Прутский Декамерон

К тому же я до сих пор не знал, в каких отношениях находятся Альфия и Григорий, и мое тайное желание оказаться наедине с Алей шло, как мне представлялось, вразрез с желаниями всех остальных.

Мы уже углубились в микрорайон, застроенный небольшими частными домиками, миновав который вышли бы к студгородку, когда на плохо освещенной грунтовой дороге перед нами неожиданно возникли четыре мужские фигуры.

Аля, увидев их, осеклась на полуслове и замерла на месте, словно остолбенев, Зойка испуганно ойкнула и ухватила меня обеими руками за локоть. Еще я успел заметить, что Гриша, выронив из рук сумку с канистрой, стал растерянно оглядываться по сторонам. Первая фигура шагнула ко мне, приблизившись она стала обретать форму и плоть.

– Эй ты, дай закурить! – послышался нахальный сиплый голос. Меня при этом обдало мощным винным перегаром, и запах этот был, скажу я вам, не для слабонервных.

– Бросил, – сказал я, делая шаг назад и концентрируясь, как в подобных случаях учил меня тренер. – И тебе советую.

Оглянувшись на своих попутчиков, я сделал еще шаг назад, рывком освобождая локоть из цепкого зойкиного захвата. Альфия, прижав руку ко рту и закусив кончики пальцев, силилась не вскричать, она теперь была всего лишь в одном шаге от меня; Зойка рванулась к ней и вцепилась руками теперь уже в локоть подруги, а вот Гриши почему-то нигде не было видно. Несмотря на серьезность момента я рискнул поискать его глазами, и только вглядевшись в темноту за своей спиной, увидел нашего товарища в переулке, быстро удаляющимся. И почти физически ощутил, как за ним гонится… его страх. С этим все понятно, успел подумать я. Теперь я остался один, если не считать девушек, против четырех пьяных балбесов.

Фигура, вновь приблизившись, качнулась в мою сторону, и на этот раз я увидел перед своим лицом небольшое белое пятно – занесенный для удара кулак. Естественное, подготовленное злобное действие. Но что это? Движения парня были словно в кино при замедленной съемке, я мог двигаться в несколько раз быстрее. Поворачиваясь корпусом влево, правым блоком я смягчил удар, направленный мне в голову правой рукой моего оппонента, и локтем этой же руки ударил назад, то есть навстречу ему, целясь в челюсть. Попал: мой локоть жестко вонзился во что-то твердое. Мне не интересно, куда и как нападавший упадет, а в том, что после такого удара невозможно устоять на ногах, я не сомневался. Теперь я беспокоюсь лишь о том, чтобы девчонки были в безопасности. На мгновенье обернулся. Молодцы, они по-прежнему у меня за спиной! Вторая тень стремительно надвигается на меня. Делаю шаг навстречу, сблизившись уворачиваюсь от мелтешащих перед моим лицом рук и наношу два мощных удара руками: правой в живот, левой в грудь – тень, мгновенно обретшая плоть, вскрикнув, смещается назад, теряется, исчезает из видимости. Третий из нападавших, судя по звукам за моей спиной, все же добрался до девчонок: Зойка пищит, Аля молчит, в шоке наверное. Повернув голову, я вижу как он тянется к ним руками. Интересно, что это ему даст, он что, именно в эту минуту хочет девушек пощупать, полапать?

Воспользовавшись тем, что он увлекся и вообще меня не замечает, я захожу сластолюбцу во фланг и наношу ему тяжелый удар левой, целясь в солнечное сплетение, а затем, взбесившись, наношу три-четыре футбольных удара по согнувшемуся и уже падающему телу. Почувствовав движение за спиной, обернулся. И едва успел! Один из придурков летит торпедой, наклонившись, при этом он целит мне головой в живот. Что это за прием такой новомодный, я с ним уже не в первый раз за последние месяцы сталкиваюсь. Это, кстати, последний из четырех нападающих, или один из тех, кто уже очухался? Я хватаю парня рукой за волосы и, используя его собственную инерцию, бью головой об колено раз, затем еще раз – чего его жалеть, ведь нападающих четверо против меня одного!

