Смерть зверя с тонкой кожей

За ужином они почти не разговаривали. Он размышлял о событиях прошедшего дня. Она чувствовала себя чуть не в своей тарелке и нервничала.

– Потрясающе вкусно! Ты замечательно готовишь.

– Я люблю готовить.

Он глотнул шампанского, посматривая на неё украдкой: ему всегда казалось, что глазеть на людей невежливо.

– Джоан, что-то не так?

– Нет. Нет, конечно, нет. Ты был…очень добр.

– Хочу сказать, тебе…э-э…плохо…или что-то вроде?

– Боже, нет, конечно. Наоборот.Ты был…очень добр.

– Это ты уже говорила. Но ты не кажешься…ну…спокойной и счастливой.

Она покрутила в руке бокал.

– Не хочу…не хочу навязываться тебе.

– Навязываться? Мне приятно, что ты здесь, со мной. Кроме того, ты не можешь вернуться. На квартире до сих пор сидит кто-то из людей Шеппарда – на случай, если Ричард решит появится там.

– Я могла бы остаться у моей кузины. Уверена, она не станет возражать.

– Разве ты не хорошо здесь?

– Очень.

– Тогда?…

– Послушай. Вот ты. Пожалел меня, пустил к себе, заботишься. А что сделала я? Немедленно забралась в твою постель.

– Какой кошмар! Всё, что мне оставалось делать – закрыть глаза и думать об Англии.

– Фрэнк, пожалуйста! Мне кажется…я могу скомпроментировать тебя. Или ты станешь думать, что компроментируешь меня.

– О, разумеется. Ты определённо компроментируешь меня. А я тебя. И я предлагаю продолжать компроментировать друг друга теми же темпами. Как можно дольше. Я нахожу это занятие одним из самых приятных. Кроме того…

Он запнулся и откашлялся.

– Кроме того…ты нравишься мне.

Она улыбнулась:

– Было бы ужаснее, если бы ещё и не нравилась.

– Господи, я наверное наговорил массу лишенего? Это всё шампанское. Выпьем ещё?

Когда Элис с Эбботтом вернулись, он был основательно пьян. Впрочем, внешне это не сказывалось никак. Чёткая, чуть напряжённая речь, уверенные движения. Разве что недоставало той кошачьей пластики.

Они лежали в темноте, крепко обнявшись.

– Не думаю, что этой ночью у меня что-нибудь получится. Пьянный очень.

– Разве это важно? Мне достаточно лежать рядом с тобой, чувствовать тебя.

Она улыбнулась в темноту. Да, а ещё просыпаться среди ночи, зная, что он рядом, чувствовать его, каждое его движение. Этого было достаточно – и даже больше. Если бы только он остался. Если только… «Не плачь», – сказала она себе, – «Не сейчас».

– Больше всего, – прошептала она, – мне нравится просыпаться по утрам. И ещё не проснувшись, знать, что счастлива, и не помнить – почему. А потом вдруг вспоминать – оттого, рядом ты. Разве не глупо?

Он уже проваливался в сон, улавливая лишь половину её слов, тонул в водовороте бессвязных призрачных воспоминаний. И, перед тем, как водоворот сомкнулся над ним, успел ещё увидеть подброшенного в воздух бродягу, с широко раскинутыми в сторону руками – как у распятого.

* * *

По вечерам на улицы выбирались торговцы фруктами. С веранды Дженни он видел огоньки свечей на их лотках, светлячками уходящие в темноту.

Как-то они с Дженни вышли в ночь. Прошли опустевшим кварталом рынка и попали в торговый центр – в гул голосов, взрывы хохота, толпы людей в дрожащем свете свечей. Мужчины в основном были в футболках с изображением Нджалы, женщины – в дешёвых хлопковых платьях, которые украшал только неторопливый танец покачивающихся бёдер.

Пересекли площадь Нджалы с её современными отелями и кафе, где выходили на вечерний променад (или на охоту) туристы, матросы и дорогие проститутки.

