Крестоповал. Война совести

Хвастун взял лежавший рядом пульт и стал щелкать кнопками каналов.

Кривляющуюся под фонограмму звезду непонятного пола сменил мультфильм про смешариков, потом во весь экран возникла диктор новостного канала. Хвастун новостей не смотрел, интересуясь исключительно криминальной хроникой, поэтому большой палец левой руки уже лег на следующую кнопку, как правая рука с бутылкой замерла на половине пути ко рту.

– …Постепенно в Россию стали возвращаться люди, чьи предки покинули родные края еще в начале прошлого века, – заговорила дикторша. Ее сменил крупный план второго терминала в Шереметьеве. Камера наехала на вход, и вот взору открылся знакомый микроавтобус, на фоне которого стояли обворованные Хвастуном и его командой старообрядцы.

– Интересно, уроды, вы уже в курсе, что ваш багаж слегка полегчал? – спросил, ни к кому не обращаясь, Хвастун.

Журналистка Званцева задала пару вопросов, которые касались дальнейшей жизни этих людей, и неожиданно заявила, что Берестов Никита Лукич хочет обратиться к зрителям с просьбой оказать помощь в поиске утраченного имущества.

Объектив камеры наполз на мужчину с рыжей бородой, увеличив его во весь экран.

– Говорите! – раздался за кадром голос Званцевой.

Мужчина стянул с головы картуз, с опаской посмотрел куда-то в сторону и, набрав полные легкие воздуха, заговорил:

– У нас два чемодана пропали… Хотим попросить, – мужчина передернул плечами, – вернуть бы это. Зачем оно вам?

– У вас, наверное, там были какие-то особенно дорогие сердцу вещи? – подсказала журналистка.

– Рушник! – спохватился мужчина и тут же поправился: – Полотенце, по-вашему… Вернее… В общем, вышивала его еще моя бабка, вернее, мать еенная… Рисунок там незамысловатый, но много значит для нашей семьи. Мы зла на того, кто взял, не держим… Все, – он кивнул.

Камера вновь наехала на журналистку:

– Еще раз хочу попросить от имени семьи Берестовых вернуть пропажу. Никита Лукич гарантирует вознаграждение…

Журналистка еще что-то говорила, а Хвастун уже до мельчайших подробностей восстановил в голове картину того, как они потрошили чемоданы. Перед глазами возник Щербатый, бросивший на траву кусок грубой материи с непонятным вышитым рисунком.

– Надо же так облажаться, одна рухлядь, – прозвенели в голове его слова.

Хвастун встал. На пол полетел пакет с остатками кальмаров. Но он, пораженный собственным открытием, словно не видел ничего вокруг.

«Точно! – осенило Хвастуна. – Это же карта была! Как я сразу не додумался? Поэтому и ценного они с собой ничего не везли! Зачем? Предки здесь все припрятали!»

Перед глазами деляги встала голубая извилистая полоска.

– Река, – стал соображать вслух он. – Треугольник может быть горой или скалой… А черная линия вдоль голубой полосы? Дорога! – едва не закричал он и поставил на журнальный столик уже почти пустую бутылку.

На сборы ушло меньше пяти минут, и вот уже, перешагивая сразу через несколько ступенек, Хвастун летел по лестнице вниз. Оказавшись во дворе, достал трубку сотового телефона, трясущейся рукой набрал номер Щербатого и приложил к уху.

– Слушаю, – раздался на другом конце голос.

– Это я, – заговорщицки заговорил Хвастун. – Срочно всем звякни, сбор в девять на старом месте.

– Понял, – вздохнула трубка.

Как назло, дольше, чем положено, заводилась машина, а потом не выпускал со двора перегородивший дорогу грузовичок, из которого трое грузчиков, матерясь, сгружали огромный холодильник. Дорога до Кольцевой Хвастуну показалась целой вечностью. Пролетев Химки, он не сразу заметил у обочины полицейскую машину. Лишь когда гаишник показал на него жезлом, а потом, очертив полукруг, ткнул его кончиком рядом с собой, Хвастун зарычал от досады. Ну как же, первый раз за год сел за руль после пива, и на тебе…

Взяв себя в руки, он включил правый поворот и стал прижиматься к обочине.

