сила. Порода, что ли. Малышня его монахом прозвала, боялась очень. Тот две недели провёл в библиотеке, всё камень какой-то искал, а потом пропал вдруг.

Это, кстати, было странно. Рене ещё тогда показался очень подозрительным это исчезновение. Уйти сам он не мог, для пришлых это было просто самоубийством. По неписаному правилу проводников вывести книгочея из города должен был тот, кто его привёл. По самым скромным подсчётам, туда и обратно, – это дня два пути. А Адан ведь не исчезал! На это не обратили внимания потому, что обычно никто не знает, кто кого приводит. Это всегда главное условие “перехода”. Да и небезопасно в Саре рассказывать всем, что у тебя есть десять монет. Но Рене-то знал. Знал точно. Наверняка.

Кроме того, старик этот собирался провести в Саре ещё месяца два-три. Это Рене тоже знал наверняка. Рене – единственный из воспитанников, а может и среди воспитателей, разбирал грамоту. Не то, чтобы он умел читать, нет. Но два-три слова с трудом разобрать мог. Поэтому приютское начальство всегда поручало ему искать и носить книги для пришлых, когда те работали в библиотеке.

Это была единственная работа, от которой Рене не прятался. Много раз, прикасаясь к какому-нибудь древнему фолианту, он испытывал неудержимый трепет, ни с чем не сравнимое чувство общности и возбуждения. Ему нравилось, сопя и морщась, по буквам разбирать названия книг. Он радовался, когда ему удавалось отгадать слово ещё до того, как он прочёл его до конца, и совершенно искренне сердился, когда все его попытки оказывались тщетны. Рене не знал, что в библиотеке есть книги, написанные на разных языках. Да и само понятие “разные языки” было ему незнакомо.

Те две недели Рене безвылазно провёл в библиотеке, помогая пришлому колдуну. Они довольно быстро сблизились, старик даже часто помогал Рене прочесть трудное или незнакомое слово. Где-то на десятый день Рене с удивлением обнаружил, что стал разбирать названия книг значительно легче. Это открытие так захватило его, что он даже открыл одну из книг старика – огромный старинный фолиант с обложкой из тёмного дерева, обшитого мягкой кожей с двумя широкими кожаными застёжками, – и начал читать её вслух.

Старик возник сзади мгновенно, словно ниоткуда, и положил худую узловатую ладонь на текст. Рене оглянулся и вздрогнул. Что-то в глазах старика заставило Рене оцепенеть.

– Никогда, слышишь, никогда не читай вслух такие книги. Только тогда, когда ты будешь точно знать, что хочешь и что получишь, и только тогда, когда научишься читать. И ещё. Знаешь, что… – старик, казалось, успокоился и как-то сразу осунулся и постарел. Медленно, словно взвешивая каждое слово, он проронил, – Приглядывай-ка ты за этой книгой. Больших бед можно наделать с её помощью.

После этого случая старик зла на Рене не держал, но теперь всегда следил за тем, чтобы тот не открывал книги. Особенно ту, с деревянной обложкой. После того, как старик заканчивал работать в библиотеке, он иногда рассказывал что-нибудь Рене. Чаще всего это были истории из давнего прошлого, про великую страну и славный народ, который жил в радости и достатке, трудился и радовался жизни. А в суровое время с оружием в руках и древней магией в сердце защищал себя от набегов завоевателей.

Рене, как губка, впитывал эти истории, иногда даже забывая дышать. Кончалось это всегда одинаково. Рене, почувствовав нехватку воздуха, судорожно вздыхал и начинал кашлять, а старик широко улыбался и стучал его по спине…

В одной из таких бесед, узнав случайно, что Рене зовут Чиару, старик вдруг весело рассмеялся. А за день до исчезновения подозвал его к себе. Долго, очень долго расспрашивал о том, что Рене помнит о своём детстве, о родителях. А потом, услышав его рассказ о красивой женщине, сразу вдруг стал серьёзным, суровым даже. Резко взяв Рене за плечо, он повернул его к свету и долго всматривался в лицо. Затем пробормотал что-то и сказал:

– Это всё надо проверить. Это придётся проверять очень и очень тщательно. Придётся задержаться. Может быть, всё ещё удастся… Но сначала – камень.

Затем резко развернулся и, не попрощавшись, вышел.

Недолгие сборы

Рене поёрзал на своём месте и устроился удобнее:

“Стоп! Храп – негодяй порядочный, но не будет он кого ни попадя преследовать. У него свои дела, хоть я их и не знаю. Обычно они поколотят кого-нибудь из малышей просто так, для развлечения, и забудут, а не забудут, так сразу деньги требуют. Храп же о деньгах – ни слова. Значит, я ему чем-то насолил. Серьёзно насолил. Но чем и когда?” – продолжал рассуждать Рене. Он так задумался, что очнулся только тогда, когда его окликнули сзади.

– Привет. Вот ты где! Я принёс тебе поесть. – Рене вздрогнул и мгновенно развернулся. Резкая боль в боку, о которой он уже успел позабыть, мгновенно отозвалась во всём теле. Поэтому вместо приветствия у Рене получилось какое-то шипение. Голова Адана торчала из люка в полу. Ещё через мгновение тот влез на чердак целиком. – Ты сегодня опять пропустил завтрак. Так ты долго не протянешь. На, возьми, – Адан протянул Рене половину батона с куском масла внутри. Это был царский подарок. Интересно, где Адан его взял?

– Спасибо, – Рене тут же принялся уплетать хлеб.

– Сразу всё не ешь, желудок с голодухи свернёт. И ещё. Тебя ищут. Храп совсем озверел. Так что сиди пока тихо и не слезай, – Адан слегка замялся, – Ну, я пошёл.

Адан исчез в полу. А Рене опять задумался. И чем больше он думал, тем больше настораживало его поведение бывшего товарища. Что-то в нём вдруг перестало нравиться Рене. Адан значительно посвежел и окреп в последнее время. Это на приютских-то харчах? Хотя, Адан теперь частенько приводил кого-нибудь, и деньги у него вроде водились. А вот взгляд стал какой-то не такой. Злой взгляд. Нехороший. Да и поймать взгляд этот стало не так-то просто. Всё чаще отводил его в сторону Адан, словно стыдился чего-то.

“Какой-то он не такой стал после того “перехода”. И с чего бы это вдруг ему вздумалось носить мне хлеб?” – Конечно, как в любой крупной мальчишеской компании, в приюте часто возникали разного рода группировки. Бывало, что и дружили, делились последним. Но хлеб был всегда на особом счету. Частенько его воровали. Изредка использовали в крупных сделках, как неразменную монету. Но чтобы отдавать хлеб даром? Разгуливать с ним по этажам? Такого отродясь в приюте не видывали.

