Манна

Сдунуть пыль с любимых своих книжек,

Нежности своей дать полный ход.

Помню, молодыми с тобой были,

Было нам с тобою лет по сто,

Как друг друга сразу полюбили,

Полюбили просто – не за что.

Как друг друга глубже узнавали,

Открывая новые черты,

Свои чувства по глазам читали

И всегда друг друга понимали,

И вопросы вместе все решали,

Совпадали светлые мечты.

Как потом решили пожениться,

Чтобы в ступе воду не толочь,

Стали мы к венчанию рядиться.

И вписал в талмуды нас Господь.

Поздравлять примчалась разведшкола,

А к тебе биологи твои.

Было много смеха, разносола

И звучали трубы, соловьи.

Бог, конечно, был голографичен.

Он один, а молодых не счесть!

Для гостей был крупно увеличен.

А потом салют был в нашу честь.

И мгновенно в космосе далёком

Вспыхнула сверхновая звезда,

И на свадьбе за столом широким

Мы все дружно закричали: «Да!»

Как потом сказала голограмма:

«Соблюдая строго сил баланс,

Чтоб невеста скоро стала мамой!

Размножайтесь! Очень рад за вас!

Вот национальная идея —

Примитивам помогать во всём!

Чтоб однажды поняли, взрослея, —

Адским создается рай трудом!

В разных ипостасях, в разных формах,

В разных измереньях – их не счесть,

Кому биоматериалом, кормом,

Кому просто радостную весть.

Помогать дыханием надежды

Прививать талант попасть в струю,

Не бросаться в крайности – быть между.

Вот о чем я вам сейчас пою!»

Да, он пел, то тенором, то альтом.

Он вообще у нас – ну хоть куда!

Может вес толкнуть и сделать сальто,

И в хорошем здравии всегда.

Все его здоровенькие клетки

Вечности и счастия полны,

Никогда не кушает таблетки,

Зато любит манные конфетки,

Головные боли очень редки,

Ему ясен шепот тишины.

Музыкален, на любом мгновенно

Инструменте извлекает звук,

Знает он любой аккорд Вселенной!

В школе нам рассказывал степенно

Ветеран Галактики нетленной

Музыки учитель – дед Манук…

Без дефектов Бога речь, понятна,

Нас всегда детишками зовет,

Излагает мысли свои внятно

И любви сияние идет.

Не перестаю все удивляться

Его плоти. Что за волокно?

Если надо, может превращаться

То в буханку хлеба, то в вино.

Накормить собой вполне способен,

К жизни возвратить ржаным куском,

В гибкости он просто бесподобен,

Появляясь в облике своём.

Да, конечно, знать нам это рано,

Все этапы надо прошагать.

Удивление – удел профанов.

Долго нам расти и поспевать.

Нет границ у нашего сознанья,

То, что знаем – это лишь микрон.

Вот какое наше оправданье!

Ведь не зря детьми зовет нас Он.

Может обратиться ко всем сразу,

Может персонально просвещать.

И в душе своей ты слышишь фразу:

«Не грусти, не надо унывать.

У тебя есть главное – работа,

Мир, друзья, жена, в жилье камин,

Есть талант, приятные заботы…

У тебя есть Я, ты не один.

Чтоб не рвалась бесконечность смысла,

Чтоб о чудной жизни больше знать,

Чтоб в душе надежда не прокисла,

Цепь перерожденья не прорвать,

Чтобы связь времён не потерялась,

Чтоб душа болела за добро,

Лонгоньерам чтобы не досталась,

Мы давно с конструкторским бюро

Морщим лбы и напрягаем лица,

Чтоб состряпать высший идеал —

Абсолютной памяти частицу,

Чтобы про себя всё в жизни знал!

Кем ты был и выводы сам делал,

Кем тебе на свете лучше быть,

Чтоб реинкарнацию отведал.

Смерть всего лишь дверь и снова жить.

Может в непривычном измереньи,

Но зато ты к делу приобщен.

Ты у сил добра на попеченьи,

Хоть с печеньем ложкой ешь варенье.

Зло ковать в добро – вот наслажденье!

Только этим Бог ваш поглощён».

А потом нас Пицкразоц поздравил,

Парадигмы звездной президент,

Шевелюру рыжую поправил

И провозгласил: «Да будет свет!»

