Лучший из лучших

Дэвид Александер, Хейфорд Пирс
 
Лучший из лучших

      Утро вторника 27 июля 2047 года предвещало Ройсу Хантеру исполнение заветнейших желаний. В течение без малого сорока четырех часов Хантер наслаждался жизнью. А потом начался кошмар.
      На экранах радаров, что следили за «Покорителем Титана-3», появилась крохотная искорка.
      Шесть дней назад «Покоритель» преодолел невидимый рубеж, точку на полпути между Юпитером и Сатурном, и теперь его отделяло от цели — одного из спутников Сатурна — около сотни миллионов миль. Расстояние до Земли составляло свыше восьми астрономических единиц, то есть без четверти миллиард миль. Что гораздо важнее, пояс астероидов, этакая космическая паутина, остался в пяти АЕ позади; иными словами, поблизости от корабля просто-напросто не могло быть никаких искорок, тем более на удалении в 0,0019 АЕ, что меньше расстояния от Земли до Луны.
      Бортовой компьютер корабля проанализировал ситуацию, принял к сведению, что двое пилотов по-прежнему пребывают в анабиозе, и решил ничего пока не предпринимать.
      Двенадцать минут спустя искорка на экранах радаров резко изменила курс (чего не заметили ни Стефан Любчек, ни Нэнси Чан) и двинулась наперерез «Покорителю Титана».
      Бортовой компьютер немедленно разбудил обоих пилотов. Ситуация требовала вмешательства людей: ведь физические тела, даже осколки астероидов или метеориты из-за пределов Солнечной системы, перемещаются в соответствии с законами баллистики, меняя направление движения лишь под влиянием гравитации или солнечного ветра. Следовательно, сообщил компьютер, объект представляет собой либо пилотируемый корабль, либо автоматический зонд. А данные навигационной сети свидетельствуют, что ближайший к «Покорителю Титана» земной звездолет находится на Луне, в космопорте Форт-Декстер.
      Чтобы достичь Земли, радиограмме, отправленной с борта «Покорителя», потребовалось 69,7 минуты. Через девяносто семь минут после того как компьютер разбудил майора Любчека и капитан-лейтенанта Чан, Ройса Хантера подняли с постели. Хантер поставил вариться кофе и, осоловело моргая, поглядел в окно, на пустыню Невада, над которой сверкали звезды. Похоже, подумалось ему, звезды вознамерились спуститься к человеку, не дожидаясь, пока тот соберется с силами и поднимется к ним.
      Директор Программы по исследованию дальнего космоса пригубил кофе, недоуменно покачал головой, прикинул, не разбудить ли Каролину. Не стоит, торжества по случаю Первого Контакта можно отложить на потом, сначала необходимо выяснить, с чем, собственно, предстоит иметь дело. Так что пускай Каролина спит.
      Через два часа двадцать минут после того как радары засекли неопознанный объект, тот уравнял свою скорость со скоростью «Покорителя Титана». Пилоты земного корабля прильнули к обзорному экрану: глаза широко раскрыты, сердца у обоих бешено колотятся. Серебристое нечто было явно искусственного происхождения и построили его явно не люди.
      В борту чужого звездолета открылся люк, появилось существо в скафандре, которое сделало приглашающий жест (должно быть, существуют жесты, значение которых одинаково истолковывают все обитатели Вселенной). Майор Стефан Любчек не стал дожидаться приказов начальства, то бишь Ройса Хантера: надел скафандр, прикрепил к скобе люка страховочный трос и вышел наружу, чтобы преодолеть пятнадцать ярдов, разделявших сейчас корабли. К черту Неваду и Ройса Хантера! Разве можно упускать шанс войти в историю? Второй пилот «Покорителя», давний партнер майора капитан-лейтенант Нэнси Чан принялась передавать на Землю все, что сообщал ей по радиосвязи Любчек.