Рене взъелся на друга как раз после исчезновения того старого колдуна. Сначала он здорово обиделся на старика. Считал, что он его предал и бросил. А потом не выдержал и всё-таки решил спросить у Адана, куда он запропастился. Вообще-то это было против всяких правил, и тот мог не отвечать совсем. Но Адан растерялся от такого вопроса и, как показалось Рене, испугался. Скосив взгляд и злобно сплюнув (новая привычка, которую он позаимствовал у Храпа), Адан соврал, что старик, мол, выходил в город на денёк, но куда-то запропал. И что Адан очень за него беспокоится, потому что старик уже заплатил ему за обратный переход. И теперь он, Адан, ну совсем не знает, что ему делать с этими деньгами…

Приняв решение, Рене резко встал и снова поднялся в своё убежище. Там у него было всё подготовлено на случай внезапного ухода. Подобрав мешок с сухарями и кое-какими вещами, он положил в него хлеб. Затем достал из тайника все свои деньги – пятнадцать монет, оставшиеся от последних “переходов”. Засунув деньги в рот, он подполз к овалу слухового окна и вылез на крышу.

Утренняя черепица была скользкой, но Рене привычно добрался до большой квадратной шахты. Это был дымоход. Когда-то в него выходили трубы всех печей и каминов флигеля, но топить было нечем, и они были уже давно заложены. Остались только трубы из кухни и от каминов в библиотеке. Обычно Рене уходил ночью, но теперь было такое время, что завтрак как раз кончился, а ужин наверняка ещё не начинали готовить. “Ничего, не задохнусь”, – подумал он и решил отправляться немедленно.

Рене подтянулся на руках и взобрался на шахту. Сел на край и заглянул внутрь. Изнутри тянуло гарью. Едкий дымок щипал глаза. Рене отодвинулся от зева шахты и вдохнул свежий холодный воздух. Вдруг, оглянувшись, он вздрогнул. Раннее утреннее солнце ещё не успело высушить черепицу, и теперь на покрытой росой поверхности была чётко видна смазанная цепочка мокрых следов, ведущая от слухового окна к шахте. “Ерунда! – решил Рене, – Солнце уже высоко. Быстро высохнет”.

Перехватив сухари, мальчик нырнул в чёрное жерло дымохода. Широкий закопчённый лаз уходил глубоко вниз. По поверхности одной из его стен были вбиты железные скобы. Они служили Рене ступеньками. Скобы ещё хранили тепло утреннего огня. Некоторые держали не очень крепко, но Рене уже не раз пользовался этим выходом, и чувствовал себя достаточно уверенно.

Спустившись на несколько метров, он вышел в почти горизонтальный штрек, в который выходили все трубы третьего этажа. Путь вниз был короче, но Рене не воспользовался им. Он знал, что ниже несколько скоб были вырваны. Однажды он чуть не сорвался там, когда ещё только исследовал дымоход. Повернув по штреку направо, Рене снова двинулся вперёд. Идти в полный рост здесь было нельзя, и он встал на четвереньки. Прямоугольник неба скрылся за выступом. Стало совсем темно. Пришлось двигаться наощупь. Зато воздух стал чище: кухня осталась позади.

Рене полз вперёд, считая повороты и перекрёстки. Дымоход замка представлял собой сложную систему, и Рене ещё не очень хорошо знал эту его часть. По замыслу, он должен был попасть в библиотеку. Затем, выбравшись из камина, пересечь читальный зал и забраться в другой камин, дымоход которого шёл ниже и выходил в ту самую шахту с выбитыми скобами, обходя опасный участок. Затем вниз. Дымоход спускался ниже первого этажа, и раньше одновременно служил системой вентиляции подвальных помещений и погребов замка. Далее, забирая на север, нужно было добраться до замковых погребов, выбрать удобное место и спрыгнуть вниз.

Рене помнил, как он впервые попал туда. Лаз неожиданно обломился под ним тогда, и он свалился вниз, в полную темноту. Спичек у него с собой не было. Он чувствовал, что вокруг него большое пустое пространство, и боялся пошевелиться. Дотянуться до потолка он не мог. Помогла ему верёвка с самодельным крюком, которую он всегда брал на исследование новых территорий.

Минут двадцать кидал он её в потолок, стараясь в полной темноте зацепиться за края того отверстия, из которого вывалился. Когда, наконец, ему удалось выкарабкаться, он так испугался, что больше недели боялся вернуться в этот подвал. Только раздобыв свечу и спички, Рене рискнул повторить вылазку.

В погребе двумя рядами стояли огромные бочки, в каждую из которых был вделан деревянный кран. Эта часть подвала была отрезана от остальных погребов двумя оползнями, и содержимое бочек осталось нетронутым. Рене охватила буйная радость. Он понял, что попал в винный погреб замка. Однако когда он решился попробовать замковое вино, радость сменилась жестоким разочарованием, – в бочках был уксус. У него был удивительно тонкий благородный аромат. И всё-таки это был уксус. Стараясь подавить отчаяние, Рене стал пробовать содержимое всех бочек подряд. Когда он повернул кран в бочке, стоящей в самом углу, та неожиданно отъехала назад, и перед удивлённым мальчиком открылся лаз в подземный ход.

Ситуация проясняется

Отсчитав три дымохода справа, Рене свернул в четвёртый и, пройдя около метра, стал спускаться по вертикальной шахте. Это была самая трудная и опасная часть пути. Спускаться приходилось вниз головой. Иначе Рене рисковал очутиться в библиотеке тогда, когда там кто-нибудь есть. Шахта не была широкой. Казалось, что она специально сделана для Рене. Но стенки её были гладкими, поэтому приходилось двигаться, опираясь на них телом.

Синяк в боку тут же отозвался резкой пульсирующей болью. Рене сжал зубы и продолжил спуск. Наконец шахта стала наклонной, и ещё через несколько мгновений он нащупал в стене широкий выступ, который служит для отражения холодного воздуха, когда ветер задувает трубу. Опёршись на него руками, Рене отдышался и прислушался.

– Вот эта книга. Запомни её хорошенько, чтобы не было, как в прошлый раз, – негромко выговаривал чей-то голос.

– Для меня все книги одинаковы, я всё равно не умею читать. В прошлый раз Вы сказали, что Вам нужна деревянная книга. Вот я и принёс деревянную. Так что Вы должны мне за неё деньги, десять тысяч, как и было договорено, – второй голос Рене узнал. Он, несомненно, принадлежал Храпу.

– Деньги? Ты, кажется, плохо понимаешь, что происходит. Изволь, я тебе объясню. В прошлый раз ты принёс мне советы какой-то повивальной бабки и теперь требуешь за них десять тысяч монет? Ни одна книга не стоит таких денег! Ни одна, кроме вот этой! Смотри, я специально кладу её вот сюда. С краю. На нижнюю полку. Ты возьмёшь её завтра, когда я уйду. Не сегодня, не через неделю, а завтра. И только после того, как приютское начальство убедится, что книга осталась на месте после моего ухода. Об этом позабочусь я сам. Ключ от библиотеки я тебе оставлю, тебе не придётся снова ломать дверь.

