Атака седьмого авианосца (Седьмой авианосец - 5)

Однако спасительный маневр лишил его выгодной огневой позиции. Снова Брента мотнуло в сторону, когда Такии повернул свой бомбардировщик так, что фонарь кабины оказался на боку. Йосиро Такии выжимал последние ресурсы из двигателя в отчаянной попытке уйти из-под прицела врага. Тот отвернул в сторону, и Брент понял зачем: хочет ударить им в незащищенное брюхо. Он поднял ствол пулемета, но "Мессершмитт" оказался как раз за правым рулем высоты, а тот был на линии огня.
      - Командир! Открой мне его! - закричал он.
      Старик словно не слышал и продолжал "ползти" вдоль извилистого берегового уреза, поставив крылья почти вертикально. Однако это стоило ему высоты: самолет стал падать. Такии сделал полуоборот направо, дождался, когда воздушный поток подхватит крылья, еще раз сделал полуоборот через крыло, круто поднялся вверх и сразу рухнул вниз, как на "американских горках". Брента под воздействием центробежной силы приподняло с кресла, привязные ремни врезались в плечи. Бомбардировщик на предельно малой высоте сделал вираж над островом.
      В висках у него застучала кровь, глаза вылезли из орбит, из носа потекло, тысячи иголок впились в щеки и лоб, но, несмотря на все эти дикие кульбиты, он старался держать "Мессершмитт" на прицеле. Вот истребитель вплыл в круг дальномера. Они открыли огонь одновременно. Очереди Брента прошли мимо, а бомбардировщик задрожал, получив пробоины. Брент, держа в центре прицела вспышки 20-мм орудия, нажал на спусковой крючок и, словно из поливальной кишки, обдал переднюю часть "Мессершмитта" свинцом. И снова из-за маневра Такии его очереди не дотянули.
      Такии взял ручку вправо, дал педаль, резко повернув самолет. Это позволило уклониться от хлещущих очередей, но лишь на мгновение. Крылья "Накадзимы" снова встали вертикально, самолет грозил вот-вот сорваться в море, и летчик сделал обратный маневр, скользнув над самыми верхушками волн и заложив вираж буквально на волосок от скалистого побережья. Старик рванул ручку на себя, и под воздействием нисходящего потока воздуха самолет, вспенивая воду рулями высоты, словно кит в брачной игре, стал неуправляем, замотался из стороны в сторону, шатаясь, как пьяный, грозя вот-вот заглохнуть и погрузиться в воду.
      "Ну вот, кажется, и все", - сказал себе Брент. Смерть была уже совсем рядом. Он торопливо зашептал молитву, покуда Такии остервенело дергал рычаги управления. Каким-то чудом ему удалось вернуть себе власть над самолетом и поднять его на безопасное расстояние от воды.
      "Слава тебе, Господи", - прошептал Брент, двинув стволом навстречу истребителю, который отлетел подальше, сделал вираж и сейчас заходил для новой атаки. Он уже открыл огонь с дальней дистанции - Брент видел вспышки. Ливиец оказался отличным стрелком: глухие удары сотрясали корпус "Накадзимы", лопнула емкость с кислородом от попадания 7,7-мм пули. Разрыв снаряда - и Брента отбросило от пулемета к левому борту, на котором он на несколько секунд беспомощно повис, ничего не видя в сгустившейся перед глазами тьме. Первое, что ощутил он, очнувшись, была едкая вонь пороховых газов и тлеющей ткани. Потом он услышал в наушниках такие душераздирающие стоны, что кровь застыла у него в жилах. Что-то теплое и липкое струилось у него по груди. Он помотал головой, стараясь прогнать черноту в глазах.
      Средняя, штурманская кабина была разворочена снарядом. Младший лейтенант Такасиро Хаюса пронзительно кричал, захлебываясь хлеставшей изо рта кровью: рана на груди была так глубока и обширна, что виднелось пульсирующее пробитое легкое. Высокий сверлящий крик ввинчивался в уши, впивался в душу, как острые когти. Брент и сам был весь залит кровью, которая струилась из-под шлема и бушлата, немедленно застывая сгустками на ледяном ветру, задувавшем в кабину.
      Но у него не было времени ни на раненого штурмана, ни на то, чтобы унять кровь, которая ручьем бежала по груди и уже насквозь пропитала его белье и одежду. Закусив губу от жгучей боли, он постарался забыть все на свете и крепко стиснул рукоять "намбу", развернув ствол направо. На уровне их правого руля высоты, выключив форсаж, неторопливо приближался для последнего смертельного удара враг.
      Брент бросил быстрый взгляд наверх. Там шел поединок Йоси и Розенкранца. Еще выше полыхал подбитый "Зеро", уже начавший свое гибельное пике в океан. От него с двойным переворотом через крыло отворачивал, таща за собой шлейф черного дыма, "Мессершмитт". Помощи ждать было не от кого.
      Брент непослушными руками передвинул пулемет и уже готов был нажать на спусковой крючок. Но "Мессершмитт" оказался позади и чуть выше хвостового оперения, прямо за рулем высоты. Брент, зарычав от досады, удержал палец.
      - Такии! - гаркнул он, перекрикивая слабеющие стоны штурмана. - Чуть вправо! Хвост отстрелю!
