Трилогия - Истоки

— А то смешно: всякие Лессинги у меня есть, а Толстого, Тургенева, Гончарова нет. Я не могу жить без «Войны и мира».

— Я могу жить без «Войны и мира»… Скажи, адвокат, наверное, не женат?

— Наверное. По крайней мере, он был не женат еще сегодня утром. Может быть, днем женился? Но я этого не знаю. И ты тоже будешь читать.

— Я знаю, что я страшно необразованная, — сказала Катя, заплетая косу. — Ты сделал большую глупость, что женился на мне. Но когда я тебе надоем, ты не стесняйся и скажи, я уйду к Алешеньке. Но вот что, барин, ты составь список всего, что тебе нужно, а то в третий раз я тебя не пущу.

— Правда, сейчас составлю.

— И если уже ты едешь, то купи там тот торт, который мы ели в кондитерской. Чудный торт! Он называется, кажется, мариньян. Вафли и миньон, я обожаю. И знаешь что, купи сразу два: они не портятся.

— Я куплю три, — сказал он.

VII

Первые представления цирка шапито должны были состояться поблизости от Петербурга, и решено было везти реквизит на подводах. Лошади, трапеции, ходули были отправлены накануне. Легкий реквизит был погружен рано утром. Артисты в большинстве тоже сели на подводы, кто по безденежью, кто, как Рыжков, из товарищеского чувства, чтобы не выделяться. Директор предпринял поездку по России с очень небольшими деньгами и предупредил об этом артистов. Они согласились работать на паях, зная, что директор честный человек.

Погода была прекрасная. Как только подводы тронулись, все повеселели, даже те, кто не верил в успех гастролей. Алексей Иванович удобно устроился на своем собственном низком длинном сундуке, рядом с полной румяной мимисткой-физиономисткой, по сцене девицей Элеонорой. Около них поместились Али-египтянин и шпрехшталмейстер, для сокращения называвшийся просто «шпрех».

— Так при царе Горохе путешествовали! Я так ездить не привыкла, — жалобно говорила мимистка-физиономистка.

— Уж будто никогда, матушка, так не ездили? — усомнился Али-египтянин.

— Ну вот, — сказала она. Это было ее любимое слово, иногда означавшее «да», а иногда — «нет».

— Это оттого, что ты, милая, молода, — ласково-наставительно сказал Алексей Иванович. — А я, когда мальчишкой стал работать, то и не слыхал, какие-такие железные дороги. Прежде цирк, иначе, как на лошадях, и не ездил, да еще по рекам на плотах. И почище нынешних бывали труппы.

— Да, почище нынешних! В деревнях показывали «Курицу с человечьим лицом», и мужичье вас кольями гнало: «бей балаганщиков!» Знаем мы эту вашу старину! Бывало, идут навстречу цирку колодники. Один гогочет: «Ахтеры! Ахтеры!» А другой арестант отвечает: «Чаво, дурень, смеешься! Погоди, может сами хуже будем!»

Алексею Ивановичу анекдот не понравился.

— Мало ли вздору говорят люди, да еще арестанты!

— Нынешний цирк не в пример лучше прежнего. Искусство идет вперед, — сказал Али-египтянин. Однако Рыжков не согласился и с этим.

— Такого артиста, как Гримальди, за тысячу лет не было и еще тысячу лет не будет. И очень это преувеличено, будто нас кольями встречали. Бывало, конечно, но редко. А то часто в провинции, когда подъезжал цирк, выходили за три версты встречать нас с музыкой.

— И теперь встречали бы, если б злодеи не убили царя, — вздохнув, сказал Али-египтянин.

— Нас без хлеба оставили, а говорят, что защищают бедных людей!

— Они христиане, — саркастически сказал ненавидевший революционеров Али-египтянин. — «В церкви не состою, а сущность учения Иисуса Христа признаю», — процитировал он облетевшие Россию слова Желябова на суде. Алексей Иванович сердито его остановил.

— Так нельзя говорить! Насмехаться над ними большой грех.