Неожиданно милиционер, словно передумав, махнул ему жезлом, давая понять, чтобы он проезжал, а сам устремился наперерез тонированному джипу.

– Пронесло, – выдохнул Хвастун, глядя в зеркало заднего вида на удаляющегося милиционера. – Еще один хороший знак!

Место, где они потрошили чемоданы, он нашел сразу. Злополучное полотенце лежало, повиснув на ветках небольшого куста. Вокруг разбросанные вещи.

Бережно, словно ребенка, он взял на руки этот набухший влагой кусок материи и, затаив дыхание, развернул к свету.

Так и есть, небольшая то ли речка, то ли ручей, вдоль которого тянется дорога, скала либо гора, а за ней озеро, напоминающее сверху штаны.

Он развернул полотенце. Внизу старославянскими буквами было вышито:

«Далее Зосима и Савватий хранят…»

Разглядывая замысловатые знаки, вышитые вдоль другой кромки полотенца, Хвастун задумался.

«Что все это значит? Может, действительно, уезжая на чужбину, староверы зарыли свои богатства? С другой стороны, не похоже, чтобы набожные люди богатства такие имели, которые меня заинтересовать могут, – размышлял он. – Скорее всего, рухлядь какая-нибудь в виде старинных книг или икон. Они, конечно, денег стоят, но не таких, чтобы из-за них все бросить и заняться староверами».

Еще немного поковырявшись в своих мозгах, Хвастун решил на всякий случай съездить к знакомому скупщику краденого. Таких людей, которым можно при случае что-то сдать, он знал не меньше двух десятков. Большинство из них покупало все, что можно было продать дороже. Шубы, телевизоры, часы, элементы интерьера, украшения, телефоны… Лишь бы вещь имела товарный вид. Но была среди этой пестрой базарной толпы и своего рода интеллигенция – коллекционеры. Одни занимались монетами, другие марками, кто-то иконами или картинами… Были и такие, что не брезговали ничем. Хоть подсвечник из сусального золота, хоть старинная книга. Объединяла их не только маниакальная привязанность к предметам своего вожделения, но и знание всего, что с ними связано. К таким относился сравнительно молодой москвич по имени Боря. Фамилии Хвастун не знал, равно как и то, чем этот Боря в действительности занимается. Но то, что разбирался он во всяких исторических тонкостях, точно. Люди всякое возят. Особенно пик на разные исторические штучки пришелся в начало девяностых. Когда трещала по швам великая страна и началась большая миграция народов. Много тогда ехало людей из республик Средней Азии. Люди бежали из объятого войной Таджикистана, Молдовы, вмиг озлобившейся Прибалтики… Бросали годами нажитое добро, брали с собой лишь деньги да семейные реликвии. Хвастун с тоской вспоминал времена, когда милиции словно не было, а ему удавалось за день «подрезать» до десятка разных багажных мест. Работал он тогда один, и сдавать краденое приходилось самому. Позже обязанность эту он свалил на Щербину. Но цепкая память Хвастуна держала в голове не только адреса нужных людей, но и телефоны. Бережно свернув полотенце, он направился к машине.

* * *

После утренней молитвы с Панкратом и детьми Никита Лукич вышел во двор. Хозяйство у Панкрата было большое, как и семья. Пять коров, свиньи, индюки, куры… Полно живности всякой. На полях, что остались от развалившегося колхоза, убрал бурьян, выкорчевал деревья, которые успели там вырасти, и посеял пшеницу с гречихой. Хочет пчел развести… Работает не покладая рук, а помогают ему дети да такие же, как он, старообрядцы, которые живут по соседству. Всего пять дворов обжили, а уже фору любому фермерскому хозяйству в округе дают…

Было раннее утро. В просторном дворе стоял небольшой трактор «Беларусь» и «УАЗ», под капотом которого возился Фрол.

– Бог помощь! – Никита Лукич подошел и встал рядом. – Что случилось?