Эбботт отрастил бороду, а Дженни снабдила его одеждой моряка, так что никто не обращал на него внимания. Она даже нашла ему матросскую фуражку, типа той, что носил загадочный персонаж одного немецкого рассказика («Человек в капитанской фуражке»). Эбботту вспомнилось, что персонаж этот имел обыкновение возникать в критические моменты, наподобие олицетворения нечистой совести.

– Это про меня, – пробормотал он, – я их нечистая совесть.

– Ты – кто?

– Человек в капитанской фуражке.

Они миновали площадь, оставив внизу туристов, проституток и огоньки, и поднялись по лестнице, ведущей в парк Нджалы. Эбботт нашёл нужное дерево и залез на него. Винтовка была на своём месте, завёрнутая в промасленную бумагу.

Вернувшись в бунгало, он извлёк её из чемоданчика, вычистил, осмотрел, собрал. Оружие находилось в превосходном состоянии.

– Зачем тебе ещё одна пушка? – спросила Дженни.

– Не знаю. Может пригодиться. Посмотри, красивая ведь штука?

– Красивая. Но мерзкая.

18.

У Нджалы не было женщины.

Посему до трёх ночи он сидел с Артуром и финансовым советником над данными по добыче нефти и урана. Прорабатывались возможные политические выгоды от снижения цен и возможных политических союзов.

В три сообщили из посольства: получена телеграмма: кузен Нджалы, Джозеф Омату планнирует переворот. Нджала незамедлительно разослал приказы шефу полиции и тем из генералов, которым мог более-менее доверять: Омату с семьёй арестовать и расстрелять на месте. Так же поступить и со всеми известными его сторонниками. В районы, населённые племенем Омату ввести элитные подразделения. Любые волнения и попытки мяжежа пресекать быстро и беспощадно.

Затем Нджала вернулся к теме переговоров. Обсуждение длилось ещё час, потом он заметил, что его советники засыпают на глазах и ничего путного присоветовать не смогут. Нджала всех распустил и пошёл спать. Он устал и сам, но по-прежнему был бодр и немного раздражителен. Хотелось женщину. За какие-то гроши можно купить чёртов вертолёт и слетать в Лондон. Но это будет неблагоразумно. А сейчас от него требуется исключительное благоразумие.

Контролер тоже мысленно находился в Лондоне. Он чувствовал, что физически не может оставаться в Соленте, когда в столице творится чёрт знает что. Кроме того, предполагалось, что времена, когда Британский Истеблишмент мог беззаботно отдыхать за городом в моменты международных кризисов, безвозвратно миновали. Так что вечером субботы он неохотно расстался с приморским пабом, пивом, солёнными морскими шуточками и погнал свой «Бристоль» в Лондон.

Где-то заполночь он позвонил Фрэнку Смиту. Тот был уже в постели.

– Не двигайся, – предложила Джоан, – пусть себе звонит.

– И не собираюсь, – ответил Смит, – ни двигаться, ни давать ему трезвонить.

Он поднял трубку.

– Смит.

– А, Фрэнк, это Контролер. Я беспокоюсь немного. Хотел поговорить.

– Прошу прощения, я занят.

– Занят?

– Занят в постели.

– Пардон? – переспросил Контролер. Тут до него стало доходить, – Ох…Ох, понимаю…

– Как насчёт завтра? В офисе. Скажем, в десять.

– Э-э, прекрасно, – смущённо пробормотал Контролер, – прекрасно. Э-э, Фрэнк, я чрезвычайно сожалею, что, э-э, потревожил тебя.

– Нисколько. Никогда не чувствовал себя настолько хорошо. Спокойной ночи, сэр.

Контролер провёл беспокойную и нервную ночь.

Министр забрал чёрную красотку прямо от театра, и, не упоминая о смерти жены, повёз в Фалхэм. Они сидели в удобных креслах у низкого стеклянного кофейного столика – она обнажённая, он – в полном костюме и, как обычно, пили шампанское. Он чувствовал себя очень смелым и чуточку развратным (дома у него висела репродукция «Завтрака на траве»).