Кроме того, скоро сорок дней, как ты взял задаток в сто монет и обещал убрать с моей дороги мальчишку. Я прихожу в замок, и что же? Здесь я узнаю, что именно он провёл меня сюда. И это ты называешь хорошей работой?

Рене вздрогнул. Теперь он узнал и первый голос. Он принадлежал чужаку, которого Рене третьего дня нанялся провести в замок. Высокий, не старый ещё, но и не молодой, а как будто высушенный какой-то, одет во всё чёрное, подпоясан широким золотым поясом, а на боку меч. Чувствовался в его облике могучий воин. Рене ещё очень удивился тогда, зачем ему вообще проводник. Пояс, что ли, охранять?

– Мальчишку мы поймаем. Вчера ему просто повезло. Рано или поздно мы узнаем, где он прячется.

– Уж лучше рано, – прошипел первый, и Рене услышал, как Храп вдруг как-то жалобно пискнул, – Для тебя же лучше.

Неожиданно оба голоса смолкли. Скрипнула дверь, и послышались чьи-то шаги. Затем шёпот.

– Мальчишку нашли, – торжественно объявил Храп. – Он на чердаке. Оттуда только один выход, и ребята за ним наблюдают. Сейчас его приведут.

– Не надо никого никуда водить. Я сам хочу убедиться, что он мне больше не помешает. Мы пойдём туда вместе и прикончим его прямо наверху. И моли небо, чтобы он был ещё там. Ты слишком часто разочаровываешь меня в последнее время.

Хлопнула дверь. Поворот ключа. Всё стихло. Руки у Рене затекли. От долгого нахождения вниз головой в ушах стучало. Он сделал попытку проскользнуть ниже и осмотреть библиотеку, как делал всегда, выбираясь из замка этой дорогой, но занемевшие руки не слушались его, и он просто вывалился в камин. Кровоток ещё не восстановился от висения вверх ногами. Рене вскочил на ноги, но голова его сильно кружилась, и он снова упал. Ему удалось встать только с третьей попытки. Оглядевшись, он понял, что в библиотеке больше никого нет.

Теперь деньги можно было спрятать поудобнее. Вверх ногами он путешествовать больше не будет. Рене достал их изо рта, завернул в длинную тряпку, которую вынул из котомки, и обвязал её вокруг пояса. Он отдышался и теперь испугался по-настоящему. Рене получил ответы на многие вопросы, которые мучили его в последнее время, но ответы эти его не успокоили, а поставили ещё больше вопросов. Причём вопросов намного более сложных, если не сказать страшных.

Конечно, можно допустить, что он чем-то насолил Храпу. Но чем он мог помешать этому воину? Человеку, которого раньше он даже не видел! О существовании которого даже не знал! Чем? Он, мальчишка, встал на пути взрослого, который мог бы убить его одним пальцем. Десять раз. Мог, но не убил. Почему? Он ведь знал его? Или нет? Точнее, он знал про Рене, а не его самого. Кто он? Что ему нужно?

Рене словно очнулся. Книга! Он оглянулся. Что ж, на последний вопрос, пожалуй, он может ответить прямо сейчас. Одного взгляда было достаточно. Это была она. Она! Та самая книга, за которой его просил присматривать старик. Рене никогда не брал чужого. Тем более, тайно. Поэтому сейчас он испытывал сильные сомнения. Казалось, в нём борются две силы. Одна требовала бежать, бежать немедленно. Другая требовала спасения книги.

Десять тысяч. Это что, шутка? Разве бывает столько денег? Рене подошёл и нерешительно взял книгу. Неожиданно озорные искорки заплясали в его глазах. Он больше не сомневался. Пройдя вглубь читального зала, он вынул из стенного шкафа похожий фолиант. Рене помнил его название. Это был какой-то трактат о бабочках. Подменив книгу, Рене бросился к камину.

Этот камин выглядел значительно новее, чем предыдущий. Стены его были абсолютно гладкими, и Рене потребовалось приложить немало усилий, чтобы забраться в дымоход. Кроме того, ему сильно мешала книга. Этот дымоход почти сразу выходил в главную шахту. После света библиотеки Рене не сразу привык к темноте, а когда привык, увидел в густом мраке главной шахты две ноги, судорожно пытающиеся нащупать опору. Храп был значительно длиннее Рене, поэтому не доставал до нижней скобы совсем немного.

Если бы он это знал, то мог бы просто спрыгнуть. Но Храп этого не знал. Он сильно сопел и плаксиво жаловался. Сверху его подстёгивал грозный крикливый голос. Видно было, что Храп старается вовсю, но не может достать до скобы. Рене тоже не мог спуститься, не задев его.

“Быстро они вышли на след, однако, – думал Рене. – Да, чужак не даст себя морочить, как эти олухи. С ним шутки плохи. Что же делать?” И тут просто шальная идея пришла ему в голову. Послюнявив палец, Рене легонько провёл им по голой Храповой лодыжке.

Почувствовав на своей ноге что-то мокрое и холодное, Храп взвыл со страху так, что гулкое эхо откликнулось во всех печах и каминах замка, породив в дальнейшем множество жутких историй о приведениях и вампирах. Не помня себя от ужаса, Храп рванулся вверх. А Рене проскользнул вниз. Преследователи отстали. Сверху ещё долго сыпались проклятия и угрозы, но, похоже, теперь никакая сила не могла заставить Храпа спуститься.

Под землёй

Вскоре Рене был уже на самом нижнем горизонте, неподалёку от винного погреба. Теперь он полз лёжа по узкому горизонтальному лазу, пол которого был усыпан не то камнем, не то битым кирпичом. Иногда попадались довольно крупные осколки, больно впивавшиеся в ноги и живот. Мешок с книгой и едой приходилось тащить сзади за собой. Большая толстая книга постоянно застревала. Мальчик с большим трудом протаскивал её за собой. Один раз, протягивая застрявший мешок через особо неудобный поворот, Рене подумал, что если он ошибся и перепутал дымоходы, то ему отсюда будет уже не выбраться. От этой мысли ему стало очень неприятно и как-то неуютно. “С другой стороны, – думал Рене, – Чужак-то сюда точно не влезет”. Вскоре он добрался до винного погреба.

Рене с облегчением спрыгнул вниз. Самая трудная и опасная часть пути осталась позади. Абсолютная темнота обступала его со всех сторон. Рене прислушался. Было тихо. Он медленно двинулся, выставив вперёд руки. Пол был неровный, весь в каких-то выщерблинах. Под ногами хрустели мелкие камешки и мусор. Наконец, он добрался до стены. Двигаясь наощупь вдоль неё, он нашарил тайник, в котором хранил свечи, спички и несколько больших факелов, которые он сделал из бересты.