Получается даже лучше чем в кино, мой оппонент стонет и мешком оседает на землю, причем у меня в руке остается клок его волос. И тут удар по моему затылку! Я увлекся и забылся, за что, конечно же, дождался наказания. Слава Богу, что удар тупой, кулаком, а не какой-нибудь железякой. По инерции, пытаясь смягчить удар, я двигаюсь вперед, затем оборачиваюсь, делаю шаг навстречу и встречаю бойца, машущего сумбурно в воздухе кулаками, ударом основания ладони в челюсть. Жестоко? Да! Натолкнувшись на мою руку, он падает как подкошенный. Зато желающих драться больше нет. Кончились. Двое лежат, двое других удаляются, один на четвереньках, но при этом довольно быстро, второй пополам согнувшись.

Две минуты, а может и меньше, на все про все, и четверо моих противников повержены. Доигрались, «герои». Но ведь они к нам сами пристали. Что мы им сделали, чем помешали? Им, возможно, после немалых возлияний не хватало в эту ночь только «женской ласки»? Геройски «отодрать» вчетвером, или как у нас еще говорят, «колхозом» какую-нибудь встреченную ими на темной улице беззащитную девушку. Теперь я уже был готов драться по-настоящему, все мышцы прямо огнем горят. Но двое парней, лежащие на земле, на свое счастье пока не могут подняться, а другие двое уже далеко отсюда, их и не видно.

Я иду к девчонкам, хочу обнять их и успокоить, и теперь только чувствую, что руки мои липкие. Что это, моя кровь? Да, кровь, только это, скорее всего, кровь того «козла», что бодался с моим коленом. Девчонки стоят, сцепившись руками, у их ног в сумочке канистра с вином. Девчонки, как я вижу – в порядке, канистра – в целости и сохранности. А хозяин канистры Гришаня исчез в неизвестном направлении… Стою, выравниваю дыхание, зорко осматриваюсь по сторонам. Идти в студгородок расхотелось. Тем более, что в ту сторону ушли и двое из этих…

Вдалеке послышались звуки то ли «скорой» то ли ментовской машины, и эти звуки взбодрили меня, заставили действовать. Я сбивчиво в двух словах объясняю девушкам ситуацию, и мы, взявшись за руки и поминутно оглядываясь, быстро уходим в обратном направлении, в сторону дома, в котором живет моя мама. Девчонки идут бодро, хотя все еще находятся в подавленном настроении. Когда мы подошли уже к самому дому, Зойка приблизилась ко мне и сказала восхищенно:

– Ну, ты и дал им! Молодец, Савва!

– Ерунда. Брось. Повезло, просто они пьяными оказались, – отвечаю я, обнимая девушку за плечи.

Аля тоже подошла и без слов уткнулась мне головой в грудь. Нужна ли мне была большая благодарность? Обнимая этих двух девушек, я в собственных глазах выглядел героем и чувствовал себя при этом на вершине блаженства.

Мы молча поднялись в квартиру, усадив девчонок в зале, я включил нижний свет – торшер, заправил в магнитофон – старенькую «Комету» – бобину с «итальянцами», а сам отправился в ванную – отмывать руки. Закончив, я направился на кухню, Зойка вошла следом.

– Доставай стаканы, хозяин, – сказала она бодрым голосом. – Сейчас нам просто необходимо выпить, нервы успокоить.

– Вот это правильно, Зойка, это по-нашему, – поддержал ее я, протирая кухонным полотенцем бокалы. Я вышел с бокалами в зал, Зоя тем временем принесла из прихожей канистру. (Какая же она все-таки молодец, всю дорогу ее несла, словно ценный груз, не оставила и не бросила). Мы вместе стали разливать по бокалам вино и вдруг рассмеялись: руки у нас с ней одинаково дрожали. Зато Аля была по-прежнему не в настроении, а может, просто испуг еще не прошел; девушка сидела на диване, сцепив руки, ноги поджав под себя и, казалось, никого вокруг не замечала. Замкнулась от всего мира.