– Год как ремонт двигателя делал. – Фрол выпрямился, взял тряпку и стал вытирать руки. – А он снова масло стал потреблять больше положенного и дымит, гадюка.

– А гарантию тебе давали? – спросил Никита.

– Кто же мне ее даст? – удивился Фрол.

– Неужели у вас автосервисы не отвечают за свою работу? – нахмурился Никита.

– Вона ты о чем, – улыбнулся в усы Фрол. – Так ведь сам я все делал, вот этими самыми руками…

– Да ну?! – не поверил Никита, однако тут же отругал себя за нехорошие мысли. С чего Фролу врать-то? Аль не грех это?

– Сами все делаем, – между тем повторил Фрол. – Давеча видел «Форд», на котором я за твоим семейством в аэропорт приезжал? На нем двигатель хороший, знай себе в чистоте содержи да масло меняй. А с нашими машинами возиться надо много. Но и к дорогам нашим они приучены больше. Я их все знаю. Что случись, любую поломку устраню, да и запчасти дешевле. А вот «Форд» в дороге встанет – беда!

– Что, Фрол Алексеевич уму-разуму поучает? – раздался голос Панкрата.

Никита обернулся. Хозяин дома бесшумно подошел и встал рядом.

– Говорит, все сам делает, даже машину чинит, – похвалил Никита. – А у нас чуть что, в мастерские едешь.

– Фрол Алексеевич у нас ученый, все умеет, – хитро подмигнул Панкрат.

– Почем зря хвалишь? – Фрол смутился, словно девица, и закрыл крышку капота.

– Правда, теперь с нами мало знается, – продолжал подтрунивать Панкрат. – Совсем как мирской стал. Телевизор завел, кина смотрит…

– Будет тебе! – сильнее нахмурился Фрол. – Погоду смотрю, а так, – махнул он рукой, – зараза там одна…

– Потом молишься? – прищурился Панкрат.

– А как же, грех ведь! – часто закивал Фрол.

– Дети в школе учатся? – спросил Никита Панкрата.

– Как же сейчас без этого? – удивился Панкрат. – Дочь, Настя, седьмой класс заканчивает.

– У нас тоже в школу ходили, – кивнул Никита.

– Девчонкам по школе послабление было али как? – осторожно спросил Панкрат.

– Платки не носили, на физкультуру штаны можно, – на секунду задумавшись, ответил Никита.

– Везде так, – вздохнул Панкрат. – А как надумал назад вертаться?

– Так приезжали, агитировали, – усмехнулся Никита.

– Кто?

– С правительства, – пожал плечами Никита и улыбнулся, вспомнив трех непутевых мужчин и женщину.

– Чего – так уж и с правительства? – не поверил Панкрат.

– Ну, с министерства, – поправился Никита. – Миграционного…

– И что, вот так вот сказали: приезжайте, мол, земли дадим, с кредитами поможем? – допытывался Панкрат.

– А как же? – удивился Никита. – По-другому никак. У меня ведь там и дом, и хозяйство справное было. Дети учились.

– Брешут они все, – махнул рукой Панкрат. – На самом деле одни обещания и останутся.

– Так ведь не первый я. Много старообрядцев уже в Сибири, – с удивлением напомнил Никита. – Аль не помнишь?

– Помню, – кивнул Панкрат. – Все равно, министерские эти только обещают. Приедешь, увидишь, точно туго нашему брату в твоей Сибири. Оно и здесь не легче, только свыклись мы уже…

– Да шут с ними, проживем как-нибудь, – махнул рукой Никита.

– Ты давеча про рушник сказал, – сменил тему разговора Панкрат. – Будто без него тебе никак нельзя.

– Почему нельзя? – Никита стал трепать бороду. – Можно. Только с ним нужно.

– Какой там секрет? – осторожно спросил Панкрат.

– Ты икону видел, которую я вчерась на киот поставил? – Никита испытующе посмотрел в глаза родственника.