      Девять часов спустя майор Любчек возвратился на «Покоритель Титана» и отправил в штаб-квартиру Программы свой собственный зашифрованный отчет. Последняя война отгремела на Земле столетие назад, вместе с ней осталась в прошлом всеобщая шпиономания; по прежним меркам, службы безопасности откровенно бездельничали. Впоследствии официальные лица подтвердили, что шифрограмму майора приняли сотни радиолюбителей (не говоря уже о профессионалах) и что архаический код был за считанные минуты расшифрован по меньшей мере четырьмя суперкомпьютерами.
 
      На протяжении двух последующих дней Ройс Хантер практически не сомкнул глаз. Но вот через сорок четыре часа, после того как стало известно о появлении инопланетян, он выбрался из машины и, пошатываясь от усталости, вошел в дом. На кухне его встретила Каролина. В десять часов вечера детям давно полагалось спать, но Морина и Чарли не ложились — ждали, когда придет отец.
      — Расскажи про людей со звезд, — попросила семилетняя Морина, дергая Хантера за рукав, а пятилетний сынишка тем временем обхватил отцовские ноги.
      — Ты их видел, папа?… Ты видел…
      — Тихо, — одернула детей Каролина. — Дайте папе отдохнуть, а потом…
      Из гостиной донесся звон — разбилось оконное стекло, следом раздался оглушительный грохот, сверкнула ослепительная вспышка. Ройсу почудилось, будто он заснул и видит во сне, как тянется к нему, точно лепестки гигантского цветка, развороченная взрывом стена кухни.
 
      Прошло три дня, прежде чем Ройс пришел в себя и узнал, что находится в военном госпитале, что жена и дети погибли, а сам он лишился обеих рук, ушей, одного глаза и ноги. Короче, как говорили врачи, выжил Хантер просто чудом.
       Выжил… Хантер жалел, что остался в живых.
      Не в силах одолеть воспоминания, Хантер потребовал, чтобы ему установили ВР-блок, с помощью которого ушел в благословенный мир виртуальной реальности. Сидя в шезлонге под пышной сенью высокого платана, Хантер наблюдал за Мориной и Чарли, которые — под бдительным взором Каролины — плескались в бассейне. Он вполуха прислушивался к веселым крикам детей, потягивал лимонад, а порой закрывал глаза и погружался в безмятежный сон.
      На четырнадцатый день после взрыва в призрачном мире с платаном и бассейном раздался новый голос, принадлежавший Чалукье Раштакуте, главному администратору базы. Этот голос окликал Хантера несколько часов подряд, настойчиво нашептывал что-то в искусственное ухо, подсоединенное напрямую к слуховому аппарату Ройса.
      — Уходи, — пробормотал Хантер, глядя, как Морина гоняется вокруг бассейна за Чарли.
      — Нам нужна твоя помощь.
      — Я не хочу никому помогать.
      — А чего ты хочешь?
      — Ничего. Нет, я хочу умереть. Уходи.
      — Террористов поймали, — проговорил Раштакута, будто не обратив внимания на последние слова Хантера. — Их оказалось свыше двухсот. Пострадала не только твоя семья. Они пытались уничтожить всех, кто связан с Программой. Ущерб от взрывов оценивается в полмиллиарда долларов, погибли сорок семь человек. Хиракава, Хардекер, Монико, Фахардо, Чейн, Штумпель, Парсон, Дмитриев, Салли Пак…
      — Салли Пакворт? Погибла?
      — Да. А еще — Хитчинс, Росси, Венгель… — Раштакута словно читал заупокойную молитву.
      — Но почему? — прошептал Хантер.
      — Все террористы — члены религиозной секты из лесов Орегона. Каким-то образом им удалось забраться в компьютер, подключенный через сеть к одному из наших, и в результате они твердо уверились, что именно мы привели на Землю дьявола.
      — Какого дьявола?
      — Трахенди.
      — Ох! — Хантер помолчал минуту-другую. — Знаешь, дьявол, быть может, существует на деле. Иначе как объяснить то, что случилось с Каролиной, Мориной, Чарли?…
      — Не знаю, — ответил Раштакута. — Послушай, Ройс, нам необходима твоя помощь.