– А где же наш дружочек Гришенька? – напевно спросила Зойка, ни к кому конкретно не обращаясь, но, как мне показалось, она глядела при этом на подругу с ехидцей.

Да, Гриша… как-то неловко с ним получилось. Теперь Гриша, я думаю, для нас троих просто перестал существовать. Наверное, этот его проступок так расстроил Алю, что она до сих пор не в себе, и не может правильно оценить мой поступок. Хотя, если честно, какой уж там поступок, просто хорошо тренированный спортсмен отработал серию учебных ударов на четверых почти неподвижных макиварах – «портвейновых героях». Зря я, что ли, бегаю каждое утро на озеро и к тому же тренируюсь по нескольку часов в день.

– Аля, не расстраивайся ты так, – подошел я и присел рядом с девушкой на диван. – Ну, давай, улыбнись, – я осторожно, пальцами коснулся ее руки, – все уже позади.

Она повернула ко мне свое лицо, на нем застыло судорожно-мучительное выражение.

– Я… я уже не в первый раз в такой ситуации, – наконец с дрожью в голосе выдавила она из себя. – Тогда, в первый раз, в Казани, я умудрилась получить по лицу.

– Получить? – удивился я. – За что?

– Как за что? – усмехнулась Аля. – За то, что давать не хотела, вот за что. За то и получила. Потом врач еще боялся, что нос мой от удара может скривиться.

– Ладно, – сказал я и вздохнул, – давай забудем это, как неприятный сон. Тем более, что все уже позади. А нос твой, кстати, на месте, и замечательно, должен сказать, выглядит, и даже не спорь, мне со стороны лучше видно.

Аля, которая и не собиралась спорить, попыталась улыбнуться, реснички ее глаз вздрогнули, губки полуоткрылись, я обнадеживающе улыбнулся девушке, но нашу идиллию прервал голос Зои.

– Ну, ребята, давайте же выпьем за то, что все хорошо кончилось, – сверкнув глазами призвала она нас, поднимая свой бокал.

Мы выпили раз за разом по четыре бокала вина каждый, прежде чем Аля стала понемногу оттаивать, шевелиться, разговаривать, при этом она наотрез отказались закусывать. Я пил вино как воду: алкоголь на меня сегодня не действовал, хотя десертное обычно разбирает.

Магнитофон выдавал танцевальные мелодии, и я пригласил вначале Зойку, потом мы покружились в танце с Алей. Мы неторопливо двигались посреди комнаты, я с восторгом бережно сжимал в своих объятиях ее драгоценное тело и в то же время чувствовал, что девушка все еще не в себе, и абсолютно не представлял, как ее можно вывести из этого замороченного состояния. Когда мы вернулись к столу, Зойка вновь стала наливать из канистрочки, и только теперь я обратил внимание, что сама она старается пропустить, а Але льет от всей души, полным бокалом, а та, дурочка, и не замечает – пьет, что ей подают. Я погрозил Зойке пальцем и шепнул: «Але уже хватит», но мое замечание несколько запоздало – Альфия к этому моменту была уже довольно пьяненькая. Вино, приятное на вкус и совсем как будто некрепкое, «догнало», как говорят у нас в Молдавии. Когда после очередного танца я усадил ее на диван, Аля просто повалилась навзничь со словами:

– Савва, Зойка, я не знаю что со мной сегодня происходит, я такая пьяная… В жизни не была такой…

Я склонился над ней, хотел предложить девушке знакомый многим курс «лечения» – два пальца в рот в ванной, но Аля только виновато улыбалась и просила дать ей возможность немного полежать. Когда Зойка, отлучавшаяся на минуту в туалет, вернулась, Аля уже спала. Я принес подушку и подсунул ей под голову, девушка, не открывая глаз, сразу обхватила, обняла ее руками, платье ее немного задралось, и моему взгляду открылся белый треугольничек ее трусиков.