– Конечно, видел, – подтвердил тот, стараясь не показывать любопытства. – Соловецкие чудотворцы Зосима и Савватий…

– В заднюю стенку два клина вставлены, – оглядевшись по сторонам, словно их кто-то мог подслушать, заговорил Никита вкрадчивым голосом. – Там секрет один…

– Что за секрет? – допытывался Панкрат.

– Там знания, где искать сокровища, которые прадед спрятал…

– Откель же у него сокровища взялись? – недоверчиво спросил Панкрат.

– Не его это, – поспешил успокоить его Никита. – Банда там одна хозяйничала. В тайге жили. Вот их добро. Надо все государству вернуть. Ведь теперь, никак, снова Россия.

– Россия, да не та, – задумчиво вздохнул Панкрат. – Как бы беды больше с этого добра не вышло. Может, оно и лучше, что чемодан украли?

– Лучше не лучше, а дед перед смертью просил, – цокнул языком Никита. – Нехорошо будет, если не сделаю, как велел…

* * *

Матвей надавил на кнопку брелока включения сигнализации. Джип устало щелкнул замками и на прощание мигнул фарами. Круто развернувшись, Матвей прошел между рядами уже уснувших машин, проскочил под поднятым шлагбаумом и оказался на дороге. Город уже жил своей ночной жизнью. По залитой светом фонарей и переливающейся рекламными огнями улице, отдыхавшей после напряженного дня, проносились редкие автомобили. По тротуарам сновали стайки подростков, прогуливались самых разных возрастов пары. У ограждения входа в метро громко смеялась молодежь.

Матвей не пошел к переходу, а направился прямиком через улицу. Неожиданно боковым зрением он заметил шевеление в стоявшем у тротуара автомобиле. У «Ситроена» были выключены фары, но в салоне находились несколько человек. По мере приближения к нему росло напряжение. У Матвея была хорошо развита интуиция. Сейчас он был уверен, ждали его появления. Кто они? Матвей быстро перебрал все возможные варианты. Кому он переходил дорогу? По делу преступной группы Посредника, которая не без его помощи была нейтрализована полицией, еще все сидят… Алмазное дело – умерли… Стоп! Чего он голову ломает? Ну конечно, кто как не обожаемый Мико решил взять реванш! И не сидится же негодяю! Уже и дядя пообещал ему шею намылить, так нет… Интересно, что задумал грузин и как узнал адрес? Убивать его не будут. Ведь полминуты назад у этих людей была возможность расправиться с ним легко и надежно. Сбить на пустынном шоссе одиноко идущего человека плевое дело. Нужно только хорошенько разогнаться, а под самый конец слегка крутануть руль. Делов-то… «Погоди! – ступая на тротуар, чертыхнулся он. – Марта!» Матвей поднял взгляд на окна. Свет не горел. Исключено, что в доме бандиты. Звонил, едва заглушив двигатель. Марта накрыла на стол и ждала. Открыть двери посторонним она не могла. Он приучил ее заглядывать в экран домофона…

«Может, все-таки не ко мне?» – подумал он, сворачивая в проезд под домом.

Звук шагов, эхом отлетая от стен, рассыпался по асфальту, подобно невидимым металлическим шарикам. Матвей неожиданно различил, что к его топоту прибавились еще чьи-то шаги.

«Значит, не ошибся», – усмехнулся он про себя и тут же услышал позади оклик:

– Слышь, постой, дядя!

Последние сомнения развеялись.

Матвей не собирался подчиняться. Не потому, что испугался, просто, если надо, догонят. Да и драться не горел желанием. Нет, отправить экипаж «Ситроена» на больничные койки не составит труда. Просто не любил почем зря ломать людям жизнь и менять внешность, справедливо полагая, что лучший бой – это тот, которого удалось избежать.

Шаги приближались. Вот он уже слышит тяжелое дыхание.

– Глухой, что ли? – вновь раздался голос.

Матвей как раз миновал проезд и оказался во дворе. Здесь было намного светлее.

– Стой! – рявкнули уже над ухом.