— Я и не насмехаюсь! Кто же над повешенными насмехается?

— Я был на Семеновском, когда их вешали. Ох, как нехорошо было! А они хоть бы что! Только этот Рысаков сплоховал, — сказал, морщась, шпрех. Рыжков с очень недовольным видом качал головой.

— За время траура я проела все, что было, и теперь в долгу, как в шелку, — сказала мимистка-физиономистка. — Без Алексея Ивановича не знаю, как прожила бы! Сейчас всего капитала два двугривенных.

— Могу тебе еще красненькую дать. Хочешь?

— Ну вот! Только когда же я вам все отдам, Алексей Иванович?

— После бенефиса и отдашь. Ведь тебе обещана «Черная маска»? Прекраснейшая пантомима, и роль Лауры Куртенэ одна из твоих коронных.

— Обещана, да даст ли? — сказала девица Элеонора, утешенная и красненькой, и словами об ее коронных ролях.

— Ну, уж это ты, матушка, вздор говоришь. Если он сказал, то можно положиться. У него слово свято.

— Я с ним письменного договора никогда не заключаю. Договорились, хлопнули по рукам, значит верно.

— Слышали, у него вчера сорвался плакат: «Все билеты проданы». Весь побледнел: «Плохая примета».

— Нет такой приметы. Там если заяц перебежит дорогу, я не говорю. А это одно суеверие.

— Провинция у нас чуткая: любит и понимает цирк, — сказал Али-египтянин.

— Главное — это погода, — заметил шпрех. — И еще чтобы на первых порах не посадили в яму! Раз в Нижнем Новгороде у нас описали тюленя Маэстро. Директор хотел застрелиться.

— Главное не в погоде, а в репертуаре, — сказал Рыжков. — Если не опустимся до какого-нибудь «Путешествия вокруг света за пять копеек», то и искусству послужим, и не стыдно будет глядеть в глаза людям.

— Закликала, братцы, у нас мастер, — сказал Али-египтянин и благодушно передразнил шпреха: — «Давай, давай. — Билеты хватай. — Чудеса узрите. — В Америку не захотите! — Пошла начинать. Музыку прошу играть…»

Рыжков строго показал ему глазами на девицу Элеонору. Последняя строка закликания была непристойной. Али-египтянин, однако, и сам знал, чего нельзя говорить при дамах. Он достал корзинку с едой, завернутую в афишу: «Невероятно, но факт».

— Как только выедем за заставу, братцы, не грех будет перекусить.

— Я, признаться, страшно проголодалась. Доктор говорит, что у меня ложный аппетит.

— Хорошо будет, как поплывем по Волге, давно я по ней, матушке, не плавал. Поедим стерляжьей ухи. В Сибири тоже едят, дай Бог всякому. Я двести пельменей съедал в один присест.

— Двести пельменей, дяденька, не съедите, — сказал шпрех.

— Невероятно, но факт.

— Если в бульоне, то он съест, — подтвердил Алексей Иванович.

— Адин порция бульон, — сказал Али-египтянин и вытащил бутылку водки. Пронесся радостный гул.

За заставой они закусили и выпили.

— Один шнапс не шнапс, два шнапса тоже не шнапс, и только три шнапса это полшнапса, — сказал Али-египтянин. — Так говорят волжские немцы. Эх, братцы, рад я, что увижу матушку Волгу.

— А я не люблю уезжать из Питера, — сказал, вздыхая, шпрех. — Говорят, только в одном городе на свете есть такая набережная, да я не помню, в каком. Еще приведет ли Бог все это увидеть?

— А вы что, помирать собрались? — спросила мимистка-физиономистка.

— В нашем деле нельзя знать. Может такое случиться, что костей не соберут. Я ведь и на трапеции работаю.

— Зачем же говорить о том, что может случиться? — сказал Рыжков. — А если на арене и умрешь, то почетнее смерти нельзя желать! Всю жизнь служил своему делу и смертью послужил. Это самое главное: трудиться и уважать свой труд.