Он рассказал ей позже, уже в постели.

– И как ты теперь?

– Ну… Я очень любил её.

– И мы всё равно будем заниматься этим? Сейчас, этой ночью?

– Несомненно.

– Парень, да ты крут!

– Какая разница – этой ночью, следующей, или через год?

– Да, но разве это не будет немножко…ну…неуважением?

– Не большим, чем, когда она была жива.

Воскресное утро выдалось ясным, солнечным и подозрительно тёплым для начала мая. «Мы ещё поплатимся за это» – предскажут старожилы и их предсказание несомненно сбудется. Как и всякое другое относительно английской погоды – главное, подождать достаточно долго.

Фрэнк Смит встретился с Контролером в десять. Контролер был встревожен.

– Мне это не нравится.

– Что в частности?

– В частности – ничего. Всё не нравится. Мне вообще ничего не нравится.

– Но ведь до сих пор всё идёт нормально. В смысле, Эбботт даже не догадывается о местоположении особняка.

Это было не утверждением, а скорее надеждой.

– И сколько ему понадобится, чтоб это выяснить? Это вам не трёхгрошового перебежчика прятать. Это действующий глава государства. И он не совсем похож на Дюймовочку.

– Решение всех проблем – по-быстрому закруглить переговоры и как можно скорее отправить его домой.

– У тебя всё готово?

– Самолёт в Гэтвике, может вылететь в любой момент.

– Следовательно, всё, что от нас требуется – всего лишь поторопить сукина сына.

– Да, сэр, всего лишь.

– Фрэнк, – поморщился Контролер, – сегодня я вполне обошёлся бы без шуточек.

– Я мог бы ещё раз поговорить с ним. Может удастся что-нибудь сделать.

– Думаю, вреда от этого не будет. А министр? Стоит, может, взять его с собой?

– У него жена умерла этой ночью.

– Да, слышал по радио. Думаешь, помешает?

Смит на секунду задумался.

– Нет. А его присутствие добавит внушительности. И выглядеть мы будем куда солиднее, имея с собой министра короны. Разумеется, если он не станет засыпать на ходу.

Контролер кивнул, рассеянно поводил в карандашом, постучал ногтем по зубу.

– Этот кавардак при Ватерлоо… Почему Шеппард не отправил туда человек двадцать?

– Эбботт вычислил бы их. Да они и так путались друг у друга под ногами. Кроме того, это было решением Шеппарда. И, ради разнообразия, я с ним согласен.

– Но это не сработало, не так ли?

– Из-за тех двух пьянчуг. Называйте это как угодно: невезением, совпадением, судьбой или провидением – но эта штука запортачила больше планов, чем любая человеческая глупость.

Контролер кивнул. Опять пощёлкал по зубам.

– Где, чёрт побери, Эбботт? Денег ему достать не удалось, все его друзья под наблюдением. Где он?

– У женщины.

– Женщины?

– Так думает Джоан.

– Она это как-то мотивирует?

– Никак. Инстинкт, интуиция, женское чутьё, или просто гадание на кофейной гуще. Она говорит, что услышала это в его голосе, когда говорила с ним по телефону.

– Услышала – что?

– Что у него есть женщина.

– Она умеет определять такое по голосу?

– Она так говорит.

– Господи.

– Вероятно, она знает его лучше, чем кто-либо.

– Знаю, но…

Контролер молча развёл руками.

– Есть идеи получше?

– Нет, но…– Контролер опять сделал неопределённый жест.

– У него всегда хорошо получалось с женщинами. Не хочу сказать, что он был чем-то вроде Казановы, но женщинам определённо нравился. Так что он вполне мог залечь у какой-нибудь симпатичной девочки.

– Что мы знаем об его девушках?