Матвей понял по голосу, что парень примерно одного с ним роста и хочет обогнать его справа. Он шагнул назад и влево, а согнутой в локте правой рукой двинул в район лица забияки. Раздался звук выпавшего на асфальт металлического предмета. Это был либо обрезок трубы, либо монтировка. Значит, церемониться с ним не собирались. Парень между тем схватился за лицо и замычал. Матвей взял его за запястье левой руки и провел несложный рычаг. Раздался хруст выворачиваемых суставов и рвущихся связок. Вопль разорвал тишину двора. Едва он успел отпустить бандита, как боковым зрением заметил бросившуюся сбоку тень. Полшага назад – и удар кулаком туда, где должна быть носогубная складка. Лязг зубов, вскрик. Смотреть, что с человеком, некогда. По логике вещей, сейчас будет нападение со спины. Матвей снова сделал шаг в сторону и развернулся, почти мгновенно его рука описала дугу. Сдавленный вскрик и звук упавшего на асфальт тела красноречиво говорили сами за себя, и этот парень обездвижен ударом в кадык. Двор наполнился криками, стонами и отрывистыми гортанными звуками последнего нападавшего. От удара у него началась рвота.

Оглядываясь по сторонам, Матвей отступил к стене. Нападавших было всего трое. Он отчетливо видел их. Значит, один в машине. Матвей подскочил к парню, которого обработал первым. Он лежал на боку, тихо скуля и прижимая к себе, словно ребенка, поврежденную руку.

– Кто вас послал?

– Ты мне руку сломал! – простонал парень.

Матвей сделал вывод, что он русский. Говорил без малейшего намека на какой-либо акцент.

Он схватил парня за запястье и рванул на себя.

– Ах! – рявкнул тот.

– Повторяю вопрос…

– Грузин какой-то, он в машине…

– Что сказал сделать?

– Хорошо навалять, чтобы ты ходить как минимум месяц не смог, – процедил парень сквозь стиснутые зубы.

– Что обещал? – держа в поле зрения силуэты всех нападавших, продолжал задавать вопросы Матвей.

– Пять тонн, – выдавил парень.

– Баксов? – не поверил своим ушам Матвей.

– Рублей, – процедил сквозь зубы парень.

– Вы что, тимуровцы? – удивился Матвей.

– Какие еще тимуровцы? – не понял парень.

– Ах да, извини, совсем забыл. – Матвей повеселел.

Откуда этой пародии на человека знать историю? Он и понятия не имеет, что когда-то были пионеры, которые оказывали престарелым и инвалидам безвозмездную помощь. Наверняка перед ним наркоманы, которые за дозу готовы хоть на край света.

Матвей достал портмоне, развернул его к свету:

– Дам вам в два раза больше и сразу. Задача та же, только теперь сделайте это в отношении него. Сможете? Или уже все, запал кончился?

– Я его порву, – поднимаясь на ноги, простонал получивший в кадык парень…

Матвей едва надавил на кнопку звонка, как дверь открылась.

– Что с тобой? – насторожился Матвей, разглядывая Марту.

Она была бледная и выглядела испуганной.

– С того момента, как ты позвонил со стоянки, прошло уже полчаса. Я уже не знала, что думать.

– Что со мной может случиться? – Он обнял ее одной рукой за талию и поцеловал в губы.

– У меня этот Мико не выходит из головы, – направляясь в зал, заговорила Марта. – Он ведь даже дядю своего не побоялся подставить. Мало ли…

– Теперь ему долго будет не до мести, – заверил он ее, вспоминая, как грузин вышел навстречу своим побитым наемникам, в надежде услышать рассказ о том, как они ломали кости его закоренелому врагу. Били его парни долго и со знанием дела. Потом, не говоря ни слова, ушли. Матвей не стал подходить к стонущему грузину, а сразу направился домой. Парней Мико нанял у выхода из метро, где они «сшибали» на дозу. Просто подъехал и спросил, нет ли желания развлечься. Они согласились. Развлеклись… Матвея поразило, с какой легкостью, в буквальном смысле слова за копейки, парни решились, по сути, сделать совершенно незнакомого человека инвалидом. Куда страна катится?

– Ты билеты купил? – едва Матвей вышел из ванной, спросила Марта.