Каштырбаус нас поздравил следом,

Губернатор наших трёх планет:

«Обращайтесь смело за советом,

Будем помогать. Да будет свет!»

Помню в райском парке для влюбленных

Посадили мы любви цветок,

И звучали умиротворенно

Гусли, флейта, скрипка и рожок.

Это была роза белой масти.

Поливать её не забывай.

Я вернусь! Ни страсти, ни напасти

Мне не помешают, так и знай!

Там была такая красотища!

И порхали ангелы вокруг,

И духовной мы питались пищей,

Купидоны заряжали лук.

А один стрелок своей иголкой

Промахнулся и попал мне в нос.

Мы потом смеялись очень долго

В аромате ландышей и роз.

Много там цветов благоухало,

И вскружила голову сирень!

Только наше время поджимало —

Подходил к концу медовый день.

В парк другая пара заходила,

Мы к гостям пошли, покинув сад.

Фейерверком небо заискрило.

Улыбался главный демократ:

«По щепотке космополитизма,

каждой паре по одной звезде,

Никаких не надо больше «измов»,

Отдыхать научитесь в труде!

Истина одна. А взглядов сколько?!

Будьте с правдой. Презирайте ложь.

На прощанье говорю вам – Горько!

Хотя горькой жизнь не назовёшь».

Мы для поцелуя сразу встали.

Я, чуть ниже, на носочках был.

Долго гости нам с тобой считали.

Тут и голограммы след простыл…

Скоро мы помчались в путь дрогу

Новую планету обживать,

От ворот ключи – подарок Бога,

Поспешили ферму создавать.

Как там наше мелкое хозяйство?

Как живут соседи, как друзья?

Упаси вас, Боже, от лукавства!

Чтобы изоляции края

Не задрались, чтобы вирус злобный

Не проник в Галактику, в наш дом,

Чтоб микроб противный, низкопробный

Не заполнил ваши фибры злом.

Мы с тобою внешне не похожи,

Ты повыше, я тебе по грудь,

Разный цвето-запах нашей кожи,

Я ушастый. Но не в этом суть.

Наш цветок любви не увядает

И для счастья мало надо нам.

Счастлив – кто дает, не получает!

От добра добра не ожидает,

Кто под себя жар не загребает

И делить умеет пополам.

Вот и все, что за одну минуту

Смог тебе, родная, сообщить.

Я люблю тебя и верить буду,

Что цветок мы сможем сохранить.

Просьба! Не затягивай с ответом.

Как получишь, сразу отвечай.

И, пожалуй, я прервусь на этом.

До свиданья, мой домашний рай!»

Он поставил точку, прослезился,

Но компьютер свой не выключал,

Ненадолго замер, отключился.

Через две минуты он читал:

«Дорогой письмо мы получили!

Слушали в трансляции меня

Наша ферма, все, кто рядом были,

Близкие, соседи и друзья.

Все хозяйство наше процветает,

Наши клоны хорошо растут,

Все в порядке и всего хватает.

Пчелы, рыбы, дети тебя ждут.

Я ушла в генетику, любимый,

Центр отмечал мои труды.

Привлекает мир меня неизмеримый —

Там всех бед и счастия следы.

И, представь, удачно совмещаю

Психо с био, так-то, милый мой!

Гены индивидов очищаю,

Наполняю сущность добротой.

Знаешь сам – лицензию имею,

Что когда-то мэр мне подписал.

Много я чего уже умею. —

Командир взволнованно читал. —

Мы давненько старость победили

И болезням больше не бывать!

Все этапы жизни удлинили

И здоровье знаем, где черпать.

Век отдали юности и детству,

Зрелый возраст длится пять веков.

Но еще не идеально средство,

Далеко еще нам до Богов.

Но зато с рождением младенца

Вкладывать умеем в ДНК

Умноженье, почки квинтэссенций…

Пока мало, но зато пока.

У соседей плазма поспевает

И растёт неведомый кристалл,

Новое в науке открывает,

Много медицине помогает.

Вот тебе и чуда не бывает!»

«Углеродный маг» кристалл назвал.

У соседей справа всё в гибридах.

Разошёлся селекционер.

Уже много нового открыто.

Чтоб такое привести в пример?

Зимние лимоно-яблонаны

В экстремальном минусе растут.

Много у соседей разных планов.

Хочет сделать идеальный грунт

На сверхновых микроэлементах,

Чтоб совсем почти не поливать,

Да на минералах и ферментах,

Чтоб не надо было удобрять.