– Ничего, но может знать Элис. Она была его секретаршей до самого отъезда в Африку. Вполне может припомнить женщин, которые ему звонили или оставляли сообщения.

– Хорошая идея. Свяжись.

– У неё выходной.Попробую позвонить ей домой.

Он поднял трубку.

Эбботт сидел на согретой утренним солнцем скамейке в Гайд-парке, подальше от Угла Ораторов, с его речами и спорами, и беседовал с человеком по имени Чака бен Йегуда. Тот бегло говорил на английском.

– …Если бы, допустим, вы могли лечь на дно месяца на два или три. Дальше всё будет просто.

– Я могу исчезнуть на два или три месяца, пока шум не уляжется.

– Тогда – ничего сложного. Мы выдадим вам паспорт на чужое имя и вывезем вас. Может понадобиться некоторая маскировка – например, отрастить бороду или выкрасить волосы. Но никаких проблем я не вижу.

– Я хотел бы взять с собой одну девушку.

– Она связана с вами? Я имею в виду, о её связи с вами известно?

– Нет. Пару лет назад месяц или два она была моей секретаршей. И всё.

– Тогда ещё проще. Она вылетит, как туристка тем же рейсом, или следующим.

– Спасибо. Я не могу сказать, что она для меня значит.

– Думаю не больше, чем для нас – жизнь израильского агента.

Чака бен Йегуда встал.

– Ещё одно. Я знаю, вы несколько раз бывали у нас в стране. Но бывать и жить – вещи разные. Вам может не понравиться. Кроме того, всегда существует опасность войны. Это не самое безопасное место в мире.

– За исключением моей собственной страны, у меня нет другого места, где я бы хотел жить больше. А если понадобится – умереть.

Эбботт хотел добавить ещё что-то, но не знал, что. Нужных слов не находилось.

Наверное, Чака бен Йегуда чувствовал что-то похожее. Улыбка на секунду коснулась его лица, бледности которого не помогло бы никакое тропическое солнце. Бледности, заработанной одиннадцатью годами в русском лагере.

– Вы наш друг, – сказал он, – Мы помним это.

Они пожали руки и разошлись.

Да, они помнят своих друзей. Может быть даже крепче, чем своих врагов.

Эбботт вернулся на квартиру и обнаружил её пустой.

Контролер извинился, что вызвал Элис в выходной, особенно в воскресенье (хотя сама Элис не видела в этом ничего экстраординарного). Но это важно, и это связано с Ричардом Эбботтом.

Элис, как обычно, смотрела себе под ноги, на душе лежало что-то холодное и тяжёлое.

– Проблема: где он? Где может быть? Видите ли, нам известно, что денег у него очень немного. Это исключает гостиницы и пансионы. Родных и друзей уже проверили. Что осталось?

Элис молча смотрела в пол.

– По некоторым имеющимся у нас соображениям, он может находится у женщины.

Всё так же потупившись, Элис глухо сказала:

– Да, это возможно.

– Вы были его секретаршей перед тем, как он уехал в Африку, – сказал Контролер, – он тогда как раз разошёлся с женой.

– Может припомнишь, были у него тогда какие-нибудь подружки? – добавил Смит.

– Да, две или три. Значит так, одну звали Барбарой, другую Дженис. Или Джанет? Что-то вроде этого. И была ещё одна, он называл её Польди.

– Сокращённое от Леопольдины, – заметил Смит, – австрийка?

– Акцент был похож на немецкий.

– Вы видели кого-нибудь из них в лицо? – спросил Контролер.

– Нет. Только говорила по телефону.

– Не знаешь, спал он с какой-нибудь из них? – опять вмешался Смит.

Контролер смущённо кашлянул. По его мнению, Смиту стоило использовать более корректное выражение. «Был близок», например.

Не поднимая глаз, Элис ответила:

– Мужчины обычно спят со своими подружками, не так ли?

– Не знаешь, где они жили?

– Нет. Но у меня могли остаться их номера, в старых записных книжках.