– В «СВ». – Вытирая волосы накинутым на шею полотенцем, Матвей вошел в гостиную. – Послезавтра едем. В пути почти четверо суток.

* * *

Как Хвастун и предполагал, Боря не стал откладывать встречу в долгий ящик, а предложил ему заехать прямо на работу. Как и многие винтики и болтики криминальной России девяностых, Боря легализовал часть своих доходов и преспокойно владел сетью небольших сувенирных лавок и парой хозяйственных магазинчиков. Так называемый головной офис бывшего скупщика краденого располагался в подсобном помещении магазина «Тысяча мелочей» недалеко от Комсомольской площади.

– Тебя, как меня, к вокзалам тянет, – намекая на близость железнодорожного узла, констатировал Хвастун, когда они оказались в тесной комнатенке с единственным оконцем под самым потолком. Устроенные вдоль стен полки были завалены самым разным товаром. Самовары, матрешки, резные разделочные доски, глиняная посуда, расписные палехские шкатулки…

С последней встречи Боря сильно изменился. И не только внешне. Из сухонького почти наполовину облысевшего неврастеника он превратился во вполне упитанного мужчину. Округлились и порозовели щеки, появился выпирающий животик, а движения стали медленнее и увереннее.

Протиснувшись к стоявшему у самой стены столу, Боря показал рукой на стул, а сам уселся в огромное офисное кресло, в котором тотчас утонул.

– Я смотрю, ты поправился, – сложив ладони лодочкой и приставив указательные пальцы к нижней губе, задумчиво констатировал он, глядя на Хвастуна.

– Да и ты не хвораешь, как погляжу, – кладя руку на стол, парировал Хвастун. – Даже потолстел…

– Так спокойнее стало, – признался Боря и ностальгически вздохнул. – Даже скучно…

– Чего, адреналину не хватает? – прищурился Хвастун.

– Да не то чтобы не хватает, драйва нет, запала, – глядя в глаза Хвастуну, посетовал Боря. – Ты обо мне чего вспомнил?

– Дело у меня к тебе одно есть. – Хвастун бросил взгляд на дверь и положил перед Борей завернутый в пластиковый пакет рушник. – Глянь.

– Знаю, не принято, – осторожно разворачивая кусок материи, заговорил Боря, – но так и подмывает спросить: где взял эту ветошь?

– Почему ветошь? – машинально спросил Хвастун.

– Старая тряпка… Возможно, использовали как полотенце, – разложив на столе рушник, стал перечислять Боря. – Рисунок… Хм… – Он наклонился, не глядя выдвинул из стола ящик, взял лупу и стал рассматривать витиеватый узор вдоль кромки. – Ручная работа. Скорее конец восемнадцатого, начало девятнадцатого… Хотя нет, судя по всему, позже. Льняная.

– Что скажешь? – сгорая от нетерпения, спросил Хвастун.

– Зосима и Савватий вторую часть ее хранят, – прошептал про себя Боря и поднял на него взгляд: – А что ты хочешь от меня услышать? – Он пожал плечами. – Зачем тебе эта тряпка?

– Ты можешь сказать, что там написано? – Хвастун показал взглядом на рушник.

– Надпись сделана на старославянском. – Боря вновь стал рассматривать буквы через лупу. – Причем часть текста зашифрована, но этот способ сокрытия смысла мне известен. Любой студент разгадает…

– Все хотел тебя спросить, откуда ты все знаешь? – прищурился Хвастун.

– Ну, допустим, не все, а ровно столько, сколько положено знать кандидату исторических наук…

– Чего? – ошарашенный известием, недоверчиво протянул Хвастун. – Ты кандидат наук?

Пришла очередь удивляться Боре:

– Обидеть меня хочешь?

– Да нет, – спохватился Хвастун, вдруг проникнувшись уважением к этому ботанику. – Просто не верится, как у людей судьбы могут меняться.

– Не говори, – вновь начав изучать рисунки, согласился Боря. – До восемьдесят девятого я читал лекции, ездил со студентами на раскопки…

– А потом?