Бросил в этот грунт зерно любое —

Будет быстрым, спелым, чистым плод,

Даже если утро ледяное,

Не замерзнет с грунтом огород.

Стебельки до метра согревает

Он своим невидимым теплом

И сорняк весь рядом убивает,

Холодит, когда жара кругом…

Жен земных жалею, понимаю.

Как хочу, чтоб ты со мною был!

День и ночь я по тебе скучаю!

И о нашей встрече всё мечтаю!

Долг, работа. Знаю. Представляю,

Что с Землею вирус натворил.

Вон вчера по почте электронной

Сообщили всем, что был прорыв

Нашей изоляции сверхпрочной,

Где-то на окраине был взрыв.

Но уже латальщики в работе,

Говорят, что опасений нет.

Там спецназ. Все под контролем вроде.

Прилетал сынок на везделёте

При очках, фотонном пургомёте!

Взрослый он, уже сто двадцать лет.

Служит он в космическом спецназе,

Кое-что успел мне рассказать,

Погостил и улетел на базу,

Хочет изоляцию латать.

Все-таки как трудно быть хорошим

И намного легче быть плохим,

Сохранить, что есть, и что мы можем

Поколеньям передать другим.

Сколько зла вокруг! Ломать – не строить

Все хотят проникнуть к нам они.

Мое сердце продолжает вторить —

Господи, спаси и сохрани!

Говорил сынок – есть разработки

Дальнобойной гаубицы большой,

Будет манной бить прямо наводкой,

Потревожит антимир иной.

Прилетай скорее, мне так грустно.

Роботы сочувствуют – поют.

В нашей спальне без тебя мне пусто.

Лишь в большом террариуме спрут

Щупальцами машет – понимает,

Пока я в кровати не усну,

И вот так гипнозом усыпляет,

А потом уходит в глубину.

Только, милый, снами и спасаюсь.

Наш компьютер «Электронный Бог»

Помогает, и с тобой встречаюсь,

Вместе поливаем наш цветок.

Вот вчера я вновь его включала,

Набрала программу – будто я

В космосе корабль ваш догнала,

В камере увидела тебя.

Ты лежал, сопел в анабиозе —

Ушки, носик и комбинезон,

Видел сны в горизонтальной позе.

И тогда проникла я в твой сон.

И себя с тобою увидала,

Были вы на берегу морском

Голышом, и солнышко сверкало.

Спряталась тогда за валуном.

И такая ревность обуяла!

Не меня, её ты обнимал.

Двух минут хватило. Тут я встала,

К вам пошла. А ты захохотал,

Увидав меня с гримасой нервной,

И сказал: «Соединись с собой».

Я соединилась и мгновенно

Поцелуй почувствовала твой.

Целовал мне шею, груди, плечи.

Это была я, не твой фантом!

Странный сон, но с ними мне полегче

И с тобой разлука нипочем…

А на днях в саду сломался робот,

Поливать вдруг резко перестал.

Танцевал «хип-хоп», затрясся хобот,

И все грядки, старый, потоптал.

Но сейчас он в норме – починили,

Не трясётся хобот поливной.

Помню, когда мы его купили

Был садовник фантазёр большой.

Древние рассказывал нам сказки

Про добро и зло, про чудеса…

Красные неоновые глазки,

Изменять умел он голоса.

Эти сказки древней третьей эры

Не могли уже нас удивить,

И чудес обычные примеры

В быт вошли, имеют место быть.

Все сбылось. А все-таки мышленье

Изменилось, стали мы добрей,

И уже по щучьему веленью

Не хотим решать проблемы дней.

Хочется самим решать задачи,

Память расширять и все уметь,

Чудеса творить самим, иначе

Можно вредной ленью заболеть.

Дорогой, письмо я прекращаю,

От работы чтоб не отвлекать.

Возвращайся побыстрей! Мечтаю

С нежностью тебя расцеловать».

7

В НЛО на бортовом экране

В красном шёлке Гришка танцевал.

А вокруг князья, купцы, дворяне,

Старые графини и мещане…

Во вниманьи инопланетяне,

Дух-лазутчик им передавал.

Командир держал пульт управленья.

Вдруг пилотам тихо говорит:

«Значит вот в каком он измереньи

На балах вампиров веселит.

