Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев

Александр Латса

Мифы о России. От Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев

Россия глазами француза

Regard francais sur la Russie d’aujourd’hui.

«Слишком часто правда о России говорится с ненавистью, а ложь – с любовью».

Андре Жид

Introduction

Для большинства западных людей, среди которых есть такие же французы, как я, огромная Россия всегда была закрытой страной, окруженной непреодолимыми тысячекилометровыми границами. Учебники истории рассказывали нам о том, что многочисленная армия могла явиться буквально из ниоткуда, чтобы защитить «святую Русь». Литература описывала нам нетронутые просторы, необжитые земли, далекие города где-то за Уралом – о которых никто не знал практически ничего. Книги создают размытый портрет парадоксальной страны, которую так сложно понять иностранцу. Россия – одновременно европейская, кавказская и азиатская, ни на какую другую страну не похожая. Трудно представить, что она могла интересовать иностранцев в эпохи и крепостного права, и абсолютной царской власти, и позже, во времена раскулачивания, пролетарской диктатуры и советского режима. Несмотря на это, Россия притянула множество западных авантюристов, коммерсантов, писателей, и некоторые из них оставили нам драгоценные рассказы.

Несколько лет тому назад, читая книгу Фердинанда Оссендовского «И звери, и люди, и боги», я впервые узнавал о «западном иностранце, который сделал выбор жить в России». Эта автобиографическая книга рассказывает историю поляка, который в 1917 году вступил в русскую Белую армию маршала Колчака, а после победы большевиков скрывался и в конце концов бежал в Индию.

Одна из его историй особенно меня поразила. Во время охоты в Омской области Оссендовский встретил британца, который принял русское гражданство и живет в Сибири. Эта встреча стала для меня большим открытием: оба они, и восточный европеец, и подданный Британской империи, выбрали жить в России.

С тех пор я прочел и услышал множество рассказов о путешествиях и жизни иностранцев, в основном французов, в России, и у меня сложилось некое представление об этой стране.

Я заметил, что ее всегда описывали очень ярко. Французский путешественник, отправившийся в Италию или Швейцарию восемнадцатого или девятнадцатого века, описывал пейзажи, перемежая туристические анекдоты с юмористическими или критическими замечаниями о кухне и обычаях страны.

Путевые заметки о России – совсем другие. Они почти никогда не бывают нейтральными. Они составлены в основном из личного отношения, страсти, горячей критики из-за болезненного разочарования, непонимания и ненависти к русскому обществу, но иногда и из подлинных признаний в любви к России.

Фламандский рыцарь Жильберт де Ланнуа был первым автором описания этой страны на французском языке. Часть своего произведения «Путешествия и посольства» он посвятил русской земле. В 1413 году во время Крестовых походов в Пруссии он побывал в Новгороде, а затем снова вернулся в Россию в 1419 году.

Самая старая история на французском языке о путешествии в Россию была написана в 1586 году. Жан Соваж покинул порт Дьепп на торговом судне, проплыл вдоль Норвегии, мыса Нордкап и Кольского полуострова. Он первый француз, прибывший в Россию через Белое море. В июне он высадился в Архангельске, основанном двумя годами ранее по приказу Ивана Грозного, и это был единственный северный выход России к морю. Книга Жана Соважа описывает впечатления француза шестнадцатого века, столкнувшегося с обычаями Московского государства в те времена. Эта поездка положила начало первым серьезным дипломатическим и торговым отношениям между Россией и Францией.

Произведение Жана Соважа – первое из длинной серии. С 1600-го по 1611-й год французский наемник Жак Маргёре служил Борису Годунову – командовал кавалерией, прежде чем возглавить иностранные войска царя. С этой позиции он очень точно изучил и описал Россию допетровской эпохи – его книгу «Государство Русская империя и Великое княжество Московское» издали в Париже в 1607 году.

Вольтер написал «Историю России при Петре Великом», первый том которой был опубликован в Женеве в 1759 году. Вольтер симпатизировал русскому монарху и восхищался им; публикация этой книги разожгла бурные интеллектуальные чисто французские споры между Вольтером и его либеральными оппонентами. Они обвинили русских монархов в тирании, в то время как Вольтер приветствовал абсолютизм и насилие правящих сил, необходимое в период модернизации страны. Двести пятьдесят лет спустя французы все еще спорят о России почти так же остро – сторонники «мягкой демократии» и приверженцы «вертикали власти», наследники Вольтера.

Множество французов, побывавших в западной части России и в Сибири, также описывали русское общество. Среди них были преподаватели и артисты, такие как мадам Виже-Лебрен, которая приехала служить в русской аристократической семье, были офицеры-наемники, как Томас Вильнев, бывший военным комендантом Томска. Об этих иностранцах, которые жили временно или переехали навсегда, императрица Екатерина II в 1773 году писала Вольтеру: «Я хочу заметить, что мне это нужно, чтобы ввести хорошие манеры в наши провинции».

Императрица Екатерина II заботилась не только о «хороших манерах» своих подданных, она оберегала репутацию России. В 1761 году аббат Жан Шапп, французский астроном, ездил в Сибирь, в Тобольск, чтобы наблюдать Венеру. Его путешествие длилось два года, и по возвращении во Францию он опубликовал книгу в пяти томах: «Путешествие в Сибирь, сделанное в 1761 году, с описанием Камчатки», и некоторые части этого текста создавали неблагоприятное впечатление о России. Екатерина II ответила ему, опубликовав брошюру: «Противоядие, или Опровержение плохой, красиво напечатанной книги “Путешествие по Сибири, сделанное в 1761 году”, написанной аббатом Шапп».

В 1843 году работа «Россия в 1839 году» издается во Франции маркизом де Кюстином, который проехал европейскую часть этой страны и встретился с царем Николаем I. Эти путевые заметки стали первой откровенно русофобской книгой. Кюстин изобразил Россию «отсталой, где дороги и гостиницы катастрофически паршивые» и где «правит страх и насилие». И ясным умом эпохи французского Просвещения раскритиковал авторитарное царское правление России. Но автор говорит о том, что в будущем Россия займет важное место в мире. Сто семьдесят пять лет спустя можно сказать, что автор «может быть, не видел, но угадал будущее».

Вскоре после этого Александр Дюма путешествовал по России в течение почти двух лет, с 1858-го по 1859-й, и описал ее в двух рассказах «От Москвы до Астрахани» и «Путешествие на Кавказ», ярко и выпукло изобразив коррупцию того времени. В первой книге целая глава посвящена индустрии «официального воровства» в России, от кражи государственного имущества должностными лицами до вымогательства сборщиками налогов денег у крестьян. Но Дюма восхищенно описал встречи с принцессами, прекрасные конные прогулки в степи, охоту и пышные празднования.

Одно из самых красивых признаний в любви к России было сделано, несомненно, Жюлем Верном в романе «Михаил Строгов», изданном в Париже в 1876 году. Эта книга воспевает зауральские просторы и русских героев. В жестокой и огромной Сибири мужчины сильны, а женщины очень красивы. В то время между Россией и Францией были превосходные отношения, и эта книга была написана в честь визита царя Александра II в Париж.

Пожалуй, все французы старшего поколения, интересовавшиеся Россией, читали необыкновенный рассказ «Повседневная жизнь в России во времена последнего царя», опубликованный в 1959 году Анри Труайя. Он повествует о путешествии француза Жана Русселя из Москвы в Казань в 1903 году. Это очень позитивная книга, и заканчивается она красивой франко-русской историей любви. Труайя родился в армянской семье русского происхождения, что объясняет и его ностальгическую нежность к России, и его знание местных обычаев.

Рассказы иностранных гостей о России советского периода были идеологически окрашенными. Большинство западных коммунистов возвращались из Москвы восхищенные и полные энтузиазма, говорили о том, как СССР строит социализм, – но достоверность их историй было трудно проверить. Издания Франс опубликовали в 1925 году рассказ Анри Беро «Что я видел в Москве». Сын французского рабочего, коммунист, симпатизирующий СССР, Беро был глубоко разочарован тем, что увидел «глубоко религиозную и полную неравенств» столицу. В 1936 году французский писатель Андре Жид издал «Возвращение из СССР». Он был убежденным социалистом, его торжественно принимали в СССР, но Жид оказался глубоко разочарован своей поездкой, и его книга уронила престиж СССР во Франции, очернила тот самый Советский Союз, который был воротами рая для французских социалистов. Кому должны были верить читатели того времени?

Сегодня вместо писателей – журналисты и блоггеры. Длинные описания и рисунки тушью в книгах сменились видеоклипами. Возможно, именно для тех, кто любит читать, русское информационное агентство «Новости» летом 2010 года организовало поездку группы французских писателей из Москвы во Владивосток (и некоторые из них уже опубликовали рассказы о путешествии в азиатскую часть России).

Падение Советского Союза, смутный период девяностых годов, после – время восстановления экономики и демографического возрождения России (с 2000 года), который вызвал противоречивую реакцию в западных странах. В 1998 году, через семь лет после распада СССР, Россия была на грани исчезновения; жертва банкротства и распада постсоветской политической и экономической системы. Об этой жестокой, сексуально раскрепощенной, аморальной и меркантильной России писал Фредерик Бегбедер в «Идеале», вышедшем в 2007 году. Западный мир с изумлением прочел о новых русских богачах без «манер», о которых так волновалась императрица Екатерина II. Они заполонили отели класса люкс, теннисные корты и телевизионные экраны, они тратили большие деньги, а длинноногие красавицы-блондинки из России поглощали содержимое модных магазинов.

С начала 2000-х годов Россия стала более прозрачной и более понятной, но «видение» в западных СМИ изменилось в удивительных направлениях. Сторонники капиталистической экономики, те, кто радовался распаду СССР и краху коммунизма, сейчас обеспокоены тем, что Россия восстанавливает свою финансовую и политическую независимость. С другой стороны, левые философы и журналисты, в том числе и во Франции, бомбардируют Россию критикой. Один наблюдательный человек описал ситуацию одной фразой: «Французские левые интеллектуалы поклонялись СССР, теперь они ненавидят Россию».

Наверное, слишком занятые критикой русской власти и социальной модели, которая развивается в этой стране, западные СМИ игнорируют новые важные аспекты: Россия стала страной иммиграции.

Все больше и больше французов, итальянцев, бельгийцев, сербов, англичан или немцев пробуют устроиться в России. Я говорю сейчас о тех иностранцах, которые перебираются в Россию по личным соображениям, чтобы сменить работу и жизнь.

Каждый раз, когда я встречаю их – таких же европейских иммигрантов, как я, – то вспоминаю омскую охоту, встречу Оссендовского и британца, который стал русским подданным почти век назад.

С «западным иностранцем, который решился жить в России», мы, как правило, сперва обсуждаем сложности общения с ФМС и трудности русского языка. Температура в Москве в феврале – такая мелочь в сравнении с русской бюрократией! Затем мы обмениваемся мнениями о жизни в России. Трудности у нас разные – в зависимости от страны происхождения, – об этом было интересно писать. Но я решил написать эту книгу, осознав, что иммигранты из Западной Европы считают: практически все СМИ в стране их происхождения создают несправедливую или ложную картину жизни в современной России.

Уинстон Черчилль назвал Россию «загадкой, завернутой в тайну и помещенной внутрь головоломки». Это могло быть верно в 1940 году, но не сегодня. Россия – открытая страна, нет больше закрытых городов, все иностранные туристы или журналисты могут получить любую информацию и сформировать свое собственное мнение. Тем не менее Россия сегодня более чем когда-либо сталкивается с невидимой войной, социальной, моральной, экономической и политической катастрофой. Это атака средств массовой информации. Я живу и работаю в России, и я вижу почти каждый день, что большая часть иностранной прессы описывает несуществующую Россию. А русские зачастую наивно идеализируют Запад.

Именно поэтому я решил рассказать о той России, которую вижу, в которой живу и которую понимаю. Эта книга – мои личные истории.

Moscou, le 18 juin 2012.

Москва никогда не спит

Почти все иностранцы, говорящие о России, описывают в первую очередь Москву – и я не буду исключением. Этот город впечатляет сразу и всех, кто приезжает сюда первый раз, с Запада.

Впервые я прилетел в Россию летом какого года? Мы с Евгенией, моей невестой, летели самолетом авиакомпании Lufthansa, и я с нетерпением ждал, когда же наконец своими глазами увижу Москву. Было уже темно, полет прошел хорошо, стюарды даже подарили нам несколько бутылок вина. Помню, я смотрел с любопытством на огни небольших русских городов, в то время как самолет приближался к Москве. Посадка была несколько хаотичной, мощный порыв ветра сотрясал самолет, и я увидел огонь под нами. Наверное, это были торфяники, тлеющие и дымящие.

Немецкий стюард, который также смотрел в окно, сказал: «Они опять что-то жгут», – и лицо его одновременно было брезгливым, непонимающим и озабоченным. Это высказывание и отношение показалось мне очень странным, особенно резануло слух словечко «они». Тогда я еще не знал, что очень многие иностранцы говорят о России именно так – с недоверием, непониманием и отчуждением. Россия тревожит, очаровывает – и в то же время беспокоит многих на Западе, я часто видел это за годы жизни в Москве.

Прилететь впервые в Россию и пройтись по аэропорту Шереметьево – это очень интересный опыт, который нельзя назвать приятным. Дверь самолета открывается, и вы сразу же сталкиваетесь с русским наземным персоналом, мягко говоря, не очень приветливым. И сразу исчезает изнуряющая жара московского лета, и атмосфера словно замерзает. Во время прохождения паспортного контроля пассажиры ведут себя очень тихо, будто не хотят вызывать сложности, которые вот-вот возникнут. Чем объясняется эта ледяная атмосфера, это тревожное чувство?

С тех пор многое изменилось, сегодня в аэропорте чуть более спокойно, но я описываю свое первое впечатление.

В Шереметьево в пограничной полиции много женщин. При предъявлении паспорта чаще всего вы сталкиваетесь с женским взглядом, который пытается заглянуть в глубину вашей иностранной души и узнать, зачем вы приехали в Россию. Конечно, невозможно опустить глаза. Заметьте, что девушка, которая с недоверием изучает ваш паспорт и визу, молода, красива, темноволоса, изумительно накрашена и причесана, а форма придает ей боевой вид. В этот момент вы вспоминаете легендарную красоту русских женщин и будто погружаетесь в сказку…

Для меня сон был недолгим. В тишине, с авторитарным и несколько раздраженным выражением лица девушка вернула мне мой паспорт и миграционную карту, которую я не заполнил, и все так же молча указала на стол в конце зала прибытия. Мои мечтания разлетелись вдребезги, русская бюрократия разрушила этот сладостный момент, и я покорно пошел заполнять миграционную карту. Я не знал еще, что в тот момент для меня началась долгая история любви-ненависти в непонятном лабиринте русской администрации, в котором мне предстояло жить.

Мы арендовали трехкомнатную квартиру в одной из башен Нового Арбата. Просторная квартира с прекрасным видом на Москву оказалась дешевле, чем гостиница в центре. По дороге на такси из аэропорта в центр я видел огромные многоэтажки вдоль проспектов. Евгения показала мне «ежи» противотанковой обороны на обочинах шоссе, символ сопротивления Москвы в 1941 году. Затем мы доехали до главных освещенных улиц центра, но нам нужно было проехать еще километры, чтобы оказаться на Новом Арбате. Приехав по адресу, я увидел, что, несмотря на поздний час, на улице действительно много людей – и парочек, и компаний. Я понял, что Москва живет тоже ночью. Нам нужно было найти вход в дом (подъезд был во дворе, недоступном для машины). Консьерж начал спрашивать, куда мы идем, но мы никак не могли ответить. «Консьерж – чукча», – улыбнувшись, сказала Евгения. К счастью, тут подошел агент по недвижимости, Игорь – сорокалетний, высокий, худой и подвижный. Ему, вечно спешащему и занятому, казалось нормальным – работать ночью. Во Франции агента по недвижимости, который в три часа ночи приезжает для того, чтобы забрать небольшую сумму наличными, можно увидеть разве что в фантастическом фильме.

Игорь показал нам квартиру; он, казалось, понимал английский, но отвечал мне по-русски, а Евгения переводила на французский. После этой странной беседы на трех языках пришло время платить за квартиру. Я медленно пересчитал купюры и подал оговоренную сумму Игорю. Он беспомощно смотрел, не забирая деньги; я удивлялся, и тут Евгения сказала:

– Положи их на что-нибудь!

Мы стояли посреди пустой комнаты, идея сложить деньги на пол промелькнула у меня в голове, но я дипломатично отнес их в ванную и положил на стиральную машину. Игорь мгновенно подхватил купюры, быстро пересчитал их, как кассир в банке, поблагодарил и ушел, оставив нас наслаждаться первой ночью любви на русской земле. Я еще немного посмотрел на звезды Кремля – там, в конце огромного, залитого светом Нового Арбата…

На следующее утро мы отправились пешком в сторону центра. Я пытался представить себе, что чувствовал Блез Сандрар, когда прибыл в Москву. Он писал в 1913 году: «Я был в 16 000 миль от места моего рождения, я был в Москве, в городе тысячи и трех колоколен и семи вокзалов». Я хотел, как любой турист, приехавший в Москву, увидеть вблизи стены Кремля, собор Василия Блаженного и его купола, похожие на гигантские шарики мороженого.

В Лондоне или Париже есть места, где вы чувствуете присутствие прошлого. Но в Москве на Красной площади иностранец, приехавший в первый раз, ощущает скорее молчаливое присутствие Кремлевских стен, за которыми принимаются секретные решения, а глубоко под землей располагается секретный командный пункт с «красной кнопкой». Вы не можете выкинуть из головы все, что читали, слышали или видели по телевизору. Считая, что эта крепость обязательно скрывает множество мрачных секретов, мы представляем себе подземные ходы, где работает механизм власти. Мы думаем о царях и советских лидерах.

Теперь, спустя годы, я, как и любой москвич, стараюсь не замечать потока туристов и зевак, которыми заполнена брусчатка Красной площади. Сам же исторический центр до сих пор завораживает меня, особенно в те редкие моменты, когда он практически пуст.

В Москве чувствуешь себя совсем в другом мире. Человеческие лица невероятно разнообразны; очень сложно поначалу угадать, кто откуда. Иностранцев в городе оказалось много больше, чем я думал.

Я ожидал увидеть серые улицы центра, но они к моему удивлению оказались широкими, даже очень широкими, и красочными. Я также ждал, что русские окажутся светлыми блондинами – а увидел все возможные типы внешности. Кавказские и сибирские красавицы здесь ходили рядом со светлыми блондинками арктической красоты.

Я заметил, что красавицы на Тверской останавливаются, чтобы покурить, это очень забавно.

Постепенно я понимал, что этот город невероятно велик. Ночная Москва очаровала меня с ходу. Через несколько дней после приезда мы провели вечер в гостях у подруги моей невесты, на юге города, на Каширской. Ее квартира была на 22-м или 23-м этаже старого здания, и я провел половину вечера, созерцая ночную Москву. Впервые я увидел город с такой высоты; каждая маленькая точка света – это было окно, а за окнами – жизнь, миллионы жизней.

Удивительная для французов вещь: круглосуточность Москвы. В любое время дня и ночи можно пройтись по магазинам, поесть или выпить, потусить, просто найти жизнь. Бары и рестораны открыты, есть магазины, которые никогда не закрываются, и даже банки и офисные здания с ночными службами. Часть города живет ночью, и это вечное движение, эти вечно светящие витрины создают впечатление, что Москва полна энергии и жизнь здесь кипит постоянно. В 2007 году я прочел в журнале интервью с французским бизнесменом, который так описал свою первую командировку в Москву: «Это сумасшедший город! Мне назначили бизнес-встречу в два часа ночи с пятницы на субботу! Представляете?» Это правда, что Москва движется день и ночь, как Шанхай или Нью-Йорк.

Во Франции, как и во многих западных странах, строго регламентируется рабочее время, работа ночью и в праздники, а также часы открытия и закрытия магазинов и предприятий. Люди уже давно работают только 35 часов в неделю и имеют право на пять недель оплачиваемого отпуска в год. Овертаймы также регулируются, и закон запрещает большинству магазинов вне туристических регионов работать по воскресеньям.

Зайти после десяти часов вечера в ресторан во Франции – неразумно: кухня уже закрыта, и клиентов не обслуживают. В Москве это обычное дело. В ресторане, в десять часов утра, один клиент завтракает, другой заказывает стейк, а третий пьет пиво. Трудно себе представить такую картину во Франции, за исключением, может быть, Парижа; вообще же стейк в 10 часов утра – это «не принято».

Один из моих друзей, Уго, рассказал мне довольно удивительный, но показательный анекдот. Один из его французских друзей недавно приезжал в Москву из аккуратного старого, богатого и безопасного города в маленькой стране, где царят банки. Этот человек страдает от тревог и неудовлетворенности жизнью без очевидной причины, от скуки, которую считает худшей вещью на свете. Приехав в Москву и встав рядом с домом, он смотрел на автомобили, пролетающие мимо на бешеной скорости, и чувствовал совсем не безопасную атмосферу. Парадоксально, но этому человеку сразу полегчало в непредсказуемом и более опасном городе. Человек почувствовал в этом мегалополисе, который часто называют серым и мрачным, глубокое чувство благополучия и свободы. Москва подарила ему второе дыхание – и человеку это настолько понравилось, что он решил переехать туда.

В Москве я ездил на метро в течение четырех лет, в худшее время дня. Все туристы видели красоту старых центральных станций метро, футуристическое очарование новых, пользовались быстрыми и бесконечными эскалаторами и старыми шумными вагонами и дивились на бабушек-контролеров в кабинках. Туристы не видели московского метро в час пик, когда оно превращается в огромный муравейник. По галереям циркулируют миллионы крошечных муравьев, которые работают, поддерживая огромного монстра – Москву. Каждое утро плотные толпы штурмуют эскалаторы, коридоры и поезда, которые проходят в ускоренном темпе – почти каждую минуту. В этом человеческом водовороте невозможно действовать самостоятельно. Каждый должен пассивно двигаться со скоростью толпы. Не существует ни одного квадратного сантиметра пространства для тех, кто хочет замедлиться или ускориться.

Для туристов, которые хотят почувствовать «русскую энергию», я предлагаю попробовать метро в утренний час пик, на довольно долгой дистанции из пригорода в центр, с двумя пересадками, например. При плотности толпы становится очень сложно забраться в вагон за те секунды, что дверь открыта; это часто становится физической проверкой на прочность, а выйти из поезда еще сложнее. Это делается так: сначала вы должны спросить впереди стоящего человека, выходит ли он; если да – то ждите (и надейтесь, что он спросит о том же своего впередистоящего, а не вынесет его потоком из вагона), если нет – попробуйте его обойти и повторите эту операцию со следующим. Если ваше знание русского языка недостаточно, чтобы объясниться, то вы можете не выйти на желаемой станции. Если вам удалось подойти к двери, вас ждет другое испытание. Когда двери открываются, начинается варварская борьба между теми, кто не хочет выходить, но стоит впереди, теми, кто стоит за ними и хочет выйти, и толпой тех, кто хочет войти в вагон. Внезапно толпа из вялой и апатичной становится жестокой и энергичной, не оставляя шансов для слишком медленных и нерешительных. Помню, утром в марте 2010 года в момент выхода из вагона меня буквально перенесли на метр вовнутрь. Газету вырвало у меня из рук, она упала под ноги тех счастливчиков, которым удалось выйти. Я был поражен внезапной русской энергией и оглушенно стоял в вагоне, стремящемся к следующей станции.

Вне часа пик толпа рассеивается, частота прохождения поездов уменьшается, и становится ясно, что московское метро – это шедевр организации. Пассажиры разговаривают по телефону, сидят в Интернете, они чувствуют себя в безопасности. В Алтуфьево или Строгино, максимально далеко от центра Москвы, можно встретить ночью девушек в мини-юбках, с айпадами в руках; они не боятся нападения. Я считаю, что жители Москвы не осознают своего счастья.

Парижское метро провоцирует другие ощущения, менее приятные. В последние годы оно стало одним из криминальнейших мест города. В Париже и его пригородах в метро происходит более чем 20 000 жестоких нападений в год; там воруют, нападают, пытаются насиловать, насилуют и убивают. Преступные группы, атакующие японских туристов, которые часто носят с собой много наличных денег; тысячи телефонов и ай-падов, вырванные силой у пассажиров; мириады карманников; антисемиты. Пресса публикует карты линий, которых лучше избегать с наступлением темноты. Парижское метро стало местом беззакония. Камеры наблюдения там есть, и они исправно снимают нападения. Существуют транспортные полицейские, но их мало, катастрофически мало. Очевидно, что ни у какой политической власти во Франции нет достаточной энергии, чтобы решить эту проблему. Поездки на метро в Париже стали источником стресса. Есть относительно спокойные станции, но они могут стать по-настоящему опасными в определенное время и для одиноких женщин. Те, кто может себе это позволить, ездят на такси. Конечно, во Франции вас никто не обтопчет, когда будет входить или выходить из вагона, в этом смысле парижане воспитаннее москвичей, но цивилизованность заканчивается там, где начинается опасность. Из-за этого многим людям страшно в метро. Без сомнений, сегодня я предпочту Парижу Москву и ее метро, даже в час пик.

Почему так много иностранцев любят этот город и не хотят уезжать из него? В 2009 году мир услышал песню, название которой объяснило все: «Moscow Never Sleeps» («Москва никогда не спит»). Мой французский друг Уго сказал, что Москва поглощает все в своем вечном вихре. В русском фильме «Брат» немец утверждает: «Город – это злая сила. Сильные приезжают и становятся слабыми, город забирает силу». Это может быть правдой, в Москве люди часто чувствуют себя усталыми и угнетенными. Москва может изнурить вас и обессилить – но никогда не даст вам соскучиться.

Именно поэтому я, как и многие другие французы в частности и европейцы вообще, захотел попробовать Москву, захотел обосноваться и попытать счастья именно здесь.

Однажды весной в МГУ

Среди иностранцев, живущих в России, многие совсем не владеют русским языком или знают лишь несколько слов – и это особенно верно для французов. Даже те из них, которые учат язык, довольно плохо говорят по-русски. Причины весьма разнообразны. Во-первых, мы должны признать, что французы, как и другие юго-западные народы Европы (испанцы, итальянцы или португальцы), не любят учить иностранные языки. Кроме того, во Франции за последние годы стало гораздо меньше студентов, желающих изучать русский; этот язык до сих пор не признан перспективным. Ситуация может довольно быстро измениться, если в России будет открываться больше западных компаний и если экономические перспективы в Европе останутся на том же уровне, что и в начале кризиса.

Большинство европейцев, работающих в России, – экспаты: они приехали как сотрудники иностранных компаний, зная, что задержатся здесь на несколько лет, а потом продолжат свою карьеру в другой стране. Таким образом, приезжая, они не говорят на русском языке; им не хватает времени, чтобы ходить на занятия; они обычно работают на английском или общаются через переводчиков. У них нет личных проектов в России, они знают, что уедут отсюда, и действительно уезжают, обогатив свой словарь несколькими русскими выражениями. В Москве и Санкт-Петербурге вполне можно выжить и без русского языка, во многих ресторанах есть меню на английском языке и даже относительно англоговорящий персонал. В других городах английским не обойдешься.

Иностранцам, которые приезжают по личному желанию и выбору, желая найти работу, но не имея договоренности с компанией в России, русский язык необходим, жизненно важен. Задолго до переезда в Москву я решил как можно скорее изучить русский язык и наивно думал, что года на это мне хватит. Так что я решил пойти по пути большинства иностранцев: приехать в Россию по студенческой визе и записаться в знаменитый МГУ на ускоренные курсы русского языка. Я тщательно подготовил досье на поступление в университет, продумывая каждую деталь.

Я приехал в Москву 18 февраля поздно ночью, 19-го утром меня разбудил телефонный звонок университетской администрации. В Москве было 11 часов утра, а у меня спросили, почему я еще не в университете.

– Вы должны зарегистрироваться, и максимум в тринадцать ноль-ноль вы должны быть здесь, – строго проговорил голос на прекрасном английском языке со славянским акцентом в стиле «девушка Джеймса Бонда».

Я собирался соблюдать правила, а потому сразу же отправился в МГУ.

Дорога с востока Москвы до юго-запада, где находится университет, озадачивает того, кто еще не осознал размеров столицы. Путь из Новогиреева до МГУ составляет около часа на метро и четверть часа пешком. Таким образом, нужно потратить два с половиной часа на дорогу туда и обратно, чтобы сходить на три часа уроков русского языка. Несомненная арифметическая логика Москвы. С тех пор я привык и, как большинство жителей столицы, думая, что поездка на метро займет полтора часа, решаю: «Нормально».

Администрация центра для иностранцев МГУ отправила мне план кампуса, который казался простым и понятным. Вход, большая аллея и три прямоугольных здания, очерченные красным; было сказано, что администрация в последнем здании на нижнем этаже (французы называют его цокольным, русские – первым). Выйдя из метро, я попытался обратиться к первым попавшимся русским с одним словом: «University?» Они молча и не остановившись махнули рукой – посмотрев туда, я увидел огромное здание. «Удивительно, что русские отвечают, не останавливаясь, и даже не поворачивают голову, чтобы посмотреть спросившему человеку в глаза», – отметил я. Другие места, другие обычаи. Я прошел вдоль стен кампуса и наконец зашел через главный вход и начал искать здание, указанное на плане.

Не удивлю русского читателя, сказав, что мне не удалось найти нужное строение. Было невозможно найти ни правильный корпус, ни подъезд в этом хаосе и на территории кампуса. Банки, рестораны и магазины соседствовали с административными зданиями – а их охранники говорили только на русском языке. Никто из них не смог ответить на мои вопросы на английском.

Я позвонил в центр изучения русского языка, но, к сожалению, мою «девушку Бонда», свободно владеющую английским языком, заменили исключительно русскоязычной. Она объяснила, как добраться до офиса, вот только я ничего не понял. Так что я ходил и безнадежно искал здание на карте. Именно в этот первый день я обнаружил, что в России за строением с номером 6 может последовать здание номер 42, затем – 16. Часа через два с помощью азиатского студента, казавшегося таким же потерянным, я наконец нашел административный корпус.

Во Франции за такое принято извиняться и высказывать хоть какой-то минимум сострадания к потерявшемуся человеку. В администрации французского университета мы услышали бы фразы типа: «Извините, что нет никаких знаков, это из-за работ», или: «К сожалению, офис только что переехал и мы до сих пор не установили новые указатели», или хотя бы: «Вам не трудно было нас найти?»

В России – совсем нет: темная, неприятная, довольно пышная дама лет сорока встретила меня неудержимым речевым потоком. Она говорила громко и быстро, не учитывая того, что, возможно, я знаю всего десяток отдельных русских слов.

Видя мое замешательство, она все же успокоилась и проговорила пару фраз по-английски. Наконец я понял, что сегодня уже слишком поздно и нужно будет вернуться завтра. А пока дама решила показать мне разные группы русского языка. Мы прошли в другое здание, где она представила мне преподавателя, который спокойно продолжил вести свой урок, совсем не интересуясь моей ситуацией. За несколько минут я понял, что это слишком продвинутая группа, студенты уже немного говорили по-русски. В соседнем классе я наконец нашел то, что искал: урок для совсем начинающих. Преподавателем была Ирина, милая дама лет пятидесяти. Она занималась с группой из пяти студентов, но сразу сказала, что поскольку я не зарегистрирован, то не могу остаться на урок, и велела вернуться на следующий день в 13 часов.

Я был рад наконец обрести искомое в этом лабиринте. Мой следующий день был спланирован просто и четко: забежать в администрацию, быстренько зарегистрироваться и затем пойти на первый урок русского языка. Поэтому я возвращался к станции метро довольный и успокоенный.

Следующий день начался плохо. Было ужасно холодно, и, выходя из метро «Университет», я поскользнулся и упал – и не просто неловко распластался, как настоящий турист, не умеющий ходить по обледеневшему снегу, но и действительно больно ударился. В административном центре для иностранцев я оказался в очень плохом настроении, и темная, пышная и не очень приятная вчерашняя дама – тоже. Еще раз я выслушал ее неудержимый словесный поток, настоящее выступление на русском языке, в котором десяток раз повторялось магическое слово «регистрация». Видя, что я все еще ничего не понимаю и жду объяснений, она вздохнула и снисходительно начала что-то чертить на листе бумаги. Я понял, что эти полосочки и квадратики обозначают улицы и здания; на одном из квадратиков дама поставила жирный крестик. По этому чудо-плану я должен был найти то самое здание, где меня смогут зарегистрировать.

После того как я постучался во все двери всех зданий, которые могли быть на этом плане, и попытался спросить у прохожих дорогу к загадочному зданию, обозначенному крестиком на моем заветном плане, кто-то показал мне на главное здание МГУ, в котором находится студенческое общежитие. Сегодня я снова задал себе вопрос о том, что могли подумать прохожие, кто видел меня, француза, с непонятным планом на потертом тетрадном листке бумаги, жалобно произносившего вновь и вновь: «Регистрация?..»

Я наконец добрался до того огромного здания, которое видел издалека. Охранники совсем не поняли, что я от них хочу, несмотря на то, что я говорил им магическое слово «Р-Е-Г-И-С-Т-Р-А-Ц-И-Я». Я понял, что один из них хотел узнать, из какой страны я приехал, а другого интересовало, студент ли я. Они увидели, что на моем плане была написана цифра «51», и показали мне офис с соответствующим номером. Открыв дверь, я попал в комнату, где на стенах были приделаны телефоны. Я поднял трубку одного из телефонов – и сразу чей-то голос ответил мне на русском; я попытался объясниться на английском, но на том конце провода уже бросили трубку.

Я был немного в отчаянии, немного разгневан и абсолютно беспомощен. Происходящее напоминало роман Кафки: непостижимая и неиспользуемая схема, полное непонимание окружающих и отчаянный поиск «регистратсии», сотрудник на входе, который почему-то «справок не дает». Почему нигде нет указателей на стенах зданий, как во всем мире? Почему нет ничего на английском или другом языке в университете, где изучают иностранные языки?

Я вернулся в здание администрации и был готов излить свой гнев на первого попавшегося, но особенно – на противную болтливую брюнетку, из-за которой я блуждал по кампусу.

Но на ее месте оказалась милая беременная блондинка. Она очень вежливо приветствовала меня на прекрасном английском языке с тем самым привлекательным славянским акцентом «девушки Бонда». Я не был зол на всех, и я объяснил свою проблему. Она нахмурилась, глядя на схему, ухмыльнулась – и провела меня в соседнее здание, где мне оформили «регистрацию». Я не знаю, решила ли она, что план неясен или что я – идиот. На этом чудо-плане квадраты означали не здания на улице, а офисы в соседнем строении.

Было уже 16 часов. Я протратил несколько часов на бессмысленные блуждания, пропустил два урока русского языка и потерял два дня.

Я оставил себе на память этот чудо-план, который заставил меня ходить во всех направлениях в течение нескольких часов, этот маленький шедевр путаницы и нелогичности. Иногда я использую его в своей работе для коучинга иностранцев, которые хотят работать в России: иллюстрирую некоторые проблемы межкультурного диалога.

Курсы русского языка для иностранных студентов в университете МГУ не похожи на западные. Скорость, интенсивность, эффективность – если можешь сконцентрироваться на протяжении трех часов в день. Все, кто учился на этих курсах, говорили в один голос: русские – великие мастера преподавания иностранных языков. Я побывал во многих странах, и ни в одной другой стране не встречал людей, которые говорят по-французски как французы, даже ни разу не побывав во Франции.

Наш учитель русского языка была невысокой стриженой женщиной примерно пятидесяти лет. Прежде Ирина долго работала учителем русского языка в азиатской стране, я не помню, была ли это Малайзия или Гонконг; ей удалось накопить достаточно денег, чтобы приобрести небольшую квартиру на окраине юго-запада Москвы, в районе Солнцево, где скоро должны открыть новую станцию метро. Это было в начале 2000-х, до феноменального роста цен в Москве; тогда недвижимость в столице еще была доступна для простых смертных.

Ирина могла с первого взгляда отличить студентов МГУ, которые действительно хотели учить русский язык, от тех, кому нужна была студенческая виза и кто вынужден был посещать занятия.

Наша небольшая группа студентов была очень разнообразной: два француза, турчанка, англичанин, испанка и китаец, сын китайца и афганки, этнической таджички. Турчанка вышла замуж за русского и работала в турецкой компании, которая впоследствии была куплена большой французской группой розничной торговли. Испанка проходила полугодовую стажировку русского языка для учебы. Джону, англичанину, отец оплатил кругосветное путешествие без обязательства работать, и парень решил провести этот год в Москве, «потому что русское пиво дешево». По словам Ирины, она никогда за все время работы преподавателем не встречала акцента ужаснее, чем у Джона, пытающегося говорить по-русски.

Второй француз, Ксавье, был в той же ситуации, что и я. У него не было специальности, востребованной в России; он приехал попытать счастья в Москве. Он был женат на русской, с которой познакомился в Париже, когда она училась во Франции. У них была дочь, и они решили выбрать Россию для работы на несколько лет. Как и я, он решил изучить русский язык как можно скорее, чтобы максимально увеличить свои шансы на рынке труда в Москве.

Адам, китаец, уже год как учил русский, но он почти ничего не запомнил и был совершенно неспособен говорить без ошибок. На самом деле он использовал свою студенческую визу для работы на Черкизовском рынке. Ирина часто ему говорила, что он «говорит как таджик», а он ей отвечал: «Но я и есть таджик!»

Я думаю, что Ирина была дамой строгих моральных убеждений. Когда весной 2008 года разразился скандал о якобы существующих отношениях между Владимиром Путиным и гимнасткой Кабаевой, я обсудил этот сюжет на уроке. Ирина, по всей видимости, не слышала еще об этой истории и была глубоко шокирована. Она приостановила урок и судорожно начала искать в своем radio/MP3 плеере передачу, где говорили бы об этом. Потом она успокоилась, выключила радио, и мы продолжили урок. Адам, китайский таджик, решил отомстить преподавателю. Он сказал, что совершенно нормально сменить старую жену на молодую, чтобы попытаться сделать хотя бы одного сына. В этот раз Ирина была глубоко шокирована, а группа хохотала. Несколько дней спустя Адам ушел с курсов, и никто больше о нем не слышал.

Несколько лет назад я учился в Бордо, в одном из крупнейших университетов Франции. Наблюдать за повседневной жизнью МГУ на протяжении нескольких месяцев было для меня очень поучительно. Я видел удивительные вещи, невозможные на территории французского университета. Например, один студент приезжал на уроки за рулем Bentley, а одной студентке подарили настолько огромный букет цветов, что ей надо было помочь нести их. А еще были инкассаторы, идущие через толпу студентов с мешками денег и автоматами в руках, чтобы пополнить банкоматы на территории кампуса…

Во Франции, несмотря на то, что говорят «левые» об общих интересах, нет аналога советской традиции весенних субботников, когда русские студенты-волонтеры в относительно веселой обстановке расчищают и подновляют университет. Во Франции не устраивают субботников, а студентов больше интересует политическая жизнь. Семестры проходят между выборами в различные союзы, уроки часто прерываются забастовками и требованиями, это иногда заканчивается драками между студентами крайне правых и крайне левых взглядов. Когда я учился на юрфаке в Бордо, многие лекции проводились в полевых условиях, классы разбивались прямо на газоне, это были любимые акции протеста студенческих союзов. Митингующие требовали дополнительного финансирования университета, лекции срывались, повсюду висели баннеры и шли дискуссии и бесконечные протесты против правительства, а затем занятия возобновлялись. Агитация в университетах – очень старая французская традиция, самые первые забастовки и студенческие протесты начались во Франции еще в XV веке. Политически активным студентам не до чистки, уборки или перекраски чего-нибудь в кампусе.

Мне очень понравились весенние субботники со студентами в мини-шортах и с айфонами. Люди одновременно серьезно работали, очищая и ремонтируя, – и ловили малейшие лучики солнца, чтобы немного загореть. Это возрождение традиции советских времен действительно впечатляет и не может не привлечь внимания хоть сколько-нибудь объективного иностранца. Появление солнца, тепло, летняя одежда на грани приличия заставили меня думать, что я никогда ни в какой другой стране не видел такого количества красавиц на единицу площади.

Чудо, чудо, сотворенное Ириной: после трех месяцев занятий я мог уже изъясняться на русском языке, по крайней мере настолько, чтобы купить билет в метро, заказать обед в ресторане или взять такси. Я начал писать на кириллице. Я понял самое главное: начать полноценно говорить по-русски всего за один год почти невозможно; но тот минимальный уровень, которого я достиг, позволит мне добиться быстрого прогресса в будущем. Почти четыре года спустя я понял, насколько русский язык богат и сложен. Его действительно невозможно выучить за несколько месяцев.

Эта нежная весна в университете, моя первая русская весна, показала, что у меня есть шанс прижиться в России, и я начал строить планы на будущее. Я должен адаптироваться к русскому стилю жизни, совершенствовать язык и урегулировать свой статус для того, чтобы работать в России, а затем искать работу. Грандиозные планы!

Мой спальный район

После первого спокойного визита в Москву летом мы решили вернуться в Россию зимой, чтобы увидеть жизнь под снегом. Зимой 2007 года судьба преподнесла нам сюрприз, неожиданный, но показательный для экономической динамики России до кризиса 2008 года. В один из вечеров Евгения подала свою кандидатуру на вакансию. На следующее утро ей ответили, назначили собеседование на вторую половину того же дня, а вечером сделали официальное рабочее предложение. Евгения с ходу приняла его и начала работать в январе, сразу после праздников. Отпраздновав хорошую новость, мы должны были обосноваться в Москве и первым делом – найти жилье.

Для экспата, который работает в иностранной компании, таких забот не существует. Отдел персонала компании берет на себя все эти трудности: оформляет документы, ищет жилье в центре города и французскую школу, если в семье есть дети. Увы, мы были в другом положении. Евгения родилась не в Москве и уехала из СССР 14 лет назад, совсем ребенком. За это время все изменилось. Евгении пришлось импровизировать, не имея никаких связей и знакомых в Москве.

Мы сразу созвонились с несколькими известными агентствами недвижимости, которые пообещали нам перезвонить, но так этого и не сделали. Поискав в Интернете, на следующий день мы связались с малоизвестным агентством «Violenta». Их офисы были расположены на севере Москвы; туда мы и отправились на следующий день. На сайте агентства было много хороших квартир на аренду, и услуги их стоили столько же, сколько и аренда квартиры за месяц, – все выглядело вполне обнадеживающе. В офисе красивая молодая женщина, немного говорящая по-английски, сказала, что у их агентства много квартир в аренду, и владельцы привыкли к иностранцам, поэтому не будет никаких проблем. Нужно просто подписать контракт и заплатить 3000 рублей за то, чтобы просмотреть квартиры в течение недели.

Мы заплатили и подписали контракт, девушка познакомила нас с агентом, и мы назначили встречу на следующий день в центре города, чтобы просмотреть несколько квартир.

– Какой профессионализм русских агентов по недвижимости! – говорил я Евгении по дороге к метро. – Видишь, Москва – суперорганизованный город.

К сожалению, я был слишком уверен в себе и не вспомнил о почти таких же аферистах, живущих почти во всех городах Франции. На следующий день ни с каким сотрудником агентства мы не встретились, а на наши звонки агент не отвечала. После часа попыток дозвониться она наконец ответила и объяснила, что уволилась и что больше не работает в агентстве.

В офисе тоже никто не отвечал. На следующий день мы пошли в агентство. Красивая бизнес-леди исчезла, и нас не очень хорошо, если так мягко можно сказать, встретил мужчина лет сорока. Он пояснил, что деньги по контракту на 3000 рублей пошли на оплату агентов, которые показывали квартиры. Наш агент уволилась и ушла с нашими деньгами. Мужчина торопился, был достаточно агрессивно настроен, и пока мы разговаривали, второй мужчина, постарше, прохаживался около нас с еще менее дружелюбным видом. Я попросил вернуть нам деньги; недружелюбный мужчина отказался. В какой-то момент я повысил голос; мой собеседник тоже. Через некоторое время дверь отворилась с треском, второй мужчина влетел в комнату, глядя на нас с ненавистью, и закричал на русском языке: «Все!» Мне очень хотелось вернуть мои 3000 рублей, и мне было интересно, с какой мафией я имел дело, и я помнил о том, что у них есть копии наших документов. Но я решил сдаться и ушел, не добившись желаемого.

Наша вторая попытка найти квартиру тоже оказалась неудачной. Агент по продаже недвижимости позвонил нам и предложил посмотреть двухкомнатную квартиру в Алтуфьево, на севере города, «не слишком далеко от метро». Те, кто жил в Москве, знают, что Алтуфьево – это очень далекий от центра район (20 км по прямой), а квартира оказалась в двадцати минутах ходьбы от метро. Когда мы подошли к дому в темноте, в десять часов вечера, я не знал, нужно ли вообще смотреть эту квартиру. Мне не хотелось каждый день идти двадцать минут по льду до метро, оскальзываясь и падая.

В подъезде мы встретили мужчину с мусорным пакетом и маленькой собачкой; он пошатнулся немного и смерил меня подозрительным взглядом.

Квартира находилась на последнем этаже изношенного здания. Входная дверь была открыта, и окна тоже. Двери распухли от влаги и не закрывались, ванную комнату, очевидно, не чистили со времен распада СССР, и вся квартира оказалась настолько обшарпанной и грязной, что я задумался, может ли вообще здесь жить человек. Там невыносимо воняло – наш риелтор сказал, что это запах смерти: «Старый владелец скончался совсем недавно». После этого он добавил: «Квартира свободна, можете въезжать на этой неделе, аренда тридцать пять тысяч рублей». В тот момент я подумал, что теперь мы – жертвы розыгрыша и нас снимает скрытая камера.

Бледный от гнева и ненависти, я подошел к риелтору. Я не мог даже говорить на русском, Евгения переводила:

– У вас есть жена? Честно, у вас есть жена? Вы сказали бы своей жене жить здесь? Вы думаете, она согласилась бы?

Агент, не стесняясь, ответил:

– Вы что, конечно, нет!

Я потерял дар речи. Мне попытались сдать в аренду эту вонючую, разрушенную квартиру по заоблачной стоимости, эта афера не сработала, и я не услышал ни оправданий, ни объяснений – ничего. Разозленный и усталый, я начал беспокоиться, удастся ли нам вообще найти квартиру в Москве. На следующий день Евгения перезвонила в агентство и изругала менеджера, напоминая ему, что мы – «люди, которые хотели жить в приличном месте». Агент ограничился загадочным: «Я вас понял», – но нам никто не перезвонил.

Третья попытка наконец оказалась успешной. Мы нашли большое агентство, риелтор сразу поняла наши требования и нашла квартиру, подходящую по цене и расположенную близко от метро. Конечно, мы отправились на встречу, полные подозрений – новый дом, недалеко от центра… Тогда я еще не понял, что это знак судьбы. Когда я увидел это квартал впервые, под снегом, он показался мне таким же, как и другие спальные районы города. Я не мог и представить себе, как там будет приятно жить и зимой, и летом.

Дом стоял действительно рядом со станцией метро, а квартира оказалась новой и очень чистой. Хозяева вначале несколько опасались нашей странноватой, на их взгляд, франко-русской семьи, – женщина так и откровенно нервничала, и очень внимательно следила за нами. Теперь я понимаю, что могло их беспокоить. В России такие пары часто бывают неравными: иностранец, очарованный русской красоткой, и женщина, которая не очень хорошо знает, чего хочет в жизни. Часто такие союзы заканчиваются разводами, и, безусловно, хозяйка квартиры могла подумать о нас: «Они разойдутся, бросят квартиру, не заплатят за проживание, все запачкают и поломают». К счастью, владелец оказался карелом, как и Евгения, и между ними моментально возникла симпатия, весьма способствующая диалогу. Мы быстро пришли к соглашению и в дальнейшем не знали никаких проблем с хозяевами квартиры. Они оказались надежными, правильными и дружелюбными людьми.

Когда мы переехали подальше от центра Москвы, я задумался об уровне безопасности в районе. Понятно, что в любой части любого города можно встретить агрессивного алкоголика, и ограбить могут любую квартиру (поэтому здесь так популярны прочные железные двери с надежными замками). Я думал об общей атмосфере опасности и безопасности, которую сложно описать, но очень легко почувствовать. Я смотрел, как ведут себя жители этого района днем и по вечерам, как они держатся и как реагируют на события.

Я считаю русское общество жестоким. В нем физическое проявление агрессии – всегда на поверхности, всегда рядом. Однажды вечером, выходя из метро в час пик, я увидел, как двое незнакомцев подрались, не сказав друг другу ни слова. Первый, выйдя из стеклянных дверей, просто и спокойно ударил второго, перешедшего ему дорогу. Тот упал на землю. Люди продолжали входить и выходить из метро, не обращая внимания на лежащего. После этого инцидента я стал еще внимательнее следить за людьми вокруг себя, чтобы внезапно не превратиться в цель.

Тем не менее, как и другие иностранцы, я говорю, что ценю чувство порядка и безопасности, которое ощущаю в метро и на улицах центра Москвы в любое время дня и ночи. Вероятно, это один парадоксов жизни в России.

Так что я смотрел на теперь уже «свой» район Москвы взглядом иностранца – с недоверием. Русские, бывающие во Франции по делам, как правило, живут в роскошных отелях в Париже или в других городах. Туристы в основном посещают красивые места: центр Парижа, Лазурный Берег, горнолыжные курорты Французских Альп. Многие русские, даже не бывавшие во Франции, знают о замках Луары, аббатстве Мон Сен-Мишель и о многих других замечательных туристических объектах. Но мало кто из русских бывал во французских пригородах.

А проблема пригородов Франции стала национальной. Вокруг крупных городов были когда-то «бедные районы». Там жили рабочие-коммунисты, поэтому те места прозвали «красными пригородами». Сегодня там живут иммигранты – как недавно приехавшие, так и давно обосновавшиеся во Франции. Многие из них получили французское гражданство, другие – еще нет, третьи живут нелегально. И за последние тридцать лет «красные пригороды» стали крайне неприятным местом. Некоторые районы полиция еще контролирует, и нужно просто избегать некоторых улиц и некоторых станций метро в ночное время. В других районах постоянно творятся бесчинства и часто горят автомобили. В третьих появились так называемые «зоны беззакония». Большинство магазинов закрыты, потому что на них часто нападали группы «молодых»; эти же люди часто атаковали автобусы, из-за чего транспортники стали часто бастовать, а подвальные помещения и входы в здания используются для незаконной торговли наркотиками. В некоторые районы полиция и заходить побаивается без серьезной огневой поддержки. Из домов часто нападают на полицейские и пожарные машины, на кареты «скорой помощи». Все это происходит каждый день в районах, которые примерно на десять километров удалены от исторического центра Парижа. В других крупных городах – та же беда. Для французов, у которых нет денег переехать из плохого района в хороший, жизнь превращается в ад. Я помню фразу из репортажа телеканала FR2 об этих районах: пятнадцатилетняя девушка сказала журналисту, что «предпочла бы быть арабкой или черной, потому что жизнь для меня в этом районе была бы легче».

В Париже остро не хватает жилья. Квартиры в центре дороги и недоступны. Те, кто приезжает работать в Париж, не имея достаточных средств для жилья в центре, сталкиваются с серьезной проблемой выбора: либо район далеко от центра города и опасных пригородов, либо тихий и спокойный район в пригороде (но для того, чтобы найти такой, нужно изучить всю доступную информацию).

Вот о чем я размышлял, переселяясь в спальный район на востоке столицы, километрах в десяти от центра. Я никого не знал в этом районе и беспокоился о том, какой может быть здешняя повседневная жизнь. Во время моих первых прогулок по району я был начеку и внимательно вглядывался в лица незнакомцев. Я пытался понять, что они за люди, и побаивался всего того, о чем читал в западной прессе, – русской мафии, бандитов и подобных вещей.

Район оказался тихим, а «мультикультурность» населения – беспроблемной.

В моем районе нашлось много гастарбайтеров, выходцев из Центральной Азии и с Кавказа. Это до сих пор меня удивляет, но русское общество вообще мультикультурно. Консьерж в нашем подъезде из Кыргызстана, и я не знаю, кто из нас сильнее удивился, когда мы заговорили о своем происхождении. Возможно, я был первым французом, которого встретил тот немолодой киргиз.

В районе большинство магазинчиков принадлежат, или, скорее, контролируются, людьми с Кавказа. Продавец курицы гриль сразу запомнил мое имя, и теперь он, продавая мне лаваш, говорит «пожалуйста» и «спасибо» по-французски – не удивительно ли?

Я быстро оценил небольшие магазины и овощные лотки, разбросанные по району; они придают Зеленому проспекту некий восточный колорит и деревенскую свежесть.

Однажды вечером в первое наше лето в Москве я вышел из метро, купил пиво и пломбир и сел на солнце в парке рядом с нашим домом. Я почувствовал хорошо знакомое русским ощущение: острая потребность в солнечном свете после московской зимы, а также простое удовольствие от сидения на теплой скамейке. Я смотрел за космополитической толпой, которая проходила по парку, и пытался понять, кто из этих людей откуда приехал; я хотел знать, что привело их в этот район, почему они здесь живут… И мне пришло в голову, что после распада Советского Союза Россия стала «Союзом 2.0», но только уже без социализма. Я видел примерно то же в Югославии однажды вечером в 1999 году. Сербия выходила из десятилетия войны; я проезжал по Югославии от Боснии до Хорватии через Косово, чтобы сделать фоторепортаж. Итак, я коротал вечер в пивном ресторане в Нови Саде, в сербской Воеводине, и мы разговорились с молодыми людьми за соседним столиком. Французы довольно редко там бывали, да их и недолюбливали в то время, потому что Франция в этой войне была против Сербии. Кристина, молодая брюнетка, рассказала мне о своей любви к Франции и к своей стране, Сербии. Я спросил ее, откуда она родом, и она ответила: «Эй, моя семья – хорошая югославская смесь, у нас есть и хорваты, и словаки, и боснийцы, и венгры. Думаю, почти у всех за этим столом – та же история». В августе 1999 года, когда Югославию поглотила история и от нее остались только воспоминания, Сербия заменила это сказочное государство. Сербия и Россия, сердца разобранных империй, оказались в итоге в довольно похожей ситуации.

В первую зиму, прожитую в Москве, я – как и все иностранцы – столкнулся с немного неожиданными трудностями. Например, однажды я пытался найти свое банковское агентство. Адрес мне был известен, но кому и когда это помогало в Москве?.. Я прошел по нужной улице пять или шесть раз и начал уже сомневаться в собственной адекватности, когда случайный прохожий все-таки помог мне найти заветный дом. Нужно было обойти вокруг здания, чтобы войти в невидимый с улицы двор – и именно там располагалось агентство. Абсолютно невозможное место для француза и вообще для западного человека, который строит мир вдоль прямых линий и прямых углов. Никаких указателей, как и в МГУ. Сейчас в Москве с этим ситуация получше – но есть еще поле для деятельности.

Я также постепенно обнаруживал полуподвальные магазинчики, мимо которых легко пройти, если не читаешь по-русски. Когда наступило тепло, я начал исследовать окрестности пешком, улицу за улицей, до огромных парков, которые находятся по обе стороны шоссе Энтузиастов. Я видел парки с густым лесом, озера и общественные пляжи в Москве, километры лесных тропинок, на которые зимой ложится лыжня, – и не верил своим глазам. Москва оказалась очень зеленым городом; насколько я знаю, почти 40 % расширенной территории города состоит из парков. Была зима, когда голодные лоси выходили в город в поисках еды. Москва в итоге дает хороший урок экологии европейским столицам – только вот воздух в ней никак не свежий. Летом жители района проводят много времени в основном на улице, даже купаются на местном пляже. Это то, что меня очень удивляет в России: стремление организовать пляжи на берегах различных водоемов, реках и озерах, даже в центре крупных городов (в Казани, в Твери, в Уфе…). Этим и хорошо лето в России: независимо от того, где вы находитесь, вы как будто отчасти на пляже.

Летом я люблю гулять по улицам, спроектированным в советское время. Они широкие, очень широкие, есть контр-аллеи, где можно отдыхать в тени лип. Кроме того, в нашем районе – хотя я знаю, что так не везде, – абсолютно феноменальная концентрация парков и садов. Как хорошо, что в каждом дворе есть бесплатные детские и спортивные площадки! Честно, во французских городах это совсем не так.

Когда я гуляю, я пытаюсь угадывать, что было создано в советское время, а что появилось в двадцать первом веке. Геометрическая схема района, ширина улиц, переулков, контр-аллей, пятиэтажки-«хрущевки», огромные парки – это Советский Союз. Детские сады с противоударными покрытиями, новые кавказские рестораны, суши-бары или пиццерии – это двадцать первый век. За несколько лет жизни здесь я увидел, как в районе появились новые торговые центры, компьютерные магазины, фитнес-центры и киоски вдоль дорог. Недавно открылся большой торговый центр с французским супермаркетом всего в двух станциях метро от нашего дома. Последнее открытие – это большой аквапарк с экзотическими ресторанами. Сидя в тепле, можно смотреть на снег; можно после холодной улицы побаловать себя сауной с хаммамом, джакузи или массажем. Русская подруга, которая хорошо знает местность, сказала мне: «Да, это правда, что раньше здесь не было практически ничего». Мне стало интересно узнать, что для нее означает это «ничего». Для меня как француза, который не живет в центре города, «ничего» – это бесконечные высокие дома с социальным жильем, где до ближайшего магазина идти минут двадцать. «Ничего» в наше время во Франции – это обязательная машина, на которой ты едешь за молоком, чтобы на тебя не напали.

Я постоянно сравниваю этот московский район с тем кварталом в центре Бордо, где жил раньше. Он тоже изменился: сперва исчезли традиционные маленькие продуктовые магазины, а затем и местные кафе. Все микро-услуги, которые делают жизнь приятной, перенесли в огромные торговые центры на окраине города (вроде «Меги – Белая Дача» или «Меги – Теплый Стан» в Москве). Центр Бордо стал пешеходным, открылось множество офисов и банков. Район, конечно, стал спокойнее, но теперь в нем нет жизни, движения и души. Бары и магазины – каждый со своим лицом, фасады банков везде одинаковы.

Французы, которые живут в центре Москвы, спросили меня: «Ой, это очень далеко! Почему вы там сидите?» Я тут не сижу, я тут гуляю. Мне нравится не закрывать окна в летние месяцы и жить с видом на парк. Мой район замечательный, как и многие другие на востоке Москвы. На мой взгляд, это один из лучших районов для жизни. Я всегда говорю, что люблю свой «спальн-и-й» район. Здесь спокойно так, как, наверное, было во Франции во времена молодости моих родителей.

Русские французы: портреты

История отношений русских и французов – очень старая. Утверждают, что французы, которые впервые ступили на русскую землю, прибыли в крепость Архангельск с Жаном Соважем в 1586 году. Вернувшись на родину, Жан Соваж рассказал о своей поездке морякам и торговцам. Открытие французами России материализовалось в «московском словаре» Жана Соважа. Мы можем сказать, что Франция почти не интересовалась Россией до конца XVIII века. Географическая отдаленность, сложность славянского языка, отсутствие общих идей у дворян развратника Короля-Солнце и московских бояр, а также уже сложившиеся стереотипы… Россия вышла из изоляции только при Петре Великом, восхищенном западной цивилизацией. Многие французы переехали в Россию во времена Петра Великого. Они служили на флоте, работали в промышленности и искусстве. И это продолжилось при его дочери Елизавете. Дворяне и высшее русское общество приняли французскую моду. Каждая семья держала французского наставника. Французский стал языком высшего общества. При Петре III и Екатерине II в Россию переехало еще больше французов. В восемнадцатом веке их было так много, что мы можем говорить о волне эмиграции. По некоторым оценкам, между 1789 и 1792 годами в России жило 10 000 французов. Известна острота одного дипломата: «В России французы падают с неба, как насекомые в жарких странах». Большинство французов работали учителями и гувернерами в семьях; значительная часть этих людей жила в Санкт-Петербурге, на Васильевском острове, известном как «Французская слобода». В Москве на старом Введенском кладбище можно найти много французских имен на надгробных плитах.

Сегодня большинство «русских» французов живет и работает в Москве или Санкт-Петербурге. Совсем недавно две французских диаспоры появились в Калуге (в связи с появлением автомобильных заводов), а также на юге между Ростовом и Краснодаром. Там живут около 7000 официально зарегистрированных в России французов. Наверное, немного больше, если учесть приезжающих время от времени по делам, или студентов, проводящих в стране несколько месяцев в году во время учебы. Для многих русских французы, живущие в России, – экспаты. В воображении многих молодых русских женщин это люди, живущие в центре столицы в отличных условиях – при водителе, машине и полном финансовом обеспечении. На мой вопрос: «Что такой француз делает в России?» – женщины отвечают: «Он зарабатывает деньги». И я подтверждаю: он зарабатывает гораздо больше, чем если бы работал во Франции. Экспаты в основном одинаковы во всем мире. Они в среднем проводят по три года в стране, где у них нет времени, чтобы выучить язык. В городе экспаты знают только самый центр, пару ресторанов, пару клубов, лобби международных отелей и профессиональные сообщества, в которых можно общаться на английском языке. Оценка страны часто зависит от удобства работы – то есть от доходов компании и от времени, проведенного в пробке. Экспат, как правило, ничего о стране не знает до приезда и в России оказывается беспомощным. Ряду русских женщин экспат из западной страны кажется идеальным зятем: богатый и в семейные дела не вмешивается. Казалось бы, мечта: богатый экспат работает в России, встречает молодую привлекательную русскую женщину, решает жениться на ней и через несколько лет увозит ее за границу, подальше от трудностей жизни в России. Женщина наконец становится гражданкой «западного рая», о котором так мечтает.

Для экспатов, которые переезжают со своей семьей, опыт жизни в России бывает коварным. В большинстве случаев они разводятся, бывшая жена возвращается на родину, а мужчина устраивает свою жизнь со «славянской красавицей».

Те иностранцы, которые переезжают одни, неважно, женаты они или нет, проводят все свободное от работы время в ресторанах, барах и клубах столицы, поскольку «Москва никогда не спит». У экспатов есть деньги, которые можно тратить, почти не считая, и все эти возможности кружат мужчинам головы. Россия кажется им сложной страной, полной огромных возможностей. И эти мужчины становятся целью охоты молодых и привлекательных женщин, которые хотят выйти замуж или просто повысить свой уровень жизни.

Рискуя разбить мечты многих молодых женщин и, возможно, их матерей, могу сказать, что экспат в России – вид почти исчезнувший. Финансовый кризис 2008 года изменил кадровую политику иностранных компаний. Они нанимают все меньше дорогих иностранных специалистов и все больше русских, в том числе тех, кто возвращается в Россию из-за границы. Французские компании также нанимают все больше и больше французов, уже живущих в России и свободных на местном рынке труда. Они более или менее говорят уже на русском языке, они не страдают от проблемы адаптации, и это решение, очевидно, намного дешевле и менее рискованно, чем перемещение специалистов из Франции, иногда вместе с семьями. Для обозначения этих почти русифицированных иностранцев даже новое слово появилось: «русспаты». Сейчас они составляют большинство от нескольких тысяч французов, проживающих в России, а экспаты стали меньшинством. Многие из французов-«русспатов» приехали в Россию и решили остаться ради женщины. А для некоторых история отношений с Россией – не совсем обычная.

Я был знаком с одним русским французом из отвратительных экспатов. Его роман с Россией начался еще в лихие девяностые, когда молодой инженер в первый раз прибыл в Москву. Когда я встретился с ним десять лет спустя, он управлял компанией. Этот человек с ходу предупредил меня: «Здесь гигантский бардак, везде – и в людях, и в администрации. Будь очень осторожен и никому не доверяй. Зато девушку себе можешь выбрать какую захочешь; мой тебе совет – бери покрасивее и поглупее». И дальше, повторяясь и сбиваясь, рассказал о начале своей жизни в Москве: «В то время это было невероятно: ты собираешься в дорогой ресторан в центре города, и девушки готовы на все, чтобы ты пригласил их туда». Он с бесконечной ностальгией повторял, какой отчаянной была жизнь в Москве в девяностые, упоминал о своих оргиях и тосковал по тому невероятному времени, которое, к его сожалению, закончилось. Он женился на молодой длинноногой блондинке, на двадцать пять лет моложе себя, с которой познакомился на одном из интернет-форумов, где западные старики соблазняют девушек, обещая им много денег и жизнь без забот.

Их жизнь – это борьба двух амбиций. Его жене исполнилось двадцать два, когда они встретились; она приехала из маленькой деревушки под Санкт-Петербургом. Вероятно, она исполнила свою мечту, получив более высокий уровень жизни в центре Москвы, французский паспорт и долю в компании. А он получил жену, с которой не всегда может справиться. Когда они ругаются, этот мужчина звонит своей теще и просит ее «повлиять» и «урегулировать ситуацию». Тогда теща напоминает своей дочери, что ее муж пообещал купить им квартиру в Москве и на первом месте – именно это, а ее мнение ни для кого не важно.

Этот мужчина до сих пор не владеет русским языком и ведет себя как с врагами буквально со всеми: с администрацией, бизнес-центром или банком – неважно. Он так и не адаптировался к жизни в России. Его жизнь – это всегда испытание, он сталкивается с препятствиями везде и во всем, Россия не интересует его вообще, его жизнь ограничена центром Москвы и Санкт-Петербурга. Это хороший пример экспата, который не стал «русспатом» и, вероятно, никогда не станет.

Другому моему знакомому, Бертрану, было двадцать четыре года, когда летом 2002 года в Испании он встретил Катю. То ли лето и солнце сблизило их, то ли сангрия – но у молодых людей завязался страстный роман. Катя оказалась патриоткой и не захотела уезжать из России, что порадовало Бертрана: значит, он не попадается в классические сети «охоты на европейца». Инженер информационных технологий, Бертран жил и работал в Швейцарии. Он стал мечтать о приключениях и переезде в Россию, где будет жить с Катей. Он тщательно все обдумал. У него была хорошая работа, карьера, свои клиенты, – но Катя была так прекрасна… И наконец зимой 2002 года Бертран решил уехать в Россию. Он должен был поселиться у родителей Кати, учить русский язык и искать работу в Москве. Бертран не знал, что Катя была не только молодой, но и очень меркантильной девушкой. В тот день, когда француз, бросив все, ехал в аэропорт, чтобы улететь в Россию, Катя позвонила ему и сказала, что завтра выходит замуж и что ей очень жаль.

В этот момент история Бертрана превратилась в русский роман XIX века.

Катя пригласила его к себе – «в любом случае, как ты и планировал, ты будешь жить с моими родителями». Вот Бертран и переехал в двухкомнатную квартиру в Реутове, в пригороде на востоке Москвы, к родителям Кати, к которым она каждое воскресенье приходила в гости вместе с мужем. Первая зима в России была кошмаром для Бертрана; и, зная стиль жизни в Швейцарии, я могу представить себе его состояние. Жить в Москве в 2003 году было не так легко и приятно, как сегодня. Бертран оказался одним из немногих западных иностранцев, которые пытались попробовать устроиться в России в одиночку. Сработало то ли его упрямство, то ли любовь к Москве… Он изучал Россию «изнутри», и его труды были вознаграждены. За несколько лет он обзавелся необходимыми связями и создал небольшую туристическую компанию, которая организует поездки в приграничную территорию между Швейцарией и Францией. Язык он выучил, в прошлом году женился, а в этом – получил вид на жительство. Бертран чувствует себя москвичом и даже планирует запросить русское гражданство. История Бертрана началась с романа с русской женщиной и продолжилась романом с Россией. Он говорит так: «Здесь я никогда не скучал».

Скуки не чувствовал и Жак, приехавший в Россию в девяностых годах. Он должен был отучиться только один семестр – и он до сих пор здесь.

Он всегда хотел жить в России. Его предком был солдат наполеоновской армии, который во время войны с Россией влюбился в русскую девушку и решил жениться на ней и не возвращаться на родину. Но эта девушка была из семьи, близкой ко двору, и царь не одобрил их брак. Предок тайком увез любимую во Францию, и они поженились в Париже.

После прибытия в Россию Жак опробовал все возможные места работы, он даже создал одно из первых агентств по подбору персонала в Москве, а также начал переделывать квартиры для того, чтобы их сдавать в аренду первым экспатам. Последняя страсть Жака была – купить последний часовой завод советских времен и выпускать продукцию с гордым «Сделано в России».

Бизнес в России – это всегда риск. Жак был близок к катастрофе, когда несколько лет назад двое неизвестных ограбили его офис и угрожали его ассистенткам. Жак защищался, но ни первый, ни второй выстрелы в упор его не остановили. Как он сказал мне во время дружеского обеда, ему даже показалось, что грабители бежали потому, что поразились его силе. У Жака есть интересная теория о «русспатах». На его взгляд, мозг французов полностью отформатирован. Когда они приезжают в Россию, начинается русификация мозга – обычно это занимает пять лет. После этого француз понимает, действительно ли он ценит эту страну и может ли жить здесь. С этого момента человек становится все меньше французом и все больше – русским. По его словам, преображение видно в важной области, «политкорректности», эта марка французского производства полностью стирается из мозга за пять лет жизни в России.

И Жак, и Бертран сегодня живут хорошо, они приспособились к жизни в России, они не экспаты и даже не «русспаты», они резиденты, усыновленные москвичи. Другие французы оказались в более сложных ситуациях; некоторых эти трудности привели к настоящей опасности, какой эти люди и представить себе не могли.

Эрик, молодой инженер, в двадцать пять лет закончив университет, решил уехать за границу. Он пользовался определенным типом контракта для выпускников, который освобождает компании от налогов на заработную плату. Он думал, что, работая два года в России, сможет погасить кредит, который он взял в банке для финансирования своего образования во Франции.

Европа переняла у Америки эти банковские кредиты для студентов, позволяющие финансировать обучение. В США высшее образование стоит очень дорого, и общая сумма таких кредитов в 2012 году превысила 1000 миллиардов долларов. В стране безработица, многие студенты не могут погасить кредиты. Эти должники – новая проблема американской экономики. Во Франции ситуация, конечно, менее трагична, но в среднем юный специалист может искать работу первый год после университета. У Эрика не было выбора, он был вынужден переехать работать в Россию. К сожалению, контракт Эрика расторгли раньше, и он не смог расплатиться с кредитом. Таким образом, он остался без работы в Москве. Как иностранец он нуждался в разрешении на работу в России. Но когда в 2008 году грянул кризис, работы в городе почти не стало, и ни одна компания не хотела начинать дорогостоящие и длительные административные процедуры, чтобы нанять иностранца, который только что прибыл в Москву и еще плохо владел русским языком. Эрик попал в такой переплет…

Зарплаты не было, как и денег на съем жилья. Была только виза без права на работу. Эрик провел почти год, переезжая от одних друзей к другим. Зимой 2009 года он даже делил комнату с американцем, с которым познакомился через Интернет и у которого были те же проблемы. Я думаю, что многие русские были бы удивлены, увидев этих двух молодых холостяков, живущих вдвоем в небольшой комнате, поедающих дешевые супы и ужинающих пивом. Я специально напоминаю о том, что они холостяки: в Москве довольно трудно соблазнить девушку, если ты делишь комнату в Бутово – совсем не гламурном районе на последней станции метро на юге города – с еще одним парнем (даже если ты француз, а он – американец). Среди всех этих финансовых и сентиментальных проблем у Эрика взломали его кредитную карту и украли последние деньги со счета. Однажды вечером он сидел в баре и заливал свои горести дешевым пивом, когда удача повернулась к нему лицом молодой симпатичной брюнетки. То, что это очередной провал, стало ясно через несколько часов, когда Эрик очнулся без кошелька и паспорта.

После этого кошмарного 2009 года Эрик выкрутился, обучая французскому языку русских студентов, а там и кризис кончился, и парень наконец нашел работу, позволившую ему расплатиться с кредитом. Он познал настоящие трудности, но хочет остаться в России, потому что эта страна дала ему шанс; но в основном, как он сказал мне на террасе бара в июле прошлого года: «Здесь я чувствую, что познал истинную жизнь».

Многие русские французы ненавидят Россию, потому что у них не получается преодолеть культурные различия (обычно это получается, когда они не хотят адаптироваться). Я знал одного французского инженера, который работал в компании аэрокосмической отрасли. Хорошо оплачиваемый и живущий в очень хороших условиях экспат, он начал ненавидеть жизнь в России, саму страну и русских. Это стало навязчивой идеей, он не мог больше спать по ночам. Он работал с русскими, и он упрекал их во всем, в чем только можно упрекнуть живого человека. «Они ленивые, – сказал он однажды, – они не могут довести ни одного дела до конца, блин, им нет совсем дела до того, о чем их просят на работе». Это классическое культурное столкновение с русскими представляет собой длительный и порой труднопреодолимый этап. Тем не менее этот французский инженер встретил молодую красивую франкоязычную татарку, на которой и женился. Позже я встретился с ними, и она увидела, что я пытался образумить ее мужа, давая ему советы и рекомендации. Затем она пообещала пригласить меня на ужин для дальнейшего обсуждения этой темы. Ей нужна была помощь, чтобы убедить мужа остаться в России. У нее не было времени, чтобы организовать этот ужин, ее муж пытался найти работу в другом месте с единственной целью: покинуть Россию. Они уехали в начале финансового кризиса: он нашел работу в Соединенных Штатах. Эта женщина сказала мне по телефону незадолго до отъезда: «Я поняла, что, возможно, никогда больше не буду жить в России, это тяжело, но мне придется с этим смириться». Я подумал тогда, что этот человек увез в Америку женщину со специфической проблемой в багаже: ностальгией по России.

Что привлекает французов в России? Что может заставить француза захотеть жить здесь? Мужчины часто приезжают в Россию «не раздумывая», в то время как женщины появляются более подготовленными. Они быстро создают серьезные проекты и долгосрочные перспективы. Они с легкостью адаптируются к России, хорошо управляются с семьей после замужества. Все больше и больше французских женщин выходят замуж за русских мужчин, и часто эти браки получаются крепкими. Я знаю русских француженок, которым удалось вписаться в общественную жизнь гораздо легче, чем мужчинам. С самого начала они освоили язык Пушкина – это почти обязательно, если хочешь найти русского партнера.

Одри всегда любила Россию, ее историю и литературу. Она работала во Франции и попросила начальство о переводе в русский филиал, мотивируя это своим знанием языка. Шесть лет она проработала в Москве, там же встретила Станислава; они поженились летом 2011 года. Когда контракт Одри закончился, ей предложили карьерный рост и хорошее место в Париже. Станислав согласился уехать из России. Он бросил работу, и семья переехала во Францию в августе 2011 года. Теперь ему тридцать лет, он изучил французский язык и пытается найти работу во Франции в условиях кризиса – и кажется мне, что они вернутся в Россию.

Ева приехала с подругой в Нижний Новгород в 2006 году по университетскому обмену – на семестр. Девочки познакомились с двумя парнями – и появились две франко-русские пары. В конце семестра эти четверо решили поехать в Москву и создать совместный бизнес. Почему Москва? В 2006 году это был самый очевидный вариант для иностранцев, желающих поселиться в России. Москва была и остается огромными воротами в Россию, своего рода шлюзом декомпрессии. В 2012 году две французские подруги все еще здесь, в их семьях родились дети, и сейчас они хотят подать на русское гражданство. Они даже купили квартиры в одном районе на окраине Москвы.

Москва живет в XXI веке и собирает в себе все ресурсы, необходимые для размещения бизнеса. Недалеко от Москвы, вдали от суеты мегаполиса, можно найти места, где время будто бы застыло и где люди живут в веке прошлом, а то и позапрошлом.

Это то, что искала Кароль. Когда она приехала в Россию в 2003 году, ей было двадцать два. Через несколько лет жизни в Москве она решила переехать в русскую деревню южнее Калуги, где жили еще только четыре человека. По ее словам, когда в 2005 году она впервые увидела своего будущего мужа, новосибирского фермера, «…он был бос и одет в белую женскую рубашку. Он даже не знал, что это женская рубашка, ему было все равно». Кароль увидела в Валере спокойного, щедрого и сильного мужчину и влюбилась в него с первого взгляда. Сегодня Валера и Кароль построили две фермы, в которых пытаются показать реальную сельскую Россию приезжающим иностранцам.

Те, кто, приезжая в Россию, чувствует смесь отвращения, непонимания и тревоги (как стюард «Люфтганзы»), вероятно, столкнется с непреодолимыми трудностями. Уезжая пытать счастья в другую страну, они скажут, что «Россия – не подарок». Зато те, кто видят Россию как новый мир, который может предложить другую жизнь, скажут, что это захватывающая и непредсказуемая страна, в которой все возможно. Но пока русских французов не очень много.

Моя любимая площадка!

Многие русские видят политическую систему своей страны жутко коррумпированной, прогнившей, закрытой и абсолютно безнадежной. Они беспрестанно описывают свою ненависть к чиновникам, говорят о желании либо изменить систему, либо покинуть страну. Они обескуражены поведением госаппарата, которое считают не только недопустимым, но и неизменяемым.

«У меня опускаются руки», – сказала мне одна русская подруга о реконструкции тротуаров в центре Москвы. «У меня опускаются руки», – говорила она о жестоком, нелогичном и непрофессиональном поведении некоторых своих соотечественников, которым, однако, платят за предоставление государственных услуг. В основном молодые русские, высказывая недовольство ситуацией, обвиняют во всем политическую систему России, а государство видят эдаким агрессивным хищником. Один из моих друзей сказал мне, что в России беглец, которого разыскивает власть, традиционно мог спастись в деревне – потому что люди всегда будут сочувствовать тем, кто находится в конфликте с государством.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.