Конечно, свечи горели дольше, чем факелы. Но их было очень мало. И их приходилось покупать, так как сам он их сделать не мог. Поэтому Рене, выходя из замка, всегда заготавливал бересту, резал её на ровные полосы, сушил и скручивал. Главное было скрутить как можно туже, иначе факел прогорал совсем быстро.

Рене пересёк погреб и подошёл к угловой бочке. Повернув кран, он вошёл в подземный ход. Два десятка ступенек вели вниз. Под ногами зачавкало. Почва стала сырой. Потом на полу появилась вода. Со стен и потолка падали редкие крупные капли. Подземный ход вёл на север. Рене не зажёг огня. Идти предстояло долго, но дорога была знакомой. Развилок по пути не было. Рене не боялся заблудиться и побежал довольно быстро, только изредка останавливаясь и прислушиваясь к звуку падающих капель.

Рене бежал уже несколько часов и сильно устал. Он шёл по колено в ледяной воде, вымок и продрог и едва волочил ноги. Почувствовав, что дальше идти не в силах, он впервые решил зажечь факел. Спички немного отсырели, и ему удалось это только с третьей попытки. Береста давала неяркое пляшущее пламя и сильно чадила. Хорошо разглядеть дорогу Рене всё равно не мог, но огонь согревал душу, давал надежду.

В неровном свете факела проступили красноватые стены, сходящиеся сводчатым потолком на высоте около двух метров. От сырости штукатурка местами обвалилась, обнажив каменную кладку. Камень был грубо отёсан, но подогнан достаточно плотно. Только из некоторых щелей годами сочилась вода, создавшая кое-где причудливые формы сталактитов всех возможных оттенков.

Заканчивались вторые сутки, как он покинул приют. Погоня продолжалась. Беглец не замечал времени: под землёй всегда было одинаково темно. Но мальчик привычно ориентировался по звуку падающих капель и плеску воды под ногами. Сейчас Рене мечтал только об отдыхе. Но отдохнуть было негде. Не стоять же, в самом деле, по колено в ледяной воде? К тому же неизвестно, насколько отстали преследователи.

Эхо стало гулким. Мальчик зажёг факел и пошёл быстрее. Через несколько минут показалась развилка. Три дороги расходились в разные стороны, крестом лежали перед ним. Рене задумался. Он всегда ходил в восточном направлении. Но сегодня это было опасно. На востоке – Большая земля, бывшее Орское княжество. Тому, кого выбросили умирать в Сар, пути туда нет. Кроме того, если за ним идут, то искать его будут, вероятнее всего, там. Красивые сказки о Большой земле знает каждый воспитанник Сарского приюта.

Факел догорал. Наконец Рене решился. Повернув на восток, он прошёл около восьмидесяти шагов, пока факел не потух окончательно.

Тогда мальчик вернулся к перекрёстку. “Они могут идти по запаху факела, – думал Рене, – Он ещё долго будет ощущаться. Тогда они должны свернуть на восток. Если они поймут, что я их обманул, то вернутся сюда. А понять они могут. Этот чужак – просто ищейка какая-то. Тогда они пойдут в противоположную сторону. То есть, вероятнее всего – на запад. Значит, надо идти на север. Без огня. И уже никаких следов не оставлять”.

Рене поморщился. Он знал, что северная дорога опускалась всё ниже и ниже под воду. Иногда даже приходилось плыть. Идти на север значило окончательно вымокнуть и замёрзнуть. Кроме того, Рене никогда не доходил до конца ни на север, ни на запад. Что ждёт его на выходе из подземелья – он не знал.

Погоня

– Быстрее, черви! Что Вы копаетесь? Тому, кто его догонит, подарю жизнь! – чужак вскинул свой меч. Бледно-синяя змея холодного пламени обвила лезвие, соскользнула с него и молнией ударила в потолок, выбив из него несколько небольших камней и породив долгий протяжный рокот эха. Черви – Адан, Храп и Кол, – разом споткнулись от вспышки. Адан от испуга упал и некоторое время бежал по-собачьи, на четвереньках, воя от ужаса и не решаясь подняться. Они уже ничего не соображали. Чужак, напротив, выглядел ничуть не уставшим. Он был сосредоточенным, обеспокоенным и злым. Очень злым! В его тёмных глубоких глазах плескалась холодная ярость. Один его взгляд гнал преследователей по следу как свору голодных псов. – Вперёд! Я чую его! Он уже близко. Вперёд. Быстрее. Ещё быстрее, ну!

Время от времени он вскидывал меч, и неистовая синяя молния освещала взмокшие спины преследователей, подгоняя их, словно кнут. Впрочем, быстрее бежать они всё равно не могли, и подгонять их было не нужно. Их гнал вперёд ужас. Дикий животный страх перед лютым жестоким чародеем.

Неожиданно колдун остановился и принюхался.

– Стойте. Отойдите назад, не мешайтесь под ногами, потные свиньи, – он шагнул вперёд и снова принюхался. – Ага, кажется, пахнет жаренным. Здесь он зажёг огонь. Ну, теперь ему от меня никуда не деться. Эй, вы, вперёд. Он уже рядом.

Погоня вылетела на перекрёсток и остановилась в нерешительности. Храп, Адан и Кол рухнули от усталости на четвереньки и тряслись крупной дрожью. Адан потерял в погоне один башмак и теперь растирал кровоточащую распухшую ступню. Чародей вскинул меч и осмотрелся в его неровном холодном свете. Не больше секунды понадобилось ему, чтобы разгадать загадку, которую оставил Рене.

– Он был в восточном туннеле и вернулся. Нам нужно прямо. Поднимайтесь, псы.

Тем не менее, поднять мальчишек было не так-то просто. Погоня продолжалась так долго, что вконец истощила их. Остановившись, преследователи сбили дыхание, и им понадобилось не меньше минуты, чтобы встать на ноги. Поднявшись, они обречённо поплелись к северному туннелю. В этот момент синяя молния, хлестнувшая всех троих по ногам, добавила им прыти.

Рене тоже не мог быстро передвигаться. Он шёл уже по грудь в холодной воде, держа книгу и мешок над головой. Неожиданно он нащупал ногами ступеньку, а через некоторое время – ещё одну. “Вроде лестница какая-то”, – подумал мальчик, упрямо двигаясь вперёд. Теперь вода доходила ему только до щиколоток. Он так устал и замёрз, что ему было уже всё равно.

Достав спички, он снова зажёг факел. Руки не слушались Рене, и, когда он убирал спички в мешок, уронил их в воду. Тихонько чертыхнувшись, Рене поднял коробок, вылил из него воду и сунул в мешок. Огонь высветил узкий длинный зал. Да, это был уже не подземный проход, не нора, а зал. По краям его стояли алебастровые статуи, белые и прекрасные. Все они изображали женщин, одетых в воинские доспехи. Казалось, они выстроились здесь в почётном карауле и приветствовали Рене.