Там, где он, безвременье сплошное,

Мир иллюзий, бесконечность сна…

Белых дней количество большое,

Ночь-злодейка длинная одна.

Так, давай, родимый, ближе, ближе. —

Он шпиона к трону подводил

И пилотам дал команду. –  Тише!»

Дьявол с кем-то рядом говорил:

«Ничего голубчик, раскачаем

Словно лодку шаткий царский трон

И, конечно, у руля поставим

Революционный легион.

Вот тогда закатим мы пирушку

И поставим с кровушкой котёл,

Разольем по кубкам и по кружкам,

И за очень длинный сядем стол!

Да, Распутин нам сослужит службу.

Хоть и мерзок, но способен он.

Заведёт с Романовыми дружбу.

Ты согласен верный мой масон?»

«С кем он говорит?» – Пилот заёрзал.

Но лица шпион не показал.

Дьявол вдруг махнул рукою мёрзлой

И шпиона в кулаке зажал.

Вдруг изображение пропало.

Он поймал как муху, комара.

Только голос слышался, звучало:

«Так, конец веселью! Всем пора!

Почему лазутчики летают?

Где охрана? Гады, кто пустил?

Для кого они меня снимают? —

И шпиона пальцем раздавил. —

Всем смотреть! Не проходите мимо!

На ладони у меня фигня!

Узнаю! Неужто Парадигма

Тужится отслеживать меня? —

И добавил злыдень громогласно,

Словно припечатал по мордам. —

Ничего у вас не выйдет, ясно?

Я неуловим! Понятно вам?»

Туту и звук пропал, шпион скончался,

Маленький такой, лишь грамм на вес,

В тот же миг на кванты он распался

И с ладони дьявола исчез.

«Дело плохо. Надо шевелиться.

Сделаем на сорок лет прогноз».

«Да, конечно, надо торопиться.

Как бы их сюда чёрт не принёс».

Скоро был прогноз. Они смотрели

На Цусиму и гапонский ход…

Перед ними быстро пролетели —

Революционный пятый год,

Баррикады, первая Госдума,

Ленин-эмигрант, большевики

И партийной кассы денег сумма,

И масоны и меньшевики,

В доме у Романовых Распутин,

Как о нём заботится она,

(Хмырь царице как святой угоден),

Мировая первая война…

Снова революция, «Аврора»,

А потом гражданская война…

Астронавты увидали скоро,

Как к большой войне идёт страна,

Сорок первый год и сорок пятый…

Командир потёр свои виски:

«Значит, братья, всё теперь понятно —

Разорвут планету на куски.

Жадностью и хитростью болея,

Мир пошёл техническим путем,

Уголь, нефть он ищет сатанея,

Намывает золото, зверея.

Жалкая душа земная – Гея!

Треснул мир, дымит его разлом.

Мусор, грязь, отходы предлагает

Эра техногенных катастроф,

И плевки планета утирает.

Да, больные наломают дров».

«Да, делишки, что смотреть противно!

Может нам удастся их спасти,

Если сделать всё оперативно

И до бунта манну подвезти?»

«Да, за десять лет вполне успеем,

Если ускорения пройдём.

Значит так, друзья, что мы имеем?

Это не планета, а дурдом!»

«Вот сигналит в заманухе что-то».

«Принесите, наступил рассвет».

На поляну вышли два пилота.

Прятался за кедром старый дед.

«Думает, что мы о нм не знаем. —

И они повисли на суку. —

Его мысли запросто читаем.

Вот не спится деду-леснику?!»

8

Было очень мелким антитело.

Электронный новый микроскоп

Увеличил это еле-еле,

И как на ладони был микроб.

Грязными покрыт весь волосами,

Глаз свирепый, влажный пятачок,

Рот огромный до ушей, с клыками —

Это был циклоп-единорог.

Яркий свет кололся и щипался,

Одноглазый щурился, кричал,

В жестах неприличных изгибался,

В бешенстве копытами стучал.

Командир смотрел в глазок спокойно.

В разведшколе был врага портрет.

На мгновенье вспомнил он не вольно,

Что микробу гадок яркий свет.

«Ну чего там?» – «Да опять буянит,

Корчит рожи, что-то там кричит.

По-другому просто не бывает.

Божий свет, наверно, материт.

Посмотрите, что творит негодный! —

Он от микроскопа отошёл. —

Безобразник, видимо, голодный». —

И контейнер выложил на стол. —

«Вот она – божественная манна!