– Потом, на раскопках под Астраханью, пропала часть ценностей… Получил два года… – Он вздохнул. – Отсидел, вышел в другую страну. Пришлось приспосабливаться…

– Дела-а… – протянул Хвастун.

– В общем, как я понял, это часть какой-то карты, которая указывает… – Он наклонился ниже: – «Где добро хранится, у злодеев отобранное царским указом».

– А какое добро, не написано? – стараясь не выдать своего волнения, спросил Хвастун.

– Нет, – пожал плечами Боря.

– Ну а что Зосим с этим сватом? – Хвастун подался вперед. – Ты же сам сказал.

– Зосима и Савватий вторую часть ее хранят, – повторил Боря.

– И где мне их искать? – расстроился Хвастун.

– Это соловецкие чудотворцы, – едва заметно улыбнулся Боря. – Умерли оба давно.

– Так что, вторая часть в могилах? – попытался угадать Хвастун.

– Не знаю, – признался Боря. – Возможно. Хотя, – вскинул он на него взгляд, – они канонизированы.

– И что? – часто заморгал Хвастун.

– Значит, на иконах есть, – пояснил Боря. – Так что, может, то, что ты ищешь, в один из образов и спрятано…

– Ну, что скажете? – закончив свой рассказ, спросил Хвастун.

– Ты уверен, что там правда сокровища? – Переглянувшись с Белкой, Щербатый вновь уставился на Хвастуна.

– Нет, – признался Хвастун. – А вдруг?

– Вдруг не считается, – цокнул языком Гвоздь. – Эти староверы куда едут хоть?

– Узнать не сложно, – пожал плечами Хвастун. – Журналистка дала номер телефона, по которому можно позвонить о находке. Я его запомнил. А там дело техники.

– Для них ценной вещью все что угодно может быть, – не унимался Клим.

– Не скажи, – возразил Щербатый.

– Их в аэропорту машина встречала с кировскими номерами, – задумчиво сказал Хвастун.

– Мне бы твою память, – с завистью вздохнул Гвоздь.

– Моей памяти у тебя отродясь не будет, – зло глядя на верзилу, заговорил Хвастун. – Откуда ей взяться в отравленных с самого детства водкой и наркотиками мозгах?

– Почему сразу отравленных? – напыжился Гвоздь.

– Да от тебя даже сейчас разит за километр, – не выдержал Хвастун и заехал Гвоздю ладонью в правую половину головы. Слетев с перевернутого вверх дном ящика, тот упал на пол. – Сказал, жрать, только когда я скажу!

– Я случайно. – Морщась и потирая ушибленное ухо, Гвоздь встал на колени, потом сел.

– Поступим следующим образом, – принял решение Хвастун. – Клим, ты как самый головастый, делаешь точную копию рушника.

– Я шить не умею, – испуганно округлил глаза Клим.

– Дурак, – расстроился Хвастун. – На бумаге нарисуешь. И не один раз. Все в точности.

– Можно ксерокопии сделать, – неожиданно блеснул эрудицией Гвоздь. Он уже перестал морщиться и тереть щеку. Ухо стало малиновым.

– Где ты такой ксерокс найдешь? – с досадой спросил его Хвастун и продолжил: – Белла, поедешь к журналистке и отдашь рушник. Заодно подробно выспроси, когда и на чем староверы едут…

– И куда, – вставил Клим.

– Это само собой, – кивнул Хвастун. – Я пока попробую разузнать по номеру машины владельца.

Глава 3

Двое суток, проведенных в деревне, не прошли даром. Никита Лукич пообвыкся, стал понимать значение многих слов. Российские старообрядцы сильно отличались говором и послаблениями. В Америке, находясь в стороне от развития России, старообрядцы сумели сохранить свою самобытность. Здесь же и говор совсем другой. Никита был поражен наличием в деревне старообрядческого радио. Но еще больше его удивил старенький компьютер, который стоял в одной из комнат дома Панкрата Миленовича. Накрытый сверху тряпкой, он включался строго в определенное время – вечером, перед ужином и до молитвы. Нельзя сказать, что Никита Лукич не знал и никогда не видел этого устройства. Однако чтобы он был в доме старообрядцев, и в мыслях допустить не мог.