– Готова к употреблению! – несколько злорадно, как мне показалось, сказала Зоя и рывком поправила на Але задравшееся платье. Мы посидели с Зойкой еще некоторое время, изредка перемолвляясь словом, больше мы не танцевали и даже не пили, а вскоре мне и вовсе стало грустно, оттого, видимо, что Аля спала. Зоя, спросив моего разрешения поставить на плиту чайник, вышла на кухню, я бездумно проводил ее взглядом. Через некоторое время, когда чайник, закипев, отсигналил свистом, она прошла с ним по коридорчику, направляясь в ванную, и вскоре я услышал как девушка там плещется. Странно, а мне показалось, что она ставила воду, для того чтобы попить кофе. Я стоял у дивана и смотрел на спящую Алю, когда Зоя, вернувшись, подошла и встала рядом со мной. Она взяла меня за руку, шепнула: «пусть спит» и потянула за собой в спальню. Там она, словно у себя дома, стала стелить постель и спросила меня:

– Ты не против, хозяин?

– Конечно-конечно, – пробормотал я.

– Принеси мне какую-нибудь свою рубашку, пожалуйста, – сказала Зоя, закончив стелить простынь и расправляя поверх нее одеяло.

Я достал рубашку из шкафа и направился, держа ее в руках, к Зойке, однако она тем временем уже успела нырнуть под одеяло и я услышал ее жаркий шепот: «Ну, иди же сюда, ко мне. Скорее.»

Я подошел, протягивая ей рубашку, но Зоя, отталкивая мою руку с рубашкой, потянулась навстречу и громко прошептала мне в лицо:

– Савва, я хочу тебя с самого первого дня, с той минуты, как увидела там, на озере. Неужели ты не чувствуешь этого?

Я безвольно опустился рядом с ней на край кровати.

– Ну же, поцелуй меня! – сказала она, хватая меня за руку.

– Извини, Зоя, я… я не смогу… – сказал я, мягко высвобождая свою руку, затем встал и вышел из комнаты в зал.

Аля продолжала спать, по-детски подогнув под себя ноги и сладко посапывая. Через минуту-две из спальни вышла одетая Зоя, ее лицо было искажено злобной гримасой.

– Так ты хочешь остаться с ней? – прошипела она, кивая на спящую Алю.

– В данный момент я не хочу никого, – сказал я.

– Чтоб тебе не проснуться, сука! – вдруг выкрикнула Зоя и быстрым шагом направилась к дверям. Я рванулся за ней со словами: «Зоя, постой, что ты такое говоришь?», но догнать не смог – входная дверь хлопнула, сотрясая весь дом. Отворив дверь я выглянул на лестничную клетку, быстрые шаги на лестнице становились все глуше и вскоре смолкли. Тогда я запер дверь и вернулся в комнату. Аля мирно спала, когда я снимал с нее платье и укрывал одеялом.

Наступил момент, о котором я даже мечтать не мог – мы с Алей остались вдвоем, наедине, она лежала в моей постели почти нагая и практически беззащитная, но особой радости от этого я не испытывал, а была лишь какая-то неопределенная грусть. В неярком свете торшера, стоявшего поодаль, я видел прелестное лицо Али, прикрытые одеялом небольшие холмики грудей, раскинувшиеся маленькие руки с тонкими, словно прозрачными пальчиками и вдруг подумал, что вот так, наверное, выглядит спящая богиня. Я продолжал смотреть на нее еще долгое время, не в силах оторвать своего взгляда или хоть на минуту отойти, боясь что с ней в мое отсутствие что-нибудь произойдет или девушка исчезнет как мираж. Затем я осторожно прилег рядом с ней, но уснуть не мог, лишь потом, позже, прижавшись лицом к ее руке, я ненадолго забылся.

Уже брезжил слабый рассвет, когда Аля пошевелилась, и мы одновременно открыли глаза. Несколько секунд она бессмысленно взирала на меня, потом приподнялась и села в постели, инстинктивно натягивая до подбородка одеяло.

Я улыбнулся, глядя на нее.

– Савва! – наконец произнесла она первое слово чуть хрипловатым со сна голосом, и этим словом, к моей неописуемой радости, было мое имя. – А почему я в постели? А где все?