      — Зачем? Что я могу сделать?
      — Думаю, спасти человечество.
      — Я? — Неожиданно с губ Хантера сорвался жуткий, клекочущий смешок. — Да ты посмотри на меня! — Снова тот же звук. — Разве я похож на спасителя человечества? — Он обессиленно откинулся на подушку.
      В ответ Раштакута принялся зачитывать фрагменты из отчетов майора Любчека, полученных за последние две недели («Покоритель Титана» изменил курс и теперь на полной скорости возвращался к Земле).
      Хантер прикрыл глаз, отвернулся, попытался отключиться от происходящего… «Каролина! — воскликнул он мысленно. — Неужели тебя больше нет?!»
 
      Через тридцать четыре дня после Первого Контакта у Хантера состоялся разговор по видеофону с пятью наиболее могущественными людьми на планете: президентом Соединенных Штатов, премьер-министром Китая, а также двумя мужчинами и женщиной, которые являлись членами исполкома Всемирной Федерации. Все собеседники Ройса находились в представительстве Федерации на берегу
      Женевского озера; что касается Хантера, он по-прежнему оставался пациентом госпиталя космической базы Неллис в центральной Неваде. Когда его лицо с черной повязкой на месте левого глаза появилось на экране, все остальные поспешно отвели взгляды.
      — До их приземления осталось семьдесят восемь дней, — сообщил Хантер, повернувшись к члену исполкома от Европейского Протектората, — и тут уже ничего не поделать.
      — Признаться, я не понимаю, почему вы придаете такое значение этому…
      — Советник Торне, майору Любчеку с громадным трудом удалось выторговать для нас срок в четыре лунных месяца. Трахенди оказались весьма несговорчивыми личностями. Скажу прямо, беседа майора с инопланетянами ничуть не напоминала переговоры. — Хантер окинул взглядом слушателей. — Все вы читали его отчет. Трахенди, не вдаваясь в дипломатические тонкости, просто-напросто заявили Любчеку, что в скором времени планируют совершить посадку на Земле, причем уточнили, когда и где именно. По счастью, майор сумел добиться пусть маленькой, но отсрочки.
      — Все это нам известно, мистер Хантер, — произнесла премьер-министр Ли. — Мы внимательно следим за развитием ситуации.
      — Ну разумеется, — кивнул Хантер. — Я так вообще не могу думать ни о чем другом. Трахенди разыграли сцену первого контакта как по нотам. Они к ней явно готовились.
      — На чем основаны ваши выводы?
      — Разве не ясно? Встречу в космосе устроили таким образом, чтобы а) не вызвать паники; б) сообщить нам о своих намерениях и в) показать, что с ними следует считаться.
      — Тем не менее мне непонятно, зачем понадобилось собирать нас всех вместе, — проворчал советник Гупта, представитель Индийской конфедерации. — Неужели вы надеялись, что мы дружно примемся дрожать от страха?
      — Послушайте, — отозвался Хантер таким тоном, словно разговаривал с умственно отсталым ребенком, — я имею в виду не протокол и не тому подобную чушь. Как вы не понимаете?! Человечеству грозит смертельная опасность!
      — Опасность? Вы хотите напугать целую планету одним-единственным звездолетом?
      — Мне показалось, они настроены достаточно миролюбиво, — заметил Торне. — Если суммировать все, о чем трахенди говорили с майором Любчеком, сам собой напрашивается вывод, что они хотят установить обычные дипломатические отношения. Вспомните, о чем шла речь: иммиграционный контроль, дипломатическая неприкосновенность, импорт-экспорт, карантин для экипажей и пассажиров космических кораблей, торговые контракты и так далее. Что же вас напугало, мистер Хантер? То, что они прибыли к нам со звезд на корабле, который движется быстрее света?
      Хантер со вздохом повернулся к Катерине Могуиба, представляющей Панафриканский Совет независимых государств:
      — Мадам Могуиба, что произошло, когда нога белого человека ступила на Африканский континент?