Рене был настолько удивлён, что просто остолбенел. Разинув рот, он медленно двинулся вперёд. Он шёл и шёл, огонь факела мерцал и метался, и Рене казалось, что эта прекрасная стража шевелится в неровном свете, молча провожая его глазами. Через каждые сорок-пятьдесят шагов была невысокая ступенька, расходящаяся широким полукругом. На каждой ступеньке стояло по пять статуй с каждой стороны.

Факел догорел. Но темнее не стало. Казалось, что статуи освещены каким-то невидимым источником света. Несколько часов понадобилось Рене, чтобы выйти на самый верхний уровень этого удивительного зала. Статуи по бокам кончились, но прямо перед собой Рене увидел два гигантских изваяния. Две одинаковые женщины, зеркальное отражение друг друга, стояли перед ним. Вырезанные из того же материала, что и статуи, они стояли справа и слева от прохода, протянув к Рене руки в жесте, отгоняющем силы зла. За это время Рене так и не закрыл рта. С трепетом глядя на изваяния, поражённый и буквально подавленный их величием, Рене прошёл между ними и остановился перед тяжёлой закрытой дверью.

Сзади внизу мелькнула вспышка, и Рене услышал звуки погони. Он словно сбросил с себя наваждение и тут же различил сопение, хлюпанье и топот мокрых ботинок по лестнице. И голос. Этот голос гнал преследователей прямо на него. Рене бросился к двери и толкнул её, но та была заперта. Поняв, что он в ловушке, Рене просто сел на пол. Он так устал, что ему уже всё было безразлично.

Следующая вспышка сверкнула ближе, и в её свете чародей разглядел Рене. Подняв меч, он торжествующе расхохотался.

– Вот ты где, щенок. Ату его, мои собачки!

Храп и Кол взвыли, почуяв добычу, и рванулись к нему. А впереди всех, хромая, в одном башмаке на левую ногу, мчался Адан. В его глазах Рене успел заметить страх, отчаяние и ненависть. Рене понял, что именно ненависть гнала его вперёд. Адан был уже совсем близко. Рене успел рассмотреть разбитую верхнюю губу, которая делала его улыбку похожей на волчий оскал.

Вдруг Адан взвизгнул и… пропал. Храп и Кол вытаращили глаза от ужаса, остановились и попятились. К ногам Рене подкатился ботинок. Грязная приютская одежда оседала тут же кучей тряпок. Преследователи в панике метались между Рене и чужаком, не решаясь двинуться вперёд. Колдун молча остановился, не доходя несколько шагов до каменных гигантов, и опустил меч. Он, казалось, был растерян и озадачен. По вещам Адана будто прошла дрожь, они сжались и исчезли. Гигантские изваяния светились странным оранжевым светом, а их руки обволакивала яркая аура.

– Проклятье, – устало и как-то безразлично произнёс чужак и злобно взглянул прямо в глаза Рене. – Наш поединок не закончен. Он даже ещё как следует не начат, щенок. Но сегодня тебе повезло. Празднуй победу, пока можешь, дурачок!

Резким движением набросив плащ на плечо, он развернулся и пошёл, не говоря больше ни слова. Храп и Кол, озираясь со страху, шлепали за ним, стараясь не отстать.

Прошло около получаса. Каменные изваяния погасли. Двери беззвучно отворились. Рене встал и вошёл.

На лестнице

Свет обрушился на Рене со всех сторон. Он стоял на самом краю тесной каменной площадки, расположенной на склоне горы. Прямо от его ног начиналась узкая крутая лестница без перил, вырубленная в скалах. Лестница вела вниз, в долину, которая раскинулась под ним. Стоило Рене сделать первый шаг, как двери, также беззвучно, закрылись. С этой стороны они были совершенно незаметны. Если бы Рене только что не вышел из них, он ни за что не поверил бы, что здесь вообще есть проход сквозь скалу.

Наступил тёплый осенний вечер. Солнце клонилось к закату, приближаясь к горной гряде слева от Рене. Он очень устал и проголодался. События последних дней заставили его забыть о еде. Теперь голод навалился на него со всей силой. Рене сел и стал развязывать мешок. Узел туго затянулся, намок и никак не хотел поддаваться. Наконец, мальчику удалось его одолеть.

Оглядев содержимое мешка, Рене пришёл в уныние. Хлеб, который ему дал Адан, исчез без следа. Девять монет из пятнадцати – тоже. Впрочем, Рене нимало этому не удивился. Сухари намокли и слиплись. Некоторые ещё и раскрошились, образовав малоаппетитный ком. Книга, к счастью, вымокла только снаружи. Она была плотно закрыта и застёгнута на кожаные ремешки, поэтому вода не попала внутрь.

Как бы Рене не спешил, он должен был перекусить и обсохнуть. Впрочем, спешить ему сейчас было некуда. Поэтому он разделся и разложил всю одежду на скалах, согретых лучами заходящего солнца. Также он поступил и с оставшимися сухарями. Отломив от тестяного кома большой кусок, он отправил его в рот, а остальное размазал тонким слоем по скале, чтобы тоже высохло.

Книгу Рене открывать не стал. Он знал, что кожа, высыхая, может сжаться, и боялся повредить её. Спички пострадали очень сильно. Вылив из коробка воду, Рене отобрал пять штук, на которых остались следы фосфора, и аккуратно разложил их сушиться, каждую отдельно. Остальные спички он выкинул. Разложив таким образом все свои вещи, он повалился на большой чёрный камень, согретый солнцем, и стал наблюдать, как от них повалил пар.

То ли усталость сыграла с ним злую шутку, то ли нервное напряжение последних дней, только Рене очнулся в темноте. Солнце ушло за горизонт. Лишь узкая полоска зари алела далеко на северо-востоке.

Занимался следующий день, но до света было ещё далеко. Камень источал могильный холод. Рене продрог до костей. Вскочив, он первым делом бросился к своей одежде. Одежда высохла, но была холодной и задубела. Тем не менее, Рене оделся. Ему стало немного теплее. Всё ещё трясясь от холода, он решил развести огонь. Под рукой ничего не было для костра, и Рене решил использовать факелы. Собрав просохшие спички, он поджёг бересту.

Факелы давали свет, но не тепло. Чтобы не терять зря времени, Рене собрал свои высохшие вещи и уложил их в мешок. Ухватившись за книгу, мальчик почувствовал, что обложка стала твёрдой, как камень. Рене положил мешок на землю и попробовал расстегнуть застёжки. Около получаса он тщился открыть их. Безрезультатно. Ссохшаяся кожа стала крепкой, как железо, и не думала поддаваться. Борьба утомила и согрела Рене. Обломав два ногтя, он с досадой бросил книгу в мешок. Как есть, не раскрывая.