— Это вы верно говорите, — сказал шпрех. Али-египтянин тоже одобрительно кивнул головой.

— Правда, правда, — подтвердила мимистка-физиономистка.

— Теперь, говорят, страхуют от увечья, да я не верю: одно надувательство, — сказал Али-египтянин. — Ну, что ж, Алешенька, по третьему шнапсу? За нашу-то, за помещицу Мамонтову, она всегда тебя звала Алешенькой. Уехала от тебя, старый?

Они выпили еще по рюмке. Али-египтянин закупорил и спрятал бутылку. Шпрех приятным тенором затянул цирковую песню:

У трамплина мандолина,

На трамплине барабан…

— Это он правильно. Отъезжая, надо петь, — сказал Алексей Иванович.

Все подхватили хором:

Клоун, рыжий, балерина

Всех наречий и всех стран.

Историко-литературная справка

На протяжении 1930-х годов Алданов публиковал романы только на современную тему: после трилогии «Ключ», «Бегство», «Пещера» выступил с романом «Начало конца». Поселившись в начале второй мировой войны в США, он решил возвратиться к историческому жанру, к предыстории событий, воплощенных в трилогии, стал с 1942 г. писать «Истоки».

Работа над этим самым крупным по объему из его романов продолжалась до 1946 г. Параллельно Алданов печатал короткие рассказы на актуальные, подсказанные войной темы, участвовал в создании в Нью-Йорке толстого литературно-художественного и общественно-политического журнала на русском языке. Он назывался «Новый журнал» и выходил раз в квартал, почти в каждом его номере печатались новые произведения писателя. Постепенно роман отодвигал на задний план все другие дела. Алданов задумал ввести в сюжет образы цирковых артистов и, чтобы достоверно изобразить характеры и обычаи неизвестной ему среды, отправился с бродячим цирком в турне по Соединенным Штатам. «Он знал, что быт и атмосфера этих цирков едва изменяются с годами и широтами. В результате даже в цирковой технике, описанной в романе, и там „комар носа не подточит“. Писательская честность Алданова действительно была беспредельна», — свидетельствует мемуарист А. Бахрах.[303] 29 июня 1945 г. Алданов сообщил И. А. Бунину: «Кроме „Истоков“ я ничего не пишу»!..[304]

Русское книгоиздательское дело за рубежом в первые послевоенные годы находилось в упадке. Сначала «Истоки» появились в переводе на английский язык (1947) под названием «Before the Deluge» («Перед потопом»). В 1948 г. Книжное общество Англии избрало это произведение лучшим романом месяца. Лишь в 1950 г. роман появился на русском языке, его выпустило в двух томах парижское издательство «YMCA-Press». Деление на два тома было предпринято издательством, а не автором: на выставке «YMCA-Press» в Москве осенью 1990 г. демонстрировался автограф письма Алданова в редакцию, Б. М. Крутикову, от 29 сентября 1948 г., где писатель сообщает, что ему все равно, выйдет роман в двух или в трех томах.

Вскоре после публикации «Истоков» в журналах русской эмиграции появились две в корне противоположных оценки романа: поэт Георгий Иванов увидел в нем проповедь безверия и скептицизма, нашел его вредным («Возрождение», Париж, 1950, № 10), историк М. Карпович, напротив, назвал «Истоки» лучшим произведением Алданова, продолжающим толстовскую литературную традицию («Новый журнал», Нью-Йорк, 1950, № 24).