      — Не вижу никакой связи! Мы, земляне, — думаю, нас можно так называть — высоко цивилизо…
      — Уверен, ваши африканские предки тоже считали себя далеко не последними людьми. Точно так же, как инки или североамериканские индейцы. А японцы и китайцы знали наверняка: по сравнению с ними европейцы — грубые варвары. И что в итоге?
      Все эти народы столкнулись с культурами, более развитыми в техническом, научном, политическом, социально-экономическом отношении. С культурами, которые обладали передовыми для своего времени системами связи, отличались гораздо большей терпимостью и широтой взглядов. Короче, были просто умнее.
      Могуиба, премьер-министр Ли и советник Гупта раздраженно переглянулись.
      — Мистер Хантер, мы полагали, что с расизмом давно покончено…
      — Европейцы в отличие от тех, с кем они столкнулись на других материках, кого в конце концов покорили, изобрели пароходы, открыли электричество, вывели дифференциальное исчисление, привыкли к многообразию политических и культурных систем. А те же американские индейцы, к примеру, не имели даже письменного языка! Вполне естественно, что за несколько столетий кучка европейцев покорила весь мир, — холодно заключил Хантер. — Если хотите, можете считать меня расистом, но факты остаются фактами.
      — Полагаю, — проговорил президент Клейборн, постучав по столу костяшками пальцев, — пора перейти от истории к настоящему времени.
      — Вы правы, господин президент, я как раз собирался это сделать. Преимущество Европе давали культура и наука. — Хантер сменил позу, подался вперед, ближе к экрану видеофона. — Что касается трахенди, они, во-первых, обладают теми же преимуществами, а во-вторых, еще кое-чем.
      — Объяснитесь, мистер Хантер, — потребовал советник Торне.
      — Отчет майора Любчека… Нет, по словам Раштакуты, это вовсе не бросается в глаза — по крайней мере, тем, кто принимает решения. Вот почему он выдернул меня…
      — Простите?
      — Нет, ничего. Дело в том, что трахенди просто-напросто умнее людей.
      — Глупости! Откуда вы взяли?
      — Теория множеств, теория игр, классические математические загадки… Представьте себе, как торговцы из Брюсселя пытаются обсуждать то же самое с эквадорскими индейцами! Любчек утверждает, что трахенди подсказали ему решение задачи о трех телах, и он понял, как надо ее решать, но пять минут спустя уже не сумел восстановить логику рассуждений. Затем, отвечая на его вопрос, трахенди на протяжении десяти минут читали лекцию о политическом устройстве своего общества, точнее, о том, что сами называли «Разумными протоколами взаимодействия, с точки зрения теории множеств». И Любчек снова почти уловил смысл! Может сложиться впечатление, что майора откровенно дурачили, но, уверяю вас, это не так. Как я уже сказал, Любчек профессионал и высококлассный специалист.
      Дамы и господа, давайте смотреть в лицо фактам. Трахенди просто-напросто умнее людей или, если вас оскорбляет эта формулировка, продвинулись гораздо дальше по пути интеллектуального роста. На переговорах с ними мы, сами того не заметив, обязательно угодим в ловушку и потеряем в результате все, что только можно потерять.
      Собеседники Хантера долгое время молчали.
      — Не хочу сказать ничего плохого о вашем майоре Любчеке, мистер Хантер, — нарушила наконец тишину премьер-министр Ли, — однако в Китае очень много самых настоящих гениев, которые вполне могут представлять человечество на переговорах с трахенди.
      — Госпожа премьер-министр, гении, как правило, гениальны в чем-то одном. Несмотря на всю гениальность Эйнштейна-физика, в житейских мелочах лично я не доверил бы ему элементарный поход в магазин.
      — Да, но…
      — Подумайте, а вдруг эти трахенди — типичные представители своей расы? Что, если они и впрямь заурядные торговцы, коммивояжеры, пионеры, лесные разведчики вроде Дэниела Буна ? Если так, кто же прилетит следом? Уже сейчас мы столкнулись с тем, что не можем догадаться об их истинных намерениях, а через три месяца они выкопают нам такую яму, из которой мы будем выбираться лет этак сто.