– Поищи, может найдёшь их, хорошо?

– Как ты?

– Вполне.

– Они были удовлетворены?

– Контролер сказал: «Умная девочка. Ещё бы немного таких нам совсем не помешало.

Эбботт улыбнулся.

– Но они уже вычислили, что ты живёшь с женщиной.

– Как и ещё двадцать миллионов мужчин в этой стране. Процесс исключения обещает быть долгим. Ладно, куда идём сегодня?

– Ну, в «Керзоне» как раз новый фильм, хотела его посмотреть… – она тряхнула головой, – Нет. Выходить сейчас – безумие. Зачем тебе ненужный риск?

– Но сегодня замечательный день. Может быть лучший – на очень долгое время. Кто знает? Как насчёт съездить за город? Сесть в этот твой, как его?

– «Флоренс».

– «Флоренс». Устроить пикник, поваляться на солнце…в общем, всё, что делают влюблённые.

– Здорово! Как здорово! Нет. Нет, мы не можем. Такой риск.

Он притянул её к себе. Поцеловал глаза, уши, в лоб и, в конце концов, в губы с такой нежностью, что у неё перехватило дыхание.

– Время, – прошептал он между поцелуями, – это всё, что у нас есть. И его не слишком много.

– Но…

– Никаких «но».

– Если ты меня не отпустишь, я вообще думать не смогу. Нет, не отпускай. Что угодно, только не отпускай.

Он отпустил её. Элис вздохнула и вздрогнула, будто просыпаясь ото сна.

– Что возьмём?

– Портвейна бутыль.

– Я насчёт поесть.

– Не знаю. Сэндвичи. Что хочешь.

– Немного паштета, немного сервелада…почему ты улыбаешься?

– Разное. Например, ты.

– Ты считаешь, что я забавная?

– Да. И очень привлекательная.

19.

Смит с министром приехали в Питерсфилд к обеду и застали Нджалу в превосходном настроении. Его ожидал прекрасный день и ещё более прекрасная ночь.

Итак, чем он может быть полезен джентльменам?

– Как вы знаете, – начал министр, – президент торговой палаты с двумя советниками прибудут для продолжения переговоров сегодня после обеда…

– Поразительно, не так ли? Госслужбы работают в воскресенье, звёзды срываются с небес, мир летит кувырком.

– Нам, разумеется, не хотелось бы каким-либо образом торопить или беспокоить вас…

– Я не беспокоюсь, министр, совсем не беспокоюсь.

Нджала подарил их широкой белозубой улыбкой.

– Но мы были бы чрезвычайно признательны, если бы переговоры могли быть завершены как можно быстрее.

– Ввиду опасности сложившейся ситуации, – добавил Смит.

– Знаете, – ещё одна белозубая улыбка, – Я начинаю думать, что на самом деле всё это подстроено с целью получить концессию по низкой цене.

– Ваше Превосходительство, – начал министр, – заверяю вас…

– Мой дорогой министр, я не намерен уступать англичанам. Особенно в бизнесе. Вспомните Биафру. Существуй в мире хоть какое-то подобие социальной справедливости, о которой так любит говорить ваше правительство, – Британия непременно пришла бы на помощь бедной маленькой Биафре. Этого не произошло. Слишком большие затраты.

– Ваше Превосходительство, я вынужден протестовать…

– Или взять Южную Африку. Протестовать против апартеида легко, приятно и не стоит ни цента. Но попытайся кто-то помешать торговле – а ЮАР, кажется, ваш третий по величине покупатель – и у этого кого-то начнутся проблемы.

Резко вмешался Смит:

– Сэр, я не занимаюсь ни финансами, ни политикой. Только вопросами безопасности. А ситуация, как мы пытаемся довести до вашего сведения, складывается угрожающая. И она будет ухудшаться, без преувеличения, с каждым часом вашего пребывания здесь.

Опять широкая улыбка.