В дальнейшем в русской зарубежной критике возобладал именно этот взгляд: многие мемуаристы и критики считают «Истоки» выдающимся историческим романом. А. Бахрах приводит слова И. А. Бунина: «Под характеристикой Александра II не отказался бы поставить свою подпись сам „Лев Николаевич“!» Алданов считал наиболее удавшимися в романе две сцены: операцию и смерть Дюммлера и цареубийство.[305] Хотя роман привлек внимание англоязычных читателей, а в 1953 г. был опубликован в Барселоне в переводе на испанский язык, Алданов предназначал его в первую очередь соотечественникам. «Кого в Америке могут интересовать народовольцы, Александр II и даже западноевропейские знаменитости 70-х годов!» — восклицал он в письме к Андрею Седых.[306]

Сейчас, когда через четыре десятилетия после первой публикации на Западе «Истоки» приходят к советскому читателю, роман воспринимается как живое явление литературной жизни, хотя в нем воссозданы события более чем столетней давности: споры о путях исторического развития России, противостояние радикалов и консерваторов, разговоры о связи политики и нравственности характерны и для наших дней. Связь времен — главная тема Алданова, его исторические полотна остаются злободневными. Но в ранних произведениях писателя тема связи времен, по мнению некоторых критиков, часто была излишне педалирована. Например, его Наполеон размышлял о выгоде стратегической позиции на Марне («Святая Елена, маленький остров»), и читателю 1920-х годов не оставалось иного, как вспомнить недавнюю битву под Верденом. Зрелый, достигший более высокого мастерства автор «Истоков» идет по другому пути: его герои также задумываются над будущим, но их прогнозы постоянно не сбываются, их планы на будущее рушатся. Полон иронии эпизод, когда один из героев, положив деньги в банк, объявляет, что на проценты через пятьдесят лет, в 1928 г., будет издана книга — биография его начальника по службе графа Канкрина. Связь времен воплощается Алдановым и в появлении на страницах одного романа пожилого Маркса и подростка Ленина.

Обширная галерея персонажей многопланового повествования — вымышленных героев и исторических деятелей — воплощает в «Истоках» авторский тезис о противостоянии интеллигенции самодержавию как характерной черте общественного развития России перед 1 марта 1881 г. Это противостояние, по Алданову, стало импульсом дальнейшего революционного развития. Каждый из персонажей выбирает свой путь: профессор ищет независимости от властей, левый художник рисует Стеньку Разина и едет знакомиться с Бакуниным, народовольцы замышляют убийство царя. Вместе с тем характеры напоминают персонажей, созданных ранее Алдановым в «Мыслителе» и трилогии; и в тех и в других перемешаны свет и тени, положительные качества почти в каждом преобладают над отрицательными. Когда-то Белинский писал об Искандере — Герцене: «Главная сила его не в творчестве, не в художественности, а в мысли, глубоко прочувствованной, вполне сознанной и развитой».[307] То же можно бы повторить и об авторе «Истоков»: наиболее сильная его сторона — аналитическая мысль историка.

В большей степени, чем любое другое произведение Алданова, «Истоки» связаны с русским историческим романом XIX в. Но, современник Соловков и Хиросимы, Алданов по-новому интерпретирует известные события русской и европейской истории. Размышляя о культурной традиции, сталкивая героику и будни, анализируя поведение человека перед лицом смерти, он, по существу, остается в кругу вечных тем, но главный его мотив — бессилие человека перед потоком исторических событий, тщетность исторических деяний. Этот горький мотив контрастирует с внешней легкостью занимательного повествования: композиция выразительна, сюжет включает элементы высокой трагедии, мелодрамы, криминальной истории.

Первый небольшой отрывок из романа, «В цирке», был напечатан в газете «Новое русское слово», Нью-Йорк, 1 января 1943 г. Затем более крупные фрагменты на протяжении четырех лет публиковались в «Новом журнале»: 1943, №№ 4, 6; 1944, №№ 7—10; 1945, № 11; 1946, №№ 12, 13. Текст публикуется по кн.: М. А. Алданов, «Истоки», Париж, 1950.

А. Чернышев

1

Н. Д. Хвощинская-Зайончковская (1824—1889), популярная в 1870-е годы писательница, подписывала свои произведения «В. Крестовский-псевдоним».

2

«Старина Мишель» (франц.)

3

в будущем (лат.)

4

Все беды этого мира проистекают от глупости (франц.)

5

«О Боже, ты же знаешь, что у меня нет таланта к мученичеству…» (нем.)

6

«Царь!..», «Александр Второй!..» (нем.)