      — Мистер Хантер! — презрительно бросил советник Гупта. — Ваши неоправданные опасения…
      — Сколько времени понадобилось семинолам или апачам, чтобы понять, что с ними произошло в действительности и что нужно делать, чтобы снова не угодить в западню? И что им было известно о промышленной добыче меди, правах собственника прибрежной полосы, о разнице между опционом и контрактом или о праве аренды на нефтяные месторождения?
      — Позвольте заметить, — произнес советник Гупта, сердито щелкнув пальцами, — что перед тем как согласиться на встречу, мы проверили состояние вашего здоровья, мистер Хантер. Не помню точно, как это сформулировано в медицинском заключении, однако вы, по-видимому, подвержены острым приступам депрессии и неоднократно выражали желание остаться навсегда в мире виртуальной реальности. Указанные обстоятельства мешают нам принимать ваши заявления всерьез.
      — Да, на меня подействовала гибель жены и детей. Но я не хочу, чтобы такое горе постигло других людей, поэтому и пытаюсь добиться вашего понимания. После того что случилось со мной, я стал ценить жизнь гораздо больше, чем прежде.
      — Хорошо, мистер Хантер, — вмешалась премьер-министр Ли, — допустим, что вы ничуть не преувеличиваете грозящую Земле опасность. Что отсюда следует? И что, по вашему мнению, необходимо предпринять?
      — Все очень просто, — отозвался Хантер. — Нужно, чтобы человечество на переговорах с трахенди представлял кто-то умнее нас шестерых вместе взятых.
      — Однако вы сами сказали, что для подобной роли не годятся даже гении.
      — Разрешите мне прибегнуть к сравнению. Скажем, у советника Торне есть французский пудель, самый умный пудель на свете, настоящее чудо природы. Если показать ему газету и попросить принести свежий номер, он выполнит вашу просьбу. Тем не менее, несмотря на то, что этот пудель — умнейшая собака во Вселенной, он все равно был, есть и останется собакой. В состязании с человеком у собаки нет ни малейшего шанса, конечно, я имею в виду интеллектуальное состязание, а не выяснение того, у кого лучше нюх или кто громче лает.
      Дамы и господа, я убежден, что переговоры с трахенди, если мы попытаемся вести их самостоятельно, неминуемо закончатся принятием каких-нибудь кабальных условий. Однако в отличие от собак люди способны совершенствовать свой интеллект. Мы можем создать нового человека, который сумеет противостоять чужакам.
      — За три месяца? — недоверчиво переспросил президент Клейборн. — Что вы такое говорите, мистер Хантер?
      — Я имел в виду, что мы можем построить мощный нейристорныи компьютер и подключить его напрямую к человеческому мозгу. Мозг будет обеспечивать ввод-вывод информации и организовывать мыслительный процесс, а компьютер ускорит обработку данных и позволит человеку размышлять сразу о нескольких вещах. Если повезет, этот гибрид спасет Землю. Мистер президент, я не специалист по компьютерам, поэтому излагаю то, что предложили профессионалы. Следует использовать машину класса ПОП-1271 с высокоскоростной шиной и силиконовым биоинтерфейсом. Такого компьютера на сегодняшний день, естественно, не существует, поэтому нужно его создать, и как можно быстрее.
      — Класс ПОП? — пробормотал советник Торне. — Что это значит?
      — ПОП расшифровывается как «параллельный оптический процессор». Эти процессоры появились лет сорок — пятьдесят тому назад, однако наступили Черные Годы с их антинаучной истерией. Когда же интерес к компьютерам возник снова, выяснилось, что все разработки ПОП — собственность Всемирной Федерации. Чтобы договориться о чем-то с Бюро секретных проектов, даже сегодня требуется заручиться одобрением исполкома.