– Ты не пугайся так, – успокаивал его Панкрат, пока старший сын включал дьявольскую игрушку. – Мы на мирские сайты не заходим. У нас свой есть. Там рассказывают о последних наших новостях, молитвы печатают… Много чего. – Он махнул рукой. – Вот смотри. – Панкрат ткнул в светившийся экран пальцем. – Это температура воздуха на сегодня, а это на завтра. Видишь, солнышко? Ясно будет. Удобна вещь.

– Хорошо, вижу, – кивал Никита Лукич, отводя взгляд в сторону.

– Ладно, пойдем, – заметив, что не по себе гостю, подтолкнул к выходу Панкрат.

Они вышли во двор, уселись на скамейку.

– Красиво, – глядя на закат, вздохнул Никита Лукич. – Странное дело, вот не был здесь никогда, да и до тех мест, где корни наши, еще несколько днев ехать надо, а мило все здесь душе… Запах родной, воздух особливый.

До обеда сходили в церковь, объехали поля. Панкрат показал хозяйство. В своих рассказах о планах он то и дело возвращался к проблемам, которые повсюду преследуют здесь людей, решивших заниматься натуральным хозяйством. Все они в основном упирались в неповоротливость и жадность чиновничьего аппарата. Постепенно старообрядцы привыкли к перипетиям. Здесь их было много, держались друг друга, помогали.

– Тебя послушаешь, так кажется, что чиновники эти не люди вовсе, а бестии хвостатые, – качал головой Никита.

– Хуже! – махнул рукой Панкрат. – Те хоть молитвы боятся, а этих ничто не страшит. Вот, например, мы мед, картошку и другие овощи попытались в городе продавать. Сунулись на один рынок, нам от ворот поворот, на другой – то же самое. Собрались, порешили, что свой магазин открывать будем. И что ты думаешь? – Он упер руки в колени и, склонив голову набок, уставился в ожидании ответа на Никиту.

– А что я думаю? – растерялся тот.

– Не дали. Столько бумаг собрали почем зря. И место присмотрели, и дом, будь здоров. Ан нет, и все. Два месяца Прокл Кузьмич по кабинетам таскался.

– Кто таков? – не понял Никита.

– Да свояк мой. – Панкрат показал взглядом куда-то на забор. – Грамотный. Тут к нам перекупщики зачастили. У кого дети малые, сам понимаешь, деньги нужны. В школу, опять же, надо наряжать. Стали люди потихоньку им продавать, кто картошку, кто луку… Ну а Прокл в Москву поехал. Нашел там людей толковых, опять же из наших… Теперича туда все отправляем. И платят справно. Так теперь здесь беда. Заклевали. То подворье проверяют, то птиц бить приходят, вроде как грипп птичий. Такие, брат, дела, – подвел он итог сказанному.

– Не сладко вам, – расстроился Никита.

– А может, ты здесь останешься? – неожиданно предложил Панкрат.

– Нет, – замотал головой Никита. – Не могу я, когда людей много. Даже своих. Ты посмотри, мои дети даже не понимали сначала, что твои говорят. А баба? – Он махнул рукой. – Мы не так воспитаны. Я вот после школы своих ставил поклоны отбивать. Грешили – будьте добры у Бога прощенье с усердием просить. А у тебя компьютер и радио. – Он сокрушенно вздохнул. – Ты давеча Фрола подначивал, что он, мол, почти мирской. А сам почище его будешь…

– Ты, я вижу, осерчал на меня? – расстроился Панкрат. – Не обижайся. Не можем мы сейчас уже по-другому.

– А если и там, куда я еду, так же, что тогда? – спросил Никита Панкрата и замер в ожидании ответа.

– Не бойся, – похлопал тот его по спине. – В Ульях до прошлого года даже света не было. Откель там компьютерам взяться? Но телефонами пользуются.

– Телефон – вещь необходимая, – согласился с ним Никита. – Он и у меня есть…