– Мы с тобой здесь вдвоем, – сказал я.

– Боже, а который теперь час? – спросила она, затем увидела часы на стене. – Шесть утра?! – И без паузы: – А почему я раздета? Где Зойка?..

– Это я тебя раздел, – пояснил я. – А Зойка ушла в лагерь.

– Она бросила меня! – гневно воскликнула Аля, и тут же сказала: – Постой, ведь она хотела остаться с тобой вчера, она мне сама сказала об этом.

– А мне, – пожал я плечами, – она пожелала спокойной ночи!

Аля растерянно глядела на меня своими огромными глазами.

– А где ты был всю ночь? – мягко спросила она.

– Я был рядом и смотрел на тебя.

– Всю ночь?!

– Да, прости, я даже не смог уснуть.

– А ведь ты мог… – прошептала она, и тут же воскликнула: – Ты что, выгнал Зойку, да?!.

– Она ушла сама.

– Ты просто сумасшедший!

– Я знаю, после сегодняшней ночи я просто уверен в этом.

– А теперь дай мне встать, Савва! – В эту минуту голос девушки был чист, громок и строг. – Сейчас же! Выйди в другую комнату и сюда не входи!

Я повиновался.

Прошло минут пятнадцать, и все это время я пролежал в спальне на кушетке, заботливо постеленной Зойкой накануне вечером. А затем вошла Аля. Мой Бог, как она была прекрасна! В своем белом платье, похожем на подвенечное. И это после вчерашнего вечера – вначале этот тяжелый нервный стресс, затем выпитое вино и забытье… – а теперь: никаких следов на лице, ни темных пятен под глазами, ничего – свежая и чистая, как невеста. Я невольно улыбнулся и поднялся с кушетки. Аля шагнула навстречу, взяла меня за руку (!) и мы вместе вышли в зал.

Мы стояли друг к другу близко-близко, Аля запрокинула голову, чтобы видеть мои глаза.

– Я хочу быть твоей! – очень тихим голосом проговорила она. – Я хочу, чтобы ты любил меня так же долго, сколько ты смотрел на меня в эту ночь.

Она привстала на цыпочки, потянувшись ко мне, и наши губы встретились.

И действительно, у нас был дивный день после чудной ночи!

Мы любили друг друга нежно и страстно, потом замирали, обессиленные, затем вновь сливались в любовном сумасшествии. Это было как сон, как наваждение!

Я пропустил, конечно, рабочие часы с 12 до 17 и прибыл в ресторан только к вечерней смене. Шли мы туда вместе, держась за руки, и все люди, встреченные нам по пути, оборачивались на нас и затем еще долго глядели вслед, – наверное, беспредельное счастье было написано на наших лицах.

Весь вечер, пока я работал, Альфия просидела на стульчике-пуфике напротив меня и пила апельсиновый сок. И улыбалась мне. Одному мне. Я работал в этот вечер как на автомате: машинально подавал напитки и давал сдачу, машинально отвечал клиентам, машинально им улыбался и мечтал лишь о том, чтобы этот вечер поскорее закончился, чтобы наступила ночь, а в этой ночи остались бы только мы двое – я и Аля. В баре сегодня танцевали, но никто из присутствующих парней не решился пригласить Алю: наверное, даже посторонние замечали, что нас с ней что-то неразрывно связывает. А после закрытия мы шли домой, я нес пакет с едой, захваченный из ресторанной кухни – ведь целый день мы оба ничего не ели.

И у нас действительно была дивная ночь, мы упивались друг другом и не могли утолить нашу жажду – жажду страсти. Потом, позже, когда сладостное безумие немного отступило, и мы разъединили наши объятия, Аля, устраивая свою прекрасную головку у меня на плече, спросила:

– Скажи мне, как ты ко мне относишься? Кто я тебе теперь: любовница, подруга, просто случайная знакомая? Ведь ты, кажется, женат, не так ли?

– Будем считать, что последнего вопроса я не слышал, – сказал я, привлекая девушку к себе, – а на предыдущий постараюсь ответить: об этом уже как-то сказал очень красиво поэт Михаил Светлов – вот послушай:

«Я не знаю, где граница между пламенем и дымом,

Я не знаю где граница меж подругой и любимой».