Белёсый сумрак ещё не разогнал, а только слегка рассеял тьму. Небо на востоке разгоралось широкой светло-серой полосой, которая ещё не начала розоветь. Костёр догорал. Рене взглянул вниз. Долина просыпалась, блестя от утренней росы. В этот предрассветный час сквозь лёгкий сумрак тумана она казалась серебряной. То тут, то там зажигались огоньки. Яркими светлячками переползали они с места на место, собирались в стайки и снова рассыпались по утреннему серебру. Закинув поклажу на плечо, Рене начал спуск.

Ступени, вырубленные в скале, были предназначены явно не для мальчика. Рене приходилось не то идти, не то прыгать со ступеньки на ступеньку. Временами лестница спускалась довольно полого, а временами, особенно на разворотах, резко шла вниз. Тогда ему приходилось разворачиваться и сползать на животе, рискуя сорваться под уклон. Вскоре небо окончательно рассветлелось, и Рене почувствовал себя совсем уверенно. Больше половины спуска было пройдено.

Долина лежала у его ног, сонная и прекрасная, и Рене подумал, что вот так, наверное, видят мир птицы. Горы здесь были не такими крутыми, как вверху. Появились растения. Сначала трава, а затем, почти сразу – кустарник и даже небольшие деревья. С рассветом Рене вышел на широкий отлогий откос. Лестница превратилась в дорогу, которая вилась по каменистой осыпи между исполинских валунов, величественно лежавших на склоне. По краям дороги росли яблони. На некоторых из них Рене заметил яблоки.

Рене остановился. Он впервые в своей жизни видел фрукты. Когда-то давно, просиживая в библиотеке с очередным книгочеем, он видел такие плоды на картинке в одной книге, и, вроде бы, они должны быть съедобны. Но как их готовить? Можно ли их есть сырыми? Рене долго не решался попробовать, а затем подошёл и сорвал один. Он держал в руке яблоко дикой лесной яблони. Осторожно понюхав его, Рене откусил небольшой кусочек. Вкус превзошёл все его ожидания. Он съел его и решил нарвать ещё. Но остальные плоды росли выше, и Рене пришлось лезть за ними на дерево.

– Эй, ты кто? – окликнул его сзади звонкий голос.

Рене оглянулся и спрыгнул. Перед ним стояла девочка, на вид лет тринадцати. Худенькая, с густыми светлыми волосами, заплетёнными в две косички, и выгоревшей на солнце чёлкой. На ней было жёлтое платьице и серенькая вязаная кофточка, местами протёртая до дыр и аккуратно заштопанная. Колени у девчушки были расцарапаны и смазаны каким-то составом. В глазах светилось что-то доброе и любопытное. По всему её облику было видно, что она не была домоседкой.

– Я – Рене. А ты кто?

– А я – Сайка. Но часто меня зовут Стрелка. Меня так папа прозвал. Он говорит, что если где-нибудь на свете есть приключение, то я обязательно его найду. Мой папа – кузнец. А ты что тут делаешь?

– Я? Ем. – Рене протянул ей яблоко. – Ты, случайно, не знаешь, это можно есть?

– Можно, – рассмеялась Сайка. – Эти яблоки ничьи. Они дикие. Только они невкусные.

– Невкусные? – Рене был озадачен, – Какие же тогда вкусные?

Издалека послышалось какое-то не то пение, не то молитва.

– Ой, уже идут. Давай спрячемся и посмотрим, – затараторила Сайка.

– Кто идёт? – испугался Рене.

– Люди. Люди из долины. Вчера бабушка сказала, что старая Хирна прервала свою песнь. А сегодня ночью на юге в горах видели звезду. Значит, великан идёт. Вот я и убежала из дома, чтобы посмотреть на великана.

– Какая Хирна? Какой великан?

– Ты что, не знаешь? Когда Хирна смолкает, можно поднять Покрывало и войти в долину. А когда-то давно было видение, что однажды с рассветом великан, Великий Воин придёт в долину и зажжёт звезду на юге. Этот великан победит Архота. Вчера вечером Хирна неожиданно умолкла, а ночью люди увидели свет в горах. Все страшно перепугались и собрались встречать великана. Меня оставили дома, но я убежала. Хотя я и не верю в эти сказки. Я залезала по Лестнице Великана на самый верх и всё там рассматривала. Нет там никакого Покрывала. И двери тоже нет. Лестница просто кончается, и всё… ой, идут. Скорее, прячься!

Сайка поволокла Рене к какому-то кусту и буквально бросила на землю. Из-за ближайшего валуна медленно выходила странная процессия. Её возглавляли три старца с длинными бородами до пояса. Они несли в руках жезлы, богато украшенные золотом и драгоценными камнями, и пели какие-то гимны. За ними важно выступали шесть мужчин, каждый из которых нёс знамя. В такт их шагам знамёна слабо колыхались в неподвижном утреннем воздухе.

Следом шествовали восемь воинов, которые несли на плечах чёрный бархатный подиум. На подиуме лежал богато украшенный меч, наполовину вложенный в золочёные ножны. Меч действительно был рассчитан на гиганта. Его длина, по крайней мере, втрое превышала рост взрослого человека. И, хотя носильщики не были слабыми, видно было, что ноша даётся им с большим трудом. Замыкали процессию музыканты и все жители долины, кто пожелал прогуляться к горам в столь ранний час. Торжественно и как-то печально процессия прошла мимо.

Рене поднялся и отряхнул опавшие листья с колен.

– Пойдём, – хмуро произнёс он. – Нет там никакого великана.

Сайка

Рене не умел дружить. Просто у него никогда не было друзей. Тем более, девчонок. Поэтому Рене шёл молча. Сайка, наоборот, носилась вокруг широкими кругами, прыгала на одной ножке, шла перед Рене задом наперёд, размахивала руками и щебетала, щебетала, щебетала… а иногда вдруг начинала петь. Через полчаса Рене начало казаться, что вокруг него носится не одна, а десяток юрких говорливых Стрелок.

Когда они спустились в долину, Рене уже знал, что Сайка – дочь кузнеца. Что живёт она с отцом и старенькой бабушкой, которая знает очень много разных интересных историй. Что Сайкин отец – очень хороший мастер, лучший на всю долину, и люди его очень уважают. Про него даже говорят, что он может ковать магическое оружие, но это неправда, потому что у него нет ни одной магической книги. Вообще-то, Сайкин отец не любит делать оружие, но если для доброго дела, то сделает. Это он сделал тот большой меч для великана, только великана всё нет, а Хирна уже совсем старая. Говорят, когда она умрёт, Покрывало может исчезнуть.

– Покрывало – это вовсе не покрывало, а заклинание такое.

Давным-давно, когда Хирна была молодой, на страну опустилась тьма. От этой тьмы земля стала бесплодной, а вода – горькой. Тогда Хирна стала петь заклинание, и тьма отступила. Пока Хирна поёт, никакое зло не может пройти сквозь Покрывало. Выйти может, а войти – нет.