      — Мы совершенно сознательно не снимаем с проекта ПОП гриф секретности! — заявила Могуиба. — А то, что вы предлагаете, просто неслыханно! Ни один человек в здравом уме…
      — Мадам, я признаю, что мой план продиктован отчаянием и почти наверняка провалится, но выбора у нас нет. На карту поставлена судьба человечества. Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Готовы ли вы принять на себя ответственность за то, что африканцы, столько лет боровшиеся за свободу и независимость, снова окажутся в рабстве? Готовы ли отдать свою расу на растерзание новым захватчикам?
      — Но кто будет тем человеком?…
      — Конечно, я, — откликнулся Ройс Хантер.
 
      Около двух часов ночи Джейкоб Латтек отодвинулся от Хантера, присел на стул и поднес к губам четвертую чашку кофе.
      Хантер сидел в инвалидном кресле на воздушной подушке. Протезы помогали ему выполнять различные движения. Искусственные пальцы на удивление легко управлялись с автоматикой кресла.
      — Ну что, Джейкоб, получится у нас? — спросил он, сделав глоток теплого чая (после взрыва организм не воспринимал ни горячего, ни холодного).
      — Машина, которую нам предоставила Федерация, для начала вполне сгодится. Разумеется, ее необходимо усовершенствовать…
      — Хватит вилять! Получится или нет?
      — Может быть.
      — А когда ты дашь мне окончательный ответ?
      — Через пару месяцев.
      — Через пару месяцев трахенди уже будут на Земле!
      — Вот именно. — Латтек покачал головой. Внешностью он сильно смахивал на древнего викинга: длинные усы, густые светлые волосы, ниспадавшие ниже широких плеч, массивная грудная клетка. В его присутствии лаборатория базы Неллис уменьшалась до размеров собачьей конуры. — Во всяком случае, шанс есть, но неизвестно, сумеем ли мы им воспользоваться. А чтобы установить, да или нет, нужно как минимум два месяца.
      — Господи, Джейкоб, перестань пудрить мне мозги! Меня интересует, что думаешь лично ты!
      — Я? Это другое дело. — Как обычно, нейрокибернетик проигнорировал кислую усмешку, что появилась на лице Хантера, стоило Латтеку употребить излюбленную фразу. — Что ж, мне кажется, должно получиться. По крайней мере, начало положено. — Он ткнул пальцем в дальний конец лаборатории, где семеро техников в белых комбинезонах облепили только что доставленный компьютер.
      Разумеется, мощности у него недостаточно, однако создать на его базе 1271-й не составит труда, поскольку в архитектуру компьютера заложен принцип мультишины. Чипы подключены к общей высокоскоростной оптической шине, которая обеспечивает доступ к памяти и к периферийным устройствам. Объем коллективной памяти составляет 640 миллиардов бит. У каждого процессора имеется собственная память объемом 64 миллиона бит, а размер общей постоянной памяти практически неограничен. Шина напрямую соединяет каждый чип с четырнадцатью соседними.
      — С четырнадцатью? — переспросил Хантер, наморщив лоб.
      — Представь себе куб с чипом посредине. От чипа в углы куба тянутся линии, вот тебе восемь соединений. Плюс шесть линий к сторонам куба. Итого четырнадцать.
      Но самое главное, на машине стоит многофункциональная динамическая операционная система. К примеру, если дать компьютеру задание определить местоположение каждого камешка в Солнечной системе, он сначала установит, сколько процессоров требуется для работы, а затем организует из нужного количества рабочий блок под названием что-нибудь вроде «мультицессор».
      Сам по себе этот мультицессор будет действовать как независимая нейристорная сеть: разобьет задачу на фрагменты, распределит между своими процессорами (которые, не забудь, напрямую связаны друг с другом). Решив задачу, он передаст результат через оптическую шину в коллективную память. Таким образом, в нашем распоряжении машина, обладающая чуть ли не бесконечными возможностями.
      — Кажется, и впрямь должно получиться, — пробормотал Хантер, кресло которого, повинуясь сигналам с панели управления, покатилось к противоположной стене лаборатории.