– Мой дорогой мистер Смит. Я привык к опасности. Я живу так всю жизнь. Вы не поверите, если я расскажу, сколько раз меня собирались убивать. И здесь я чувствую себя в большей безопасности, чем где бы то ни было за пределами своего укреплённого дворца. Все эти вооружённые люди, и этот, как его, снайпер из летнего домика.

– Сержант Клиффорд.

– Необыкновенный стрелок, я уже слышал. Молниеносная реакция, исключительная меткость.

Он подошёл к западному окну и посмотрел вниз, в сторону летнего домика. Сержант Клиффорд неподвижно сидел у открытого окна. На коленях у него покоился Армалайт, созданный специально для уничтожения Нджалы, а теперь, по иронии судьбы, используемый для его защиты.

– Вот, его милость Большая Шишка, – сказал Клиффорд.

Шеппард, находившийся в том же домике, спросил:

– Обзор как?

– Неплохой.

– Что думаешь об остальных приготовлениях?

– Вполне удовлетворительно. Слабые места прикрыты. Покажется – будет трупом.

Он продолжал поглаживать ружьё, неосознанно, как мужчина, гладит женщину, с которой только что занимался любовью – просто потому что приятно ощущать округлость и мягкость её форм и бархат кожи.

Обед проходил под бормотание радио, включённого на новостях LBC.

– Прошу прощения, – сказал Нджала, – но события мне нужно знать точно, особенно теперь. О заговорах желательно узнавать если не первым, то одним из первых.

Эбботт вёл древний и не слишком хорошо чувствующий себя «Флоренс» (небольшой ремонт, смена цилиндров и распределителей зажигания ему весьма не помешала бы) к местечку неподалёку от Бокс-Хилл. Местечко, как правило пустовало даже в самые тёплые воскресные дни.

– Как она тебе? – счастливо спросила Элис.

– Пардон?

– «Флоренс».

– А, «Флоренс». Неплохо, неплохо. Очень даже.

По правде говоря, он находил машину шумной, тесной и тряской, как впрочем и любые малолитражки.

– И приятно так, с откинутой крышей, скажи ведь? Особенно в жаркие дни.

А ещё уносит выхлопные газы, пробивающиеся сквозь пол.

К двум часам они нашли укромное местечко вдалеке от дороги и припарковали «Флоренс» в тени старых деревьев.

– Разве не замечательно? А как тихо и спокойно! Как будто на необитаемом острове!

Элис сияла от счастья.

Они разбили пикник, пообедали яйцами вкрутую, паштетом и сервеладом, выпили красного вина.

Потом они шли лесом, крепко взявшись за руки.

– Запах цветущей таволги в летнем лесу, – пробормотал он.

– Что?

– Я всегда буду помнить его.

– На что он похож?

– Она очень ароматная, с маленькими белыми цветочками.

– Я не чувствую. Даже не вижу.

Он показал:

– Вот, смотри. Но сейчас ещё рано для цветов. И для ароматов. Это всё в июне.

– Почему ты всегда будешь помнить его?

– Запах детства. Тогда всё было ярче.

Он прошли ещё немного. Солнце стало припекать с неожиданной силой и обоих потянуло в сон. Они улеглись в тени деревьев, обнялись и некоторое время целовались – не из страсти, а просто, чтобы найти поддержку друг у друга. Потом заснули, точнее задремали – просыпались, теснее прижимались друг к другу и засыпали дальше.

К четырём они проснулись окончательно, улыбнулись друг другу, поцеловались и побрели обратно к машине, всё так же держась за руки. Пили горячий кофе из термоса, любовались зеленью весенней листвы, и тем, как ветер колышет травы и не думали ни о чём. Им просто было хорошо друг с другом.

Грелись на солнце, смотрели на природу вокруг, не видя её. И ловили каждый миг этого общения – им не нужно было ни слов, ни прикосновений.

Это был миг спокойствия, последний миг уходящего дня.

В Лондоне происходило нечто ужасное, но они узнают об этом только после.