Аля, прикрыв глаза, потянулась ко мне, подставляя губы для поцелуя.

– Действительно, прекрасно сказано, я этого стихотворения раньше не слышала.

Ее шелковистые волосы щекотали мне плечо, ее запахи волновали меня, и я застонав от вожделения перевернул Алю на спину и мы вновь соединились в любовных объятиях. Потом Аля немного поспала, и я опять смотрел на нее: в моем взгляде были и восторг, и нежность, и преклонение перед этой милой, такой замечательно красивой девушкой-женщиной. Это были, несомненно, минуты настоящего счастья.

Ранним утром в понедельник мы пробрались к студгородку, и Аля проникла внутрь через дыру в заборе – этим обходным путем пользовались все влюбленные и просто опоздавшие. Затем я вернулся домой и завалился в постель: сегодняшний день был для меня выходным и я проспал почти целые сутки.

После этого прошло несколько дней, а нам с Алей никак не удавалось встретиться: я пару раз приходил в студгородок и ее там не заставал – она, как оказалось, была большим общественным деятелем и комсомольским активистом, и находилась то на совете стройотрядов, то еще где-то, то ее как-то даже отрядили в Кишинев, на встречу в ЦК комсомола республики.

А однажды я пришел на работу и наш швейцар, Ильич, сказал мне, что меня искала девушка. «Как она выглядела? Она назвалась?» – взволнованно спросил я. «Не знаю ее имени, – ответил он, – но такая красивая…».

А через неделю после нашей последней встречи в центре города состоялся прощальный сборный концерт студентов из Татарии: в нем участвовали все студенческие отряды, работавшие в городе и районе. Я случайно в это время проходил через площадь, торопился на работу. Многие сотни, а может и тысячи людей – съехавшиеся из всех близлежащих сел студенты, местная молодежь и просто зеваки заполнили ее и близлежащие улицы. С трибуны, установленной у кинотеатра, произносились речи, первым выступал наш секретарь райкома комсомола, после него от имени студентов Татарии говорила Альфия, которую я разглядел издалека:

«Мы, студенты Казанского университета, в котором учился вождь революции В.И.Ленин…» и т. д., – ее чарующий голос волновал и пьянил меня. Я стоял неподалеку от трибуны, слушал ее и глядел на нее – тогда я еще не знал, что вижу Алю в последний раз, и ни встретиться больше, ни даже проститься нам не придется.

Прощай же Аля, Альфия, возлюбленная фея прекрасная моя!..

август 1980 г.

«Лабиринт».

Апельсин 1 штука.

Сах. песок или мед 1 ч. ложка.

Яблочный сок 100 мл.

Толченые грецкие орехи 1 ст. ложка.

Желток 1 штука.

Сбить желток с сахаром, выжать апельсин, долить сок, сверху посыпать толченым орехом.

Новелла пятая. После матча

Ловил я кайф, легко играя

ту роль, какая выпадала,

за что меня в воротах рая

ждет рослый ангел – вышибала.

И.Губерман

Я приходил на спортплощадку, расположенную рядом с полуразрушенной церковью в центре города, по понедельникам и четвергам – в эти дни здесь собирались такие же как я любители погонять мяч; в основном это были бывшие спортсмены возрастом от 25 лет и старше, – в шутку мы называли себя ветеранами. Приходил конечно, когда не был занят на работе, теперь же у меня было несколько свободных дней, а в баре на это время заступил работать мой напарник Саша Чумаков.

Собирались мы с ребятами на футбол обычно к пяти вечера, делились на две примерно равные по силам команды и начинали игру на площадке для ручного мяча, сопровождаемую смехом, шутками, анекдотами и приколами – старыми и новыми, а иногда рожденными экспромтом прямо на площадке во время игры.

Меня, как самого слабого игрока, от которого мало пользы в атаке, назначили голкипером команды, и я самоотверженно защищал свои ворота, бросаясь в опасные моменты в ноги футболистов команды соперников, стараясь при этом накрыть мяч своим телом.