      Такии снова не отозвался. Он не только не выполнил просьбу Брента, но словно специально подставлял "Накадзиму" под пулеметы ливийца, висевшего сзади и чуть выше. Снова обожгло грудь. Комбинезон был пробит в нескольких местах, густая кровь медленно стекала в раструб перчатки, и Брент чувствовал, как она несет с собой и мелкие осколки раздробленной кости. Он тупо смотрел на огромную пробоину в переборке, на разодранный бушлат, на кровавую корку, покрывавшую руку. Очередной снаряд добил штурмана и разметал его останки по всему самолету - это его кровь, клочья его внутренностей прилипли к одежде Брента. Два или три осколка попали и в него, но только сейчас он по-настоящему ощутил боль - раны жгли как раскаленное железо. Впервые в жизни Брент был близок к отчаянию и готов смириться с поражением, и где-то в самой глубине его сознания зашевелился отвратительный червячок дикого панического страха.
      В ушах продолжали греметь разрывы, слышался свист осколков, и Брент взмолился:
      - Такии-сан, отверни немного! Чуть-чуть левей! Открой мне его!
      Ответа опять не последовало. Оцепенел ли командир от смертного ужаса? Был ли он тоже ранен? Me-109 придвинулся еще ближе, и смерть заморгала красным глазом пулеметных очередей.
      Приказ идти на выручку "Тигра II" застал Йоси Мацухару в пятидесяти километрах к северо-востоку от Сайпана на высоте четырех тысяч метров. Оттуда он ясно видел и бугристый ландшафт Сайпана, и ровную, как стол, поверхность Тиниана, и огромную черную тучу, ползущую к югу и уже затянувшую южную оконечность Агвиджана. Брент в беде! Мацухара включил форсаж и ринулся курсом два-три-ноль в сторону Марианских островов. Его ведомые изо всех сил старались не отставать. Далеко внизу на западе он увидел яркое оранжевое пламя и застонал от боли и ужаса. Неужели он опоздал? Неужели в этом объятом огнем самолете, низвергавшемся с небес, нашли свою смерть Брент, Такии, юный Хаюса?! Но, вглядевшись, он вздохнул с облегчением - нет, это черный Me-109. Падает на Тиниан. Как видно, Брент подтвердил свою репутацию снайпера.
      В эту минуту зоркие натренированные глаза Мацухары заметили идущий курсом на Агвиджан "Накадзиму" и преследующий его "Мессершмитт". Потом сверху вынырнул ярко-красный истребитель Розенкранца, и одновременно боковым зрением Мацухара заметил на юге два крошечных черных крестика еще два "Мессершмитта". Мысль Мацухары с быстротой компьютера принялась оценивать ситуацию и перебирать варианты, ища наилучшее решение. В долю секунды он выбрал его, покачиванием крыльев и жестами объяснил ведомым их задачу. Мацумара и Кизамацу разошлись и рванулись в пике навстречу двойке "Мессершмиттов": те приближались с юга и были метров на четыреста ниже.
      Мацухара перевернулся через крыло - сделал половинную бочку - и кинулся на ливийца, гнавшегося за B5N, который шел так низко над побережьем, что, казалось, вот-вот врежется в высокую буровую вышку - деррик, стоявший на якоре у южного побережья острова и соединенный с башней на вершине прибрежного утеса длинным стальным тросом. Однако Розенкранц уже подоспел на перехват и отвлек Мацухару на себя. С каждой секундой в прицеле подполковника кроваво-красный истребитель становился все больше.
      Преимущество было на стороне японского летчика: Розенкранц должен был набирать высоту. Йоси подался вперед, хищно сощурясь и сцепив челюсти. Левой рукой он дотронулся сначала до повязки с иероглифами - хатимаки - на голове, а потом ощупал пояс с реликвиями-талисманами. Он негромко воззвал к Будде.
      Потом выругался. Розенкранц, конечно, был бесстрашным человеком и настоящим асом: он шел на него в лобовую атаку. Нечего было и думать о том, чтобы прийти на помощь Такии... Сначала придется схватиться с Розенкранцем, а боеприпасы на исходе: он восемь секунд расстреливал "Локхид" и патронов теперь оставалось еще на девять. Каждый был на счету.
      Дав полный газ, Йоси перевел машину в пологое пике. Белая стрелка указателя воздушной скорости подобралась к отметке 400 и запрыгала у красного сектора, сообщая об опасности. Ручка трепетала в его ладонях, как живое существо, и всей силы его могучих мышц не хватало, чтобы удержать ее. От перегрузки корпус "Зеро" дрожал и сотрясался - слишком велико было давление на плоскости крыльев и хвоста. Он знал, что лонжероны и нервюры были при последнем издыхании, еще когда он атаковал "Констеллейшн". Риск был велик, но ничего другого ему не оставалось.
      На общей скорости в тысячу узлов оба истребителя сблизились на дистанцию открытия огня. Йоси, воюя со ставшими непослушными рычагами, совместил светящееся пятнышко прицела с мотором ненавистной машины. Розенкранц открыл огонь, но Йоси не нажимал красную гашетку до тех пор, пока до противника не осталось всего сто пятьдесят метров и у самого фонаря не пронеслись трассеры. Он дал двухсекундную очередь. Красный истребитель мелькнул мимо, как вспышка молнии.
      Мацухара знал, что