Переговоры в Лейфилд-холле шли хорошо – хорошо для Нджалы: согласно инструкциям, полученным президентом торговой палаты и его советниками, скорость значила больше выгоды.

Нджала был всё так же ловок и внимателен, но вполуха продолжал слушать радио.

Вскоре после четырёх сообщили: взрыв на Трафальгарской площади, во время встречи ветеранов еврейского происхождения. Погибло шесть человек, имеются раненые. Точное число жертв неизвестно и продолжает расти.

Бомба, небольшой чёрный чемоданчик, была брошена в толпу из автомобиля, на большой скорости появившегося со стороны Стренда, пересекшего площадь и скрывшегося по Пэлл-Мэлл. Автомобиль нашли на Сент-Джеймс. Там преступники, двое мужчин, вероятно пересели на другую машину и исчезли.

Нджала выключил радио и заявил:

– Как вам известно, я – противник сионизма. Однако я категорически осуждаю терроризм и убийства невиновных. Предлагаю почтить память погибших минутой молчания и отложить переговоры до завтра.

Все встали. Печальнее всех выглядел сам Нджала, время от времени невзначай касавшийся своего браслета.

Эбботт привёз Элис в маленький паб у Окли, где им подали простую и вкусную деревенскую пищу – мясной пирог с почками и бутылку бургунского.

– Чем ты думаешь заняться сегодня вечером?

– Вернуться домой. Валяться на диване, смотреть телек. Потом меня потянет ко сну. И я лягу в постель с моим мужчиной, самым красивым в мире. Знаешь, какой ты красивый?

На обратном пути они включили радио и узнали про взрыв. Ответственность за взрыв взял «Чёрный сентябрь».

Оставшуюся дорогу ехали молча. Элис стала мёрзнуть и надела кардиган.

Собранные фрагменты чемоданчика и бомбы были аккуратно разложены на столе у Контролера.

Кроме Контролера присутствовали Смит, два эксперта из сапёрного отдела Скотленд-Ярда, Шеппард и министр.

– Это новый тип бомбы, – объяснял один из экспертов, – либо улучшенная модификация старого. Разлёт осколков происходит на высоте двух-четырёх футов. Что крайне усиливает поражающее действие.

Он погрузился в подробности устройства бомбы, действия механизма, детонатора и прочих подробностей, объясняя ислючительно доступно и понятно – для второго эксперта. Остальные присутствующие понимали слабо.

Контролер тепло поблагодарил обоих экспертов и они удалились.

– Что бы мне хотелось знать, – сказал он, – так как им удалось провезти чёртову бомбу через границу, при всех этих штуковинах в аэропорту.

– Может, им помогла ИРА? – предположил Смит.

– Думал об этом. У ИРА достаточно своих проблем с провозом оружия, чтобы ещё помогать кому-то со стороны.

– Как бы то ни было, – вмешался министр, – о контактах между ИРА и «Чёрным сентябрём» нам неизвестно, не так ли?

– Отсутствие информации о контактах, – сказал Контролер, – не исключает самих контактов.

Повисло молчание. Нарушил его Шеппард.

– Зато нам известно о контактах между «Чёрным сентябрём» и Нджалой.

– Известно, – согласился Контролер, – у них была секретная встреча в Бейруте (то есть это Нджала думал, что она секретная), когда он приезжал туда на выходных.

– Он свободно мог провезти для них этот чемоданчик. Никто не проверяет багажа действующего главы государства.

– Вы что, – сказал министр, – хотите сказать, что Президент Нджала мог…

– Именно это я и хотел сказать, – отрезал Шеппард.

– Ваши доводы?

Шеппард вздохнул.

– Ну, боюсь их не слишком много. Пара странностей, ничего не значащих сами по себе, но задним числом кое о чём говорщих.

– Впечатляющее начало, – сухо прокомментировал министр, – продолжайте.