Подожди чуть-чуть, сейчас, сейчас!

Сердобол и смехоген достану». —

И достал для опытов запас.

Первой шла частица сердобола.

Слопал её быстренько бандит.

«Сделай чуть погромче, до упора,

Чтобы слышать, что он говорит».

Антитело громко зарыдало:

«Что за наважденье, ё-моё?

Почему так жалко сразу стало

Женщину, зверушку и жнивьё?

Слышу я о помощи призывы!

Дайте тело мне, спасать пойду!

Слышу гармоничные мотивы!

Понимать способен красоту!»

Вдруг он снова стал лицом кривляться:

«Вот вам фига! Убирайтесь прочь!

Хватит надо мною издеваться!

Дайте тело, водку, кокс и ночь!

Словно клизму мне без разрешенья

Вы сейчас поставили, скоты!

Добрым был – какое униженье!

Слышу, помощь мчит из темноты!»

У пилотов засияли лица:

«Маленькая доза. Будем знать».

Командир другую взял частицу

И под микроскоп давай пихать.

Смехаген пошел микробу в клетку,

(Командир побольше ему дал),

Проглотил голодный тип «таблетку»

И от всей души захохотал:

«Что ж я так смеюсь? Да что такое?

Не могу себя остановить!

Все вокруг красивое, смешное!

И кого же мне благодарить?»

Вскоре он раздулся и взорвался,

Выкрикнув одно лишь слово: «Да!»

Экипаж доволен всем остался.

Командир промолвил: «Не беда.

Значит с дозой чуть переборщили.

Главное, что действует. Теперь

Точные пропорции чтоб были,

Закрываем поплотнее дверь

И садимся дружно за подсчёты.

Сколько надо манны для людей?

Вот компьютер, калькулятор, счёты.

Скоро улетаем, поживей».

«Справимся, ведь это нам по силам.

Вреден перебор больным Земли.

Точные пропорции нужны нам,

Чтоб с ума планету не свели».

А когда закончились работы,

Был готов к отлету весь отряд,

Добрые и смелые пилоты

По порядку выстроились в ряд.

«Что ж, друзья, летим скорей за манной

Привезём, развеем – всех спасём!

И давайте выйдем на поляну,

Попрощаться надо с лесником».

Через пол часа над Брянским лесом

В золотистых солнечных лучах

НЛО повис с бараньим весом

И мгновенно скрылся в небесах…

Часть вторая

Дурной сон

1

Буревестник, хорошо размявшись,

На песочке рыбное поел

И, вразвалку, быстро разбежавшись,

Над морской пучиной полетел.

В декабре разгневалась стихия.

Революционный пятый год

Показал какие мы лихие —

Пролетарский избранный народ,

Царским равнодушием взбешённый,

Нищетой до ручки доведён,

Выжатый, замученный, голодный.

Есть и вождь – он целеустремлён.

Фабрики стоят, стоят заводы

И поместья схвачены огнём.

Разгулялась буря на два года.

А на баррикадах кровь ручьём!

А на баррикадах мрут студенты,

Прогрессивных фракций молодёжь,

Левые эсеры и кадеты,

Нигилисты – опьянила ложь,

Что слаба империя, не прочна,

Что не устоит на двух фронтах.

Не прошло. И за границей точно

Ленин подытожил: «Дело швах!»

Саботаж, расправы, забастовки,

Связи нет и телеграф молчит,

Стынут паровозы и в листовках

Светских объявлений старый щит.

Молодежь размяла вдоволь глотки.

Смута подняла со дна всю муть.

И не все здесь понимали чётко

Смысл происходящего, всю суть.

Мародёры, мелкие воришки

Подгоняли к лавкам тарантас

И довольно лихо все излишки

Выгребали быстренько из касс.

Кто примкнул к восставшим потолкаться,

Коллектива ощутить плечо,

Чтобы одному не оставаться,

Он пришёл туда, где горячо.

Вот пришёл к восставшим парень хилый,

Во дворе его все дразнят – «Кнур!»

Злобен без мужской и главной силы:

«Ненавижу баб – безмозглых дур!»

Личные обиды, неудачи —

Первоклассный повод пострелять,

Поругать царизм, а иначе

Злость, слепую ярость не унять.

Этого подруга разлюбила —

Гимназистка в муфте и в кашне.

Любопытство девушку сразило!