7

«Дважды ничто». — «Трижды ничто» (франц.)

8

«Черные искры», «Юнона в детстве» (франц.)

9

и по известной причине (франц.)

10

свадьба очень скромная (франц.)

11

«Дом, милый дом» (англ.)

12

Это бедный господин, маркиз де Ко (франц.)

13

балы с пальмами (франц.)

14

Каждым вершком государь (англ.)

15

Ваша красота в моих глазах драгоценнее, чем шкатулка рубинов. Ваш голос пленительнее для моего слуха, чем песня десяти тысяч соловьев (англ.)

16

Пожалуйста, покиньте ваш прекрасный дворец и проведите один недостойный вечер в отвратительной лачуге, где я обитаю (англ.)

17

«Равенство»… «Братство»… (итал.)

18

«…Создайте руководящее ядро и зажгите революционную искру: тогда массы пойдут!» (итал.)

19

Свобода, равенство, братство (франц.)

20

Нужно, правда, обладать лживостью господ буржуа, чтобы сметь говорить о свободе рабочих! Хороша свобода, которая приковывает их цепью к воле капиталиста!.. И братство! Еще одна ложь! Я вас спрашиваю, возможно ли братство между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между угнетателями и угнетенными? Как? Я заставляю вас потеть и страдать целый день, а вечером, собрав плоды вашего труда, вашего пота, вечером я скажу вам: «Поцелуемся, друзья мои, все мы братья!..» (франц.)

21

«…Мой юный друг Николай Мамонтов» (франц.)

22

из порционных блюд (франц.)

23

истинный парижанин (нем.)

24

слишком классически образованны (нем.)

25

«Но нет, дорогой товарищ Бакунин! Нет, не музыку!» (нем.)

26

«Международное товарищество рабочих. Юрская федерация. Членская карточка. По рекомендации… предъявитель этой карточки… родившийся в … году, уроженец … по профессии … принят в качестве действительного члена. Действительные члены платят ежегодный взнос в размере 1,5 франка» (франц.)

27

У тебя черт в теле и перец в ж… (франц.)

28

Здесь: разница в следующем (франц.)

29

Это может быть? (нем.)

30

Исключено! (нем.)

31

дополнительное лечение (нем.)

32

ищите женщину (франц.)

33

на закуску (франц.)

34

«Божественная миссия германцев» (лат.)

35

«Бог сотворил пчел, пчелы сделали мед; Бог сотворил людей, люди сделали деньги» (англ.)

36

«…Почудился мне крик: „Не надо больше спать! Рукой Макбета зарезан сон! — Невинный сон, тот сон, который тихо сматывает нити с клубка забот, хоронит с миром дни, дает усталым труженикам отдых…“ (В. Шекспир. „Макбет“. Перевод Б. Пастернака. )

37

«Сумасшедший Бисмарк» (нем.)

38

галерея зеркал (франц.)

39

очарователь (франц.)

40

свое прелестное ремесло монарха (франц.)

41

Здесь: для контраста (франц.)

42

Парадный театр (франц.)

43

«Делать хорошую мину» (франц.)

44

«Дайте мне, пожалуйста, эту…» (нем.)

45

«Конечно, господин» (нем.)

46

Конечно! Госпожа фон Боровикова… Конечно! Номер 108… Пожалуйста… Это там… (нем.)

47

«Величество» (нем.)

48

«Высочайшие гости на водах» (нем.)

49

фрески (нем.)

50

«Конечно, ваша светлость», «Доброе утро, господин доктор», «Как дела, господин Мюллер?» (нем.)

51

«Собрания сочинений» (нем.)

52

«холодная закуска» (нем.)

53

«Очень хорошо» вместо «хорошо» (нем.)

54

«Добыча» (франц.)

55

в конце концов (франц.)

56

«Ужин» (нем. — Abendbrot).

57

Этой чести я не стою! —

Так сказала фрау фон Штейне, титулованная дама. —

Мое счастье беспредельно,

Большего желать не смею.