– Если вы не возражаете, я предпочёл бы, чтобы продолжал сержант Робертс. Он вчера дежурил в отеле. Смышлённый парнишка. На самом деле смышлённый. Он ждёт снаружи.

Сержанта позвали и Шеппард обратился к нему:

– Некоторых из этих джентльменов ты знаешь, остальных тебе знать ни к чему. Расскажи им то, что ты рассказывал мне.

Робертс был юным и интеллигентным. Вначале он нервничал и покашливал, потом успокоился.

– Ну, значит, вчера днём Президент Нджала и его секретарь спустились в ресторан. Ну, это уже необычно. Я их там видел до того всего раз, но тогда был показ мод и ясно, что они спустились на пташек поглазеть. То есть, хочу сказать…

– Всё в порядке, сержант, – подбодрил его Контролер, – мы поняли, что вы хотели сказать. Продолжайте.

– Я и говорю, он нечасто бывает в отеле днём, а когда и бывает, то чай пьёт у себя в номере.

– Ну и? – сказал Шеппард, – что с того, что ему взбрело в голову для разнообразия выпить чашечку в ресторане?

– Ничего, сэр. Это то, что я сказал себе. Но вот ещё одно – с собой он взял дешёвый чёрный чемоданчик. Знаете, из этих – по дюжине за шиллинг.

Контролер показал на свой стол.

– Похож на этот? Точнее, на то, что от него осталось.

– Трудно сказать, но…думаю, да. И ещё одна непонятная штука: почему Нджала тащил его сам? Хочу сказать, почему не дал секретарю? Конечно, я ничего такого не подумал, просто знаете какие иногда странные глупые мысли лезут в голову с нечего делать.

– Я не считаю ваши мысли ни странными, ни глупыми, – сказал Контролер, – полагаю, они отражают инстинктивное восприятие, которое ещё много раз поможет вам в работе.

– Потом появились эти студенты… ну, я подумал, что они студенты. Были одеты, как студенты, у всех книги. А у одного – чемоданчик – точно такой, как у президента Нджалы. Да, я проверил книги. Вы же знаете, в них легко можно вырезать тайник для оружия.

Он сделал паузу.

– Потом осмотрел чемодан. Там был только конверт с надписью, кажется на арабском. Внутри золотой браслет – большой, тяжёлый, в форме рук, сжатых в рукопожатии. Этот студент – приятный такой молодой парень – улыбнулся и сказал, что это подарок на день рождения его брата. У него была ещё квитанция от какого-то ювелира из Парижа. Потом они стали садиться, а Нджала кажется узнал их, подозвал и они уселись за его стол. Пили чай, шутили, смеялись. Потом ушли. С книгами и чемоданчиком.

Робертс снова помолчал, в голосе его появилась горечь.

– Конечно, будь я умнее, должен был потребовать осмотреть чемодан и на выходе.

– Сержант Робертс, – отчеканил Контролер, – не существовало ни малейшей причины осматривать его снова. И разумность ваших действий не поставит под сомнение никто. Совсем наоборот. Они будут учтены и отмечены. И не только мною, не так ли, суперинтендант Шеппард?

– Совершенно верно, сэр, – откликнулся Шеппард.

– Спасибо, сержант Робертс, – сказал Контролер, – я на самом деле благодарен вам.

Робертс коротко поклонился и вышел.

– Могу добавить лишь, – заговорил Шеппард, – в субботу вечером я заметил на Нджале золотой браслет в форме сжатых в рукопожатии рук. Я обратил внимание, потому что он всё время игрался с ним.

– Итак, – подытожил Контролер, – похоже, наш друг и союзник, ради защиты которого мы прикладываем столько усилий, только что помог «Чёрному сентябрю» убить полдюжины человек на Трафальгарской площади.

– Минутку. Подождите минутку, – вмешался министр, – есть же похожие браслеты.

– И тысячи чемоданчиков, – поддакнул Смит.

– Согласен, это выглядит подозрительно, – продолжал министр, – но это может…это может быть простым совпадением.