      — Послушай, Ройс, собрать необходимое количество процессоров и объединить их в одно целое несложно. С программным обеспечением проблем тоже не будет: оно вполне позволяет общаться с компьютером на нормальном человеческом языке. Плюс встроенная база данных и мультицессор…
      — Что тебя смущает?
      — Сможет ли машина давать разумные ответы на общие вопросы. Сможет ли проявлять инициативу, сопоставлять данные даже в тех случаях, когда никто не задавал вопроса. И сможешь ли ты взаимодействовать с ней в режиме реального времени. Лично я просто не знаю.
      Размышляя над словами Латтека, Хантер продолжал забавляться с пультом управления. Кресло приподнялось над полом, начало медленно вращаться по часовой стрелке.
      — Как быстро ты сможешь установить дополнительные процессоры и блок ввода-вывода данных для виртуальной реальности?
      — Если работать в три смены и спать на рабочих местах, за неделю. Максимум — за девять дней.
      — Значит, через неделю, максимум через девять дней, ты подключишь меня к машине, и мы выясним, получилось у нас или нет. — Кресло заложило плавный вираж, выплыло в коридор. Хантер возвращался в свой собственный мир — к Каролине, Морине и Чарли…
 
      — Ты уверен, что готов? — Латтек подергал себя за усы. Хантер впервые видел нейрокибернетика настолько взволнованным.
      — Все равно уже поздновато отказываться. Давай, Джейкоб, подключай.
      Латтек хмуро кивнул и ввел в машину код, который активировал контакт между сознанием Хантера и модифицированным компьютером.
      — Ну что? — спросил Ройс, которому показалось, что ничего не произошло. — Работает?
      — А как же! Задай ему какой-нибудь вопрос.
      — Сколько будет пятьсот умножить на сто?— мысленно поинтересовался Хантер.
      У него в голове мгновенно возникло число 50000. Впечатление было такое, словно кто-то шепчет ему на ухо. Но кто именно? Нет, задачка для ребенка, надо попробовать что-нибудь посложнее.
      — Сколько будет 397 разделить на 17?
      — 23,352941, — прошептал голос.
      — Работает! — воскликнул Хантер.
      — И на что это похоже? — с интересом спросил Латтек.
      — Словно кто-то нашептывает тебе фразу за фразой — вот самая близкая аналогия. Ты слышишь чей-то шепот, но никак не можешь сообразить, померещилось это или нет. Но главное, что компьютер вряд ли помешает мне вести переговоры с трахенди, вряд ли будет отвлекать. — Хантер задумался. — Правда, он всего-навсего решил простенькую математическую задачу. Ну-ка, предложим вопрос из другой области.
      — Кто был лучшим питчером высшей бейсбольной лиги до начала семидесятых годов?
      — Эд Уолш — рекордсмен по числу перебежек. У Дейва Фотца наибольшее количество выигранных матчей. Си Янг чаще всего побеждал в чемпионатах. Существуют и другие критерии, например, количество удачных бросков. Перечислить?
      — Не надо. — Хантер состроил гримасу. — Промашка, — сообщил он Латтеку. — Я задал общий вопрос, а в ответ получил кучу информации из базы данных.
      — Если тебе не понравился ответ машины, объясни ей, чего именно хочешь, а потом посмотрим, что получится.
      — Ладно. Спрашивая, кто был лучшим питчером, я хотел узнать имя и фамилию того игрока, которого считают лучшим историки и специалисты бейсбола.
      — Хотите ли вы на все вопросы, в контексте которых используется слово «лучший», получать ответ, основанный не на фактических данных, а на репутации и других, не поддающихся числовому выражению параметрах?
      — Господи, Джейкоб! Она задала мне вполне разумный вопрос!
      — Естественно. Если машине не хватает данных, программа запрашивает дополнительные сведения. Это далеко не новость.
      — Для кого как. Лично я не ожидал ничего подобного.