Оба сына, что женились,

Гордость рыцарства всего,

И три дочки вышли замуж,

Обрели мужей знатнейших.

С самой младшею моею

Обвенчался граф светлейший.

Все двенадцать, что венчались,

Здесь на свадьбе повстречались…

(Перевод с немецкого Э. Гуревич. )

58

Госпожа тайная советница (нем. Geheimrat — тайный советник).

59

«Вливания и клистиры» (нем.)

60

«Русский царь!» (нем.)

61

«Впечатления от…» (франц.)

62

«Боже, какая гадость!» (франц.)

63

«Дом повешенного» (франц.)

64

«Малыш действительно необыкновенно красив» (нем.)

65

Кушать подано (нем.)

66

«Я друг моих друзей и враг моих врагов» (франц.)

67

Полоскание носоглотки, орошение носоглотки, полоскание гортани, орошение гортани (нем.)

68

В. А. Жуковский. «Людмила» (неточная цитата).

69

Итак, к Штольценфельцу (нем.)

70

«Обращаться с осторожностью» (нем.)

71

«Стекло» (англ.)

72

«Так мы сгибались под тяжестью знаний, подобно британским ослам, ученым, серьезным» (англ.)

73

острослов (франц.)

74

«Он оставил позади в… в…» — «то, что всех нас связывает — пошлость?..» (нем.)

75

«Трактат об электричестве и магнетизме» (англ.)

76

Аутентичная — подлинная (греч.)

77

«Господину профессору, доктору Михаилу Чернякову в знак искреннего признания. Рудольф Гнейст» (нем.)

78

повод для объявления войны (лат.)

79

Пророк (франц. prophte).

80

«Петербургская императорская Академия Наук достойнейшему Федору Михайловичу Достоевскому…» (лат.)

81

«Отверженные» (франц. «Les Miserables»).

82

людоедство (греч.)

83

Карпетбаггерами называли северян, искавших легкого обогащения на Юге после окончания Гражданской войны в США. Все свое имущество они носили в ковровом мешке за спиной.

84

Знак гибели. По библейскому преданию, вавилонский царь Валтасар устроил пиршество в разгар осады Вавилона войсками персидского царя Кира. Во время торжеств на стене зала появились эти таинственные слова, предвещавшие гибель и царю, и городу: м е н е — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; т е к е л — ты взвешен на весах и найден очень легким; Перес — разделено царство твое и дано мидянам и персам (Книга пророка Даниила, V, 26—28).

85

Машиностроительный павильон, сельскохозяйственный павильон, мемориальный павильон (англ.)

86

cлова авторитетного человека (лат.)

87

общее мнение ученых (лат.)

88

Платон — друг, истина — еще больший друг. (Слова, приписываемые Аристотелю) (лат.)

89

«Общественное мнение? На него всегда можно наплевать» (франц.)

90

«Добрый старый Диззи!» (англ.)

91

«Я не такой компетентный специалист в вопросах умопомешательства, как этот уважаемый джентльмен» (англ.)

92

«Вы бредите коалициями!» (франц.)

93

«Я не могу предстать перед Святым Петром, не будучи председателем хотя бы самого малого конгресса в Европе» (франц.)

94

«Император раздражен» (франц.)

95

«И мой тоже» (франц.)

96

«Повод для объявления войны» (англизиров. лат.)

97

«Грязные евреи» (нем.)

98

«Старый еврей, вот это человек!» (нем.)

99

Джордж Бруммель (1778—1840) — король английской моды.

100

Потрясающе! Просто потрясающе! (англ.)

101

Знаете ли вы, что происходит со мною?

Да, я знаю: вы думаете про спиртное (англ.)

102

придворный поставщик (нем.)

103

«Добрый день» или «Добрый вечер» (нем.)

104

«пивные» (нем.)

105

военная музыка (нем.)

106

«Здесь керосин, там керосин, керосин вокруг, славься, керосин!» (нем.)

107

девушки для увеселений (нем.)

108

«подлинный» (нем. echt).