Мой трикотажный спортивный костюм, и так далеко не «Адидас», к концу игры покрылся грязными пятнами от падений на землю и попаданий мячом и совсем потерял вид. Матч в итоге мы выиграли, хотя и задержались на поле дольше обычного, после чего отправились все вместе в расположенное неподалеку кафе «Белая акация». Там каждый из нас выпил по нескольку стаканов сока – команда проигравших, как было заведено, платила.

Разговорившись с симпатичной коллегой – буфетчицей, я задержался в кафе и после ухода ребят. Жажда все не проходила, и я выпил еще пару стаканов моего любимого яблочного сока – теперь уже за свой счет. Гордый и счастливый победой (как мало порой человеку нужно для счастья!), я попрощался с буфетчицей и, покинув кафе, уже заторопился было домой, где собирался привести себя в порядок, искупаться и побриться, как вдруг вспомнил, что Саша, мой напарник, прощаясь со мной вчера вечером, велел мне прибыть сегодня в бар к двадцати одному часу, так как он договорился о встрече с двумя приезжими дамочками из Москвы, отдыхавшими в местном санатории, на предмет провести время вчетвером.

Я взглянул на часы – они показывали без десяти минут девять. Домой, естественно, я не поспевал, поэтому, решив, что раз мы уж все равно вместе с дамами отправимся ко мне на квартиру, где я смогу быстро привести себя в порядок, и ни секунды не задумываясь над своим внешним видом – волосы торчком, трехдневная небритость, да еще этот запятнанный спортивный костюм, – я ровно в 21.00 толкаю дверь бара, на которой висит табличка «Закрыто» и вхожу.

Александр, как всегда подчеркнуто элегантный, в черном костюме и черной бархатной бабочке при белой рубашке, стоял за стойкой и грациозными движениями наливал шампанское в бокалы двух сидевших перед ним дам.

Сашины гостьи, постриженные по последней моде и шикарно одетые, насколько я сумел рассмотреть их в эти несколько коротких секунд, обе в золоте и бриликах, имели красивые, холеные и несколько надменные лица. Да-а, следует признать, не было еще в нашем кругу дам столь высокого класса, поэтому при виде них я даже слегка закомплексовал.

Подойдя к стойке, я остановился рядом с коротко постриженной блондинкой с зелеными кошачьими глазами, одетой в тонкий кожаный костюм черного цвета – короткая юбка и безрукавка, все явно заграничного производства. Я открыл было рот, чтобы поздороваться, и вдруг, неожиданно для самого себя, жалостливым голосом говорю Саше, смещая свой говор к украинскому акценту:

– Наляйте, товарыш, стаканчик вина, будте добры. – И лезу в карман, где у меня была сдача, полученная с рубля за выпитый в кафе сок в сумме 76 копеек, причем одними медяками. Саша, сохраняя серьезное выражение лица, тут же включается в игру и говорит мне:

– Бар закрыт, товарищ, у нас сегодня по случаю понедельника выходной.

Чувствует шутку, молодец! Я развел смущенно руками и, кивая на девушек, говорю несколько занудным голосом:

– Ну, вот тут у вас выпивают люди, и мне налейте стакан. – И при этом вываливаю свои медяки на стойку. Зеленоглазая блондинка, оказавшаяся к тому же обладательницей роскошной фигуры, медленно оглядев меня с головы до ног, брезгливо поджимает губы, затем поворачивается и говорит Сашке:

– Ну тут у вас и клиенты!? От него же потом разит!

Она на всякий случай отодвигается от меня подальше вместе со стульчиком-пуфиком.

От стыда я опускаю голову, а от обиды надуваю губы:

– Так я же с работы иду, а не с гулянки, как некоторые! – И про себя решаю – все, теперь придется придуриваться сколько возможно, поэтому тут же продолжил: – Я работаю здесь рядом, на заводе, и в баню мыться, чтоб ты знала, хожу каждую неделю.