Слушая Сайкину трескотню, Рене чувствовал, что вокруг всё начинает плыть. Он пытался сосредоточиться, но у него разболелась голова. Теперь они шли со Стрелкой через деревню, мимо небольших ухоженных домов с великолепными палисадниками, в которых отцветали последние осенние цветы. Взрослые работали на земле, возделывая и лелея её. Стайки детей играли на улице, что-то рисуя веточками в придорожной пыли.

– Некоторые люди ушли из долины. Кто – по торговым делам, кто – просто так. Из тех, кто задержался снаружи надолго, никто не пришёл обратно, Покрывало Хирны уничтожило их, потому что они заразились тьмой и хотели принести её в долину в своём сердце. Поэтому теперь люди боятся и не выходят. А снаружи долину вообще нельзя увидеть и люди, наверно, совсем забыли о её жителях.

Она, Сайка, живёт очень долго, целых тринадцать лет, и за это время никто не прошёл через Покрывало. Они с подружками даже игру такую придумали: “Тот, кто первый встретит человека оттуда, тот и победит, только никто не победил. Потом всем надоело, перестали встречать. А ты не встречал человека оттуда? Вот было бы здорово встретить! Ты бы тогда победил”.

Послышались ритмичные негромкие удары молота о наковальню. Пройдя через сад, они вышли на берег быстрого говорливого ручья к небольшой закопчённой кузнице, построенной около одноэтажного бревенчатого дома с двускатной крышей. На крылечке сидела пожилая женщина с волосами белее снега и раскладывала какие-то пряные травки. Рене и Сайка вошли в кузницу. Высокий тёмный человек положил молот и обернулся.

– Это я прошёл через Покрывало Хирны. И мне некуда больше идти, – сказал Рене.

Сайка ойкнула и села.

В долине

Через полчаса, умытый и одетый во всё чистое, Рене сидел за столом и завтракал вместе с семьёй кузнеца. Сладкая каша с черносливом, маслом и молоком, пирожки и фрукты. Не так уж и много, но для изголодавшегося мальчика это был целый пир. Когда завтрак закончился, все взгляды обратились к Рене.

Рене начал свой рассказ. Сайка смотрела на него во все глаза и ловила каждое слово. Однако и для взрослых его повесть была удивительной и невероятной. Больше всего кузнеца заинтересовал колдун. Он попросил Рене описать его очень точно.

– Странно, – задумчиво произнёс он, – по всем приметам, это – Архот. Но Архот должен быть стар. Очень стар. Ему ведь гораздо больше лет, чем Хирне. А мы-то надеялись, что он умрёт своей смертью. А меч этот мне знаком. Много лет назад пришёл сюда путник и попросил выковать меч для борьбы с Архотом. Огромной силой наделил я тогда это оружие. Ар-Рихат его имя, Дух мести. Плохо, если он в тех руках, против которых был создан. Вероятно, сегодня – это самое сильное магическое оружие в Ароле. Пожалуй, только один меч может обладать большей силой. Правда, никто не знает, можно ли его достать. И что будет, если и он окажется в руках Архота. Больше об этом может знать только Хирна.

– А кто такой Архот? Откуда он взялся? И почему он преследует меня?

– История Архота начинается с истории Хирны и её старшей сестры Релины. – подала голос старая женщина, – Обе – дочери могущественного мага. Две величайшие волшебницы ушедшей эпохи, две сестры, родившиеся в один день и час, но Релина – на двенадцать минут раньше.

Равные в своем могуществе, Хирна и Релина во всём стремились помогать людям, творившим добрые дела. Они никогда не вмешивались в дела людских правителей, не мешали, но и не помогали им. Их помощи ждали те, кто создавал великие и уникальные вещи. Скульпторы, учёные, архитекторы, художники, музыканты. Только Хирна была осторожна и недоверчива, считая, что целеустремлённый человек и сам достигнет всего, чего хочет, а Релина легко верила людям, иногда награждала их способностями и силой, которые доступны не каждому магу. Однажды сёстры поссорились, и пути их разошлись.

Хирна ушла на север, создала эту плодородную долину, окружила её неприступными горами, и лишь несколько тропинок вели сюда. Люди, пришедшие за ней, добывали хлеб свой трудом своим, и свершения их невелики. А слава Релины росла очень быстро, как и слава людей, которым она благоволила. И вот настал день, когда Релина пала жертвой собственного легковерия. Доподлинно неизвестно, что же на самом деле с ней произошло, но когда её не стало, множество людей, отучённых ею от труда, долгое время не знавшие никаких лишений и забот, стали бороться за первенство в созданной и теперь разворовываемой ими стране.

Особенно старались трое. Их настоящие имена неизвестны людям. Самый сильный из этой троицы получил прозвище Архот – убийца духа. Он ненавидел и презирал любой труд и всех, кто был трудолюбив, кто работал, не покладая рук, стараясь сделать жизнь лучше. Он менял устремления человека, уводя его на путь стяжательства, продажности, измены. Основным оружием Архота были деньги. Он раздавал их щедро, и люди легко брали их, но всё, что они взяли, шло им только во вред.

Коротка была их жизнь и печален конец. Всё, что было создано с помощью денег Архота, либо разрушено, либо разорено, либо пришло в запустение. Говорят, что у него даже сердце из серебра, как монета. И каждый раз, когда он даёт кому-нибудь деньги, он отдаёт частицу своего чёрного сердца. Именно эта частица проникает в душу человека, подчиняет себе его волю, открывает путь предательству. А подчинив, возвращается к Архоту, унося с собой душу человека.

Архот поработил всю западную часть государства и однажды напал на долину. Он – могучий чародей, и главное его оружие – предательство. Многие сражались против него. Все они погибли или изменили нам. Тогда Хирна закрыла вход в долину магическими чарами, которые люди прозвали Покрывалом Хирны. Оно непроходимо для любого зла, которое человек несёт в своём сердце. Армия Архота не смогла пройти через него, и вынуждена была отступить.

Но колдовство не может уничтожить его самого. Кроме того, оно сильно мешает всем жителям долины. Многие семьи оказались разделёнными Покрывалом. Однако, пока Архот жив, только Покрывало спасает нас от его козней. За пределами долины зло множится и сила Архота растёт. Никто сейчас не может противостоять ему. Хотя пророчество гласит, что победить его можно. Только сможет это сделать лишь тот человек, в сердце которого смешалась кровь четырёх магов, в руках – сила трёх воинов, сражавшихся за правое дело, а в имени – тепло огня и сила воды.

– Значит, его легко найти. Ты мне раньше этого не говорила. У него должно быть особенное имя, – обрадовалась Сайка. – Интересно, какое? Огневода? Или Водогонь? Давайте быстренько найдём его и пойдём Архота воевать.