Вот она стоит спиной к стене,

А в глазах ее свет восхищенья:

«Это он, герой, ружьё поднял!»

«Оторвись ты, Сонечка, от чтенья,

Приходи, посмотришь». – Он сказал.

Тот мечтал пальнуть из револьвера,

Кто-то за романтикой пришёл,

Падал с пулей в сердце у барьера.

А потом произошёл раскол…

Большевик хотел сражаться дальше,

Меньшевик глазёнки потупил.

Думу обещал монарх без фальши,

И борец оружие сложил.

Были силы у имперской власти —

МВД, казацкие полки…

Разогнали смуту и ненастье,

И остыли скоро мужики…

В Петергофе, скрывшись от волнений,

Царь жену в колясочке катал,

После каждодневных донесений,

Слушал Александру и вникал:

«Будь жестоким, муж, как Иван Грозный.

Только так смутьяны все поймут,

Что их путь неправильный и ложный.

И пускай кровавым все зовут!

Больше крови – будет уваженье.

Если б, Ники, я была царём

То уже давно с остервененьем

Бунтарям устроила Содом!»

И была решительная фаза,

Шёл реакционный беспредел,

Тюрьмы забивались до отказа,

Проводился в камерах расстрел.

И полки карательные меры

Резво проводили тут и там,

Вешали, стреляли «флибустьеров».

Показал монарх бунтовщикам!

И полки из рейда возвращались.

Царь поздравить лично выходил,

С командиром крепко обнимались,

А потом медали царь дарил…

Улеглась стихия, отшумела,

Отгремела, нет, не на века.

От последствий – травли и расстрела

Пролетарский вождь ушел в бега…

От войны в казне не видно злата.

Для царя был тяжелейший год.

Беспорядки и сплошная трата,

Таял на глазах резервный фонд.

Агентура сыска и жандармы

Побросали в тюрьмы молодцов.

Казематы – крепости карманы

Принимали молодых бойцов.

Полицейский шустрый департамент

Словно нерв пульсирует, живёт,

Слежкой и преследованьем травит,

Свежие дела смутьянам «шьёт».

Отправляли в ссылку ненадёжных,

В отдалённых прятали местах,

Политических – в лесах таёжных,

В селах и в Сибирских хуторах.

В кандалах на каторгу грузили,

Набивали трюмы кораблей,

На восток морями увозили

Недовольных жизнью бунтарей.

В жернова возмездия попали

Те, кто финансировал дебош.

Финансисты многие узнали,

Что такое отчужденья дрожь

В камерах Бутырки и Лубянки,

Где подолгу приходилось гнить

И вставать в ознобе спозаранку,

Где не выпить и не закусить.

Кое-кто в депрессии глубокой

Суицидный выбирал конец.

И в холодной камере убогой

Вены грыз богатенький юнец.

Все же революция сумела

Царское семейство напугать,

Заявить условия ей смело,

Приходилось в чем-то уступать.

Рядом с Петергофом на приколе

Для отхода крейсерок стоял,

Чтобы царь с семейством поневоле

От позора в Англию бежал.

«Главным делом венценосных предков

Была власти крепкая рука». —

Император повторял нередко,

Бурею напуганный слегка.

Манифест февральский звал к покою,

Россиян к порядку призывал.

Начинал царь тактикой такою,

Каждый день советуясь с женой.

Не прошло. И нервною рукою

Как по шашлыку в сметане дал!

Иногда царь возмущался громко:

«Армия в Манчжурии кровь льёт,

А функционеры с левым толком

Тащат валуны в свой огород!

Чёрт возьми, какие забастовки

На заводах, что снабжают фронт?!

К пропасти толкают, к самой бровке!

И солдат не жалко, что за сброд?»

Долго царь на Думу не решался,

Но нажим министров был силён,

В октябре не выдержал и сдался —

Манифест скрепил чернилом он.

Царь убрал премьер министра Витте.

Губернатор с Волги заменил,

Крепкий, умный, волевой, открытый —

Вот таким Столыпин тогда был.

Царь дал Думу. Не прошло и года

Он ее два раза разгонял.

Хоть и были там послы народа,

Было там довольно много сброда,

Началось жужжанье пчел у мёда,

Большевик покоя не давал.

Только в думе третьего созыва

На его довольно кроткий взгляд

Сил баланс культурно и учтиво

Был уравновешен на свой лад.