Блондинка, хмыкнув на эти слова, отвернулась к подруге и стала что-то ей нашептывать на ухо. Бармен тем временем наливает в стакан «каберне» и ставит его передо мной. До риски в 200 граммов не долил, сволочь, а я ведь свои кровные плачу. Я тянусь за стаканом, рука моя после футбола слегка подрагивает, и в этот момент блондинка, вновь повернув ко мне свое красивое, но слегка искаженное злостью лицо, шипит:

– Давай пей уже, алкаш, и скорее сваливай отсюда!

Я сделал глоток вина и чуть не поперхнулся от ее слов, а в это время бармен, нахальная морда, не поленившись пересчитать медяки, заявляет:

– Тут у вас 44 копейки не хватает, товарищ, у нас «каберне» не ординарное, а марочное.

Я ставлю стакан на стойку и начинаю хлопать себя по единственному карману брюк, в котором кроме ключей от квартиры ничего не звенит, и выкладываю их на стол.

– Нету, – говорю я и, отпив еще глоток, резко отодвигаю ополовиненный стакан от себя. – Возьми это назад, мне и полстакана хватит. А если поверишь в долг, я тебе завтра занесу.

Вино расплескивается из стакана, оставляя на стойке малюсенькие багровые озерца. Заметив это, блондинка не выдерживает:

– Саша, убери этого козла отсюда, он меня уже достал своей простотой.

Тут вторая девушка, брюнетка, говорит, тонко улыбаясь:

– Оставьте человека в покое, вы что, не видите какая у него жизнь? – И спрашивает у меня участливо: – Мужик, у тебя дети есть?

– Есть, – отвечаю я глухим голосом, обидевшись на «козла», – трое.

– И жена, наверное, дура лохматая и страшная, как моя жизнь! – вновь не удержалась чтобы не съязвить блондинка.

– Конечно, дура! – соглашаюсь я, стараясь не расхохотаться. Потом посмотрел на нее внимательно и добавил ехидно: – дура, как и все вы, женщины. А по внешности – так не страшнее тебя!

Я каким-то образом сдержался, не засмеялся, зато бармен и брюнетка прямо покатились со смеху, каждый подумав при этом о чем-то своем.

Брюнетка, находившаяся, очевидно, в добром расположении духа и желая сделать широкий жест, спрашивает меня:

– Мужик, сто грамм выпьешь? Я заплачу.

– Ну, заплати, – говорю, – раз такое дело, я и сто пятьдесят выпью.

Она достает из сумочки и небрежно роняет на стойку три рубля, которые Сашка тут же смахивает в кассу. И что вы думаете? Этот придурок – других слов и не подберу, – напарничек, твою мать! – наливает в стакан чуть больше ста граммов «русской», да еще теплой! А ведь в барном холодильнике, в морозильном отделении, протяни он руку, лежат бутылки с ледяной «Столичной» и «Пшеничной». Ненавижу! Мне даже вдруг в какое-то мгновение захотелось набить ему физиономию. С трудом справившись с собой и избавившись от этого желания, я поднял свой стакан. «За твое здоровье, красавица!» – говорю я брюнетке и выпиваю водку залпом. Проглатываю и с большим трудом удерживаю ее в себе. И во мне нарастает справедливый пролетарский гнев. Против этих, с наглыми холеными рожами, которым – все самое лучшее. Отдышавшись, я приготовился уже было высказаться в адрес каждого из присутствующих, но выхода своему гневу не успеваю дать. Сперва брюнетка спросила участливо:

– А вы, случаем, не торопитесь домой к вашей жене и детям?

– А чего? Я сейчас уже ухожу! – говорю я. Затем, немного успокоившись, обращаюсь к бармену: – А куска хлеба у тебя не найдется, парень? А то водка какая-то колючая, в горле застряла.

Брюнетка понимающе захохотала, а блондинка тут же среагировала и говорит протяжно-презрительно:

– Ну, бля, когда ты уже уе…шься отсюда наконец?

Тут открывается дверь, которая ведет в фойе ресторана, и в бар входит новое действующее лицо – милиционер – работник вневедомственной охраны.