      — Привыкай, ведь тебе придется тренировать эту железяку день и ночь, если ты хочешь, чтобы она стала твоим партнером.
      — Компьютер, — произнес (точнее, подумал) Хантер, — отвечая на мой вопрос, тебе следовало назвать Уолтера Джонсона или Нефти Гроува. Теперь я хочу проверить, сможешь ли ты…— Не докончив фразы, он вновь повернулся к Латтеку. — Минуточку, Джейкоб. Нужно придумать ему имя, не годится ведь обращаться к своему второму «я» просто «компьютер».
      — Он твое второе «я», Ройс, — отозвался Латтек, шумно вздохнув, — а не мое. Как бы ты. хотел его назвать?
      — Атлас, — проговорил Хантер после непродолжительного молчания.
      — Если не ошибаюсь, Атласом звали титана, который держал на плечах небесный свод? — Латтек вздохнул. — Радуйся, что я всего лишь нейрокибернетик, а не психиатр. Ну да ладно. Нам нужно научить Атласа воспринимать термины вроде «серьезная проблема», «основной упор», «пустяковое дело». Вот разработанный программистами список. Необходимо, чтобы вы с Атласом обсудили каждый термин по нескольку раз. — Он вручил Хантеру сброшюрованный документ объемом в сотню страниц.
      — Господи!
      — Это только первый том. На моем столе лежат тома со второго по десятый. Извини, но на недельку-другую тебе придется забыть о сне.
      Хантер подумал о Каролине, о тех кошмарах, которые посещали его ночь за ночью, и решил, что предложение Латтека ему подходит.
 
      — Ничего не получается, Джейкоб, — устало произнес Хантер.
      — Может, подключиться к библиотеке Конгресса…
      — Дело не в том: информации в компьютер можно загнать сколько угодно, но в результате мы будем получать все более и более громоздкие базы данных, только и всего. Джейкоб, пойми, мне нужен толковый, наделенный творческим воображением помощник, а не гений статистики, который в ответ на мои вопросы выдает кучу справок.
      — Техника и так едва справляется! Что ты…
      — Джейкоб, — перебил Хантер, — мы оба знаем, что именно нужно сделать. Знали с самого начала. Мне необходима полноценная виртуальная реальность — запахи, звуки, ощущения. Словом, все! А ты продолжаешь ограничивать свободу действий Атласа.
      — Ничего подобного!
      — Разве? А кто понаставил защитных блоков, которые лишают Атласа возможности переписать ту или иную программу? Между тем нам жизненно важно, чтобы он научился действовать самостоятельно. Он должен превратиться в самообучающуюся систему, должен выводить полезную информацию из разрозненных, перепутанных данных, а затем, используя виртуальную реальность, передавать свои выводы в мое сознание.
      — Ты что, спятил? Мы понятия не имеем, к чему это может привести! А если в твой мозг поступят совершенно неожиданные сигналы? Как он себя поведет? Не зря же в свое время была разработана спецификация на виртуальные сигналы.
      — Джейкоб, я не собираюсь с тобой спорить. У нас просто нет времени. Либо ты соглашаешься на мое предложение, либо я ищу другого нейрокибернетика. Если хочешь, можешь поставить на машину датчик частоты сигналов, но чтобы ни единого фильтра данных в ней не было. И еще: я хочу, чтобы мой виртуальный контакт сделали многоканальным.
      — В смысле?
      — Я хочу одновременно получать данные от Атласа и сообщать ему новые. Иными словами, мне нужна обратная связь, чтобы Атлас мог следить за моей реакцией на поступающие сигналы.
      — Но откуда ему знать, что эти сигналы означают? Как он сможет их распознать?
      — С моей помощью. Я буду описывать то, что вижу. Атлас уже знает, как истолковывать мысленную речь. Нужно, чтобы он ассоциировал мои слова с поступающими сигналами, и тогда он сможет самостоятельно интерпретировать данные. То есть у нас появится тот самый нейристорный суперкомпьютер, по которому все так страдают.