– Не тараторь, Стрелка. У него действительно должно быть особенное имя. На древнем языке Аролы Водогонь – Чиару. Именно так Хирна назвала своего первого сына. Он ушёл на битву с Архотом и не вернулся. После его гибели и появилось Покрывало Хирны. Много лет прошло с той поры. Архот уничтожил всех магов и волшебниц за Покрывалом, а теперь охотится за всеми, кто носит священное имя. Матери больше не называют им своих детей, Архота боятся. Так что, Сайка, очень нелегко найти теперь человека с таким именем. Тем более – волшебника в пятом поколении… Что с тобой, Рене?

– Я? А… а можно мне увидеть Хирну?

– Только если она сама этого захочет. Она мудра, и многое видит глазами мага. Она прозревает прошлое и предвидит будущее. Её советы опасны.

В этот момент в дверь постучали. Кузнец отворил. В проёме стоял человек с длинной седой бородой, одетый в чёрное. Это был один из трёх старцев, возглавлявших утреннюю процессию. Только теперь у него не было жезла. Церемонно поклонившись всем присутствующим, он обратился к Рене:

– Хирна ждёт тебя, Чиару из Сара. Она просит вернуть ей книгу её сына.

Волшебница

Весть о том, что из-за Покрывала пришёл Чиару, который убьёт Архота, вмиг распространилась по всей долине. Слухи летели от одного дома к другому как искры на пожаре, обрастая самыми невероятными и фантастическими подробностями и собирая людей. Поэтому, когда Рене спускался с крыльца, жители долины двумя рядами стояли слева и справа от дороги, освободив для него проход.

Впереди, с видом напыщенным и важным, шествовал старец, за ним – Рене и Сайка, которая после всего, что произошло, не отставала от него ни на шаг. Девочка притихла и испуганно озиралась по сторонам. Кузнец не пошёл с ними. Сразу после разговора он направился в свою кузницу, и теперь чистые и звонкие удары молота доносились им вслед.

Толпа бурлила и волновалась впереди, однако, стоило им приблизиться, всё стихало. Напряжённые взгляды, полные робкой надежды и недоверия, провожали их. Ох, не был Рене великаном, которого ждали столько лет, совсем не был. Обыкновенный мальчик шёл сейчас среди людей для того, чтобы спасти их от могучего и грозного врага. Разве такое возможно? Что он может сделать? Они встречались только один раз, и он едва ушёл живым. Его спасло чудо, колдовство Великой Хирны. Рене было немного не по себе, а Сайка совершенно растерялась, прижалась к мальчику и взяла его за руку.

Они подошли к белому каменному дому с колоннами, стоящему в самом центре посёлка. Дорожка, выложенная жёлтым камнем, привела их к высоким тёмным дверям, которые сами собой беззвучно распахнулись при их приближении. Проводник остался стоять у дверей. Сайка и Рене вошли одни.

Здесь царил полумрак, который скрывал очертания стен, поэтому изнутри дом казался значительно меньше, чем снаружи. В доме было всего одно помещение, слабо освещённое четырьмя массивными бронзовыми светильниками, стоящими на полу. Они больше чадили, нежели давали свет.

В глубине зала, поднятое на несколько ступенек, стояло кресло. В кресле сгорбилась небольшая сухонькая старушонка. Она была такой дряхлой, что Рене затаил дыхание, подходя к ней. Казалось, что она сейчас развалится от одного колебания воздуха. Старушка постоянно бормотала что-то себе под нос. У неё был вид совершенно безумной женщины, только глаза, чистые и ясные, казалось, просвечивали его насквозь. Сайка робко подошла и встала рядом с Рене. Хирна закашлялась, но ни на секунду не прервала бормотания. Рене развязал свой мешок, достал книгу и протянул ей.

Едва Хирна коснулась книги, в зале вспыхнул яркий свет. Казалось, стены мгновенно раздвинулись. Сайка вскрикнула, а Рене, ослеплённый, зажмурил глаза.

– Спасибо, что принёс книгу, – произнёс чистый светлый голос. Рене осторожно открыл глаза, а потом распахнул их от удивления ещё шире. Перед ним стояла высокая молодая женщина, одетая во всё белое. Она была удивительно похожа на те два изваяния, которые Рене видел в скале. И одновременно – на женщину из его детского сна.

– Кто ты? – пролепетал удивлённый Рене.

– Я – Хирна. Ты вернул мне книгу, а с ней – и большую часть моей силы. Для Архота это – сильный удар. Почему-то он решил не брать книгу сам, а поручил это мальчишке из приюта. То ли что-то задумал, то ли просто перемудрил. А возможно, боялся, что за ним следят. Хотя чего ему бояться? Но об этом потом. Подойдите поближе, я рассмотрю вас… Ты, Чиару, очень похож на моего сына.

– Почему ты называешь меня Чиару? Ведь меня зовут Рене.

– Потому, что это имя дала тебе при рождении твоя мать. Имя Рене тебе дали люди, которые нашли тебя, когда Архот убил её. Узнав, что Архот ищет их, твои приёмные родители тайно отвезли тебя в Сар. Они спасли тебя и поплатились за это жизнью. Но и Архот был сбит с толку. Он даже предположить не мог, что тебя укрыли от него в самом сердце его владений. Ты – наша последняя надежда. Он искал тебя десять лет. И нашёл. А найдя, быть может, сделал грубейшую ошибку. Эта его ошибка – наш единственный шанс. Покажи свои деньги, Чиару!

Рене, порывшись в карманах, достал все свои оставшиеся сбережения – шесть монет, и, сложив их горкой в ладони, протянул Хирне. Волшебница вытянула левую руку ладонью вниз и пропела несколько слов. Пять монет, звякнув, тут же прилипли к руке. Шестая осталась лежать не пошелохнувшись. Зажав монеты в руке, Хирна вернула их Рене. Затем указала на ту, что осталась неподвижной:

– Вот оно, чёрное сердце Архота!

Монета

Сайка во все глаза с ужасом смотрела на монету, а Рене с горечью думал, что всю свою жизнь он мечтал иметь маму и папу, а теперь оказывается, что у него их было даже по-двое. И что все они, умные, красивые, взрослые люди любили его и даже погибли, защищая. Всю свою сознательную жизнь он мечтал, чтобы взрослые подарили ему частичку своей души, немного простого человеческого тепла. А оказывается, всё это у него было, было в избытке, и было бы сейчас, если бы не этот проклятый колдун с серебряным сердцем, которое он по кускам раздаёт каждому желающему направо и налево, обращая людей в рабов.

– Никаким способом нельзя избавиться от этой монеты, – продолжала Хирна. – Её нельзя отдать, нельзя разменять, потерять, выбросить или уничтожить. Эта монета не принадлежит своему хозяину. Она подвластна только Архоту! Каждый раз, когда человек, имеющий такую монету, что-нибудь покупает или просто отдаёт её кому-нибудь, монета возвращается к тому, кому её дал Архот.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.