И жена царя благословила

На живую пламенную речь,

И наедине поговорила:

«Вот теперь ты мирный, спрячь свой меч.

Налицо итоги Красной Пресни.

Дума либеральна и вполне

О любви и мире говори с ней,

Хватит распаляться о войне.

Кончились те дни, когда из шапки

Ты, волнуясь, речь произносил.

Ты скажи им: «Царь у вас не тряпка!

Перед бунтом не сложил он лапки,

Не ушел в бега, не смазал пятки.

Жить в любви и мире час пробил!»

Но не получилось без шпаргалки,

Речь была формальна и суха.

Перешёл парламент к перепалке.

Сдулись революции меха…

Летним днем, катаясь на байдарке,

Царь далеких предков вспоминал,

Был спортивный френч на нем немаркий,

Царь, уединившись, размышлял.

Вспомнил он большое лихолетье,

Как столичный пустовал престол,

Польской шляхты сабли, пики, плети,

Как сажали русичей на кол,

Самозванцев частые визиты…

А кругом безвластие, разбой,

И заставы у границ разбиты,

Вор с ворёнком и его бандиты,

Хитрость и в Москву пути открыты,

И призывный колокольный бой.

Как, узнав из грамот Гермогена

О бесчинствах, забурлил народ.

Иноземцам всыпать за измену

Собираться стал мужик в поход.

Нижне-Новгородский и Рязанский,

Вологодский, Тульский, Костромской

Шли к Москве покончить с гнетом панским.

За отчизну встал народ горой.

Патриоты – Минин и Пожарский

Ополченцев к городу вели,

Где стонал народ и род боярский,

Где чужие Кремль подожгли.

Над убранством храма надругаясь,

Ветхи реликвии губя,

В голоде зверью уподобляясь,

Ели всё живое и себя.

И «гостей» непрошенных прогнали,

И Великий Земский был Собор!

И лампады бликами играли,

И послы народные стояли,

И народа волю излагали —

Повели о троне разговор.

Так вся Русь царя провозгласила!

И взошёл Романов на престол.

Началось правленье с Михаила.

Сам народ тогда его нашёл.

И Сусанин был. В лесу дремучем

Басурманам рано поутру

В истине признался, был замучен,

Но злодеев не привёл к царю…

«Гладко началось, без заусенций.

Царь был в голове, и в сердце был.

А сейчас ни в голове, ни в сердце.

Знать, себя имперский дух изжил.

Что теперь с народом происходит?

Почему я костью в горле встал?

Почему он словно брага бродит?

Кто ему такую волю дал?

Может от престола мне отречься

И в Крыму павлинов разводить?

О семье, о сыне только печься,

Плюнуть на дела и все забыть?

Глубоко в душе я понимаю —

Очень важно вовремя уйти.

Трудно сделать выбор. Я не знаю.

Вроде встали на реформ пути

И с планетой всей шагаем в ногу.

Я всегда был за прогресс любой. —

Он направил к берегу «пирогу»,

Выскочил из лодки и ходьбой

Заниматься стал, красой любуясь

Неба, солнца и земных аллей…

Фаталист, душой своей волнуясь

За себя с женой и за детей. —

Неужели если устраниться,

Уступить насиженный престол

Терроризм на свете испарится? —

Царь остановился, вновь пошел. —

Нет, конечно. Терроризм лишь способ

Напугать и воле подчинить.

Террорист не человек, а особь,

Добродетель в нем не может жить,

Ненормальный псих, больной мечтатель,

День и ночь он думает о том,

Этот черных мыслей обладатель,

Как покончить побыстрей с царём.

Строй сменить – опять найдут селитру,

Встанет радикал в противовес,

Новому достанется министру,

Поведёт марионеток бес.

Мало их волнуют результаты,

Это образ жизни молодых,

Ненависть и зло их шлем и латы,

Ничего святого нет для них.

Молодость сильна, протест в основе.

Даст организатор свой наказ.

Разлетится плоть в лохмотья снова,

Жизни огонёк потухнет враз.

Знаю я откуда все флюиды,

Шифры да инструкции идут.

Боли самолюбия, обиды

Терпит тот, кому пути закрыты,

Кто на власть давно имеет виды,

Кому в сыске дело «шьют» и ждут».

2

«Нет в них больше ни искры, ни света!

Их стена – труха, ткни – упадёт.

Час придёт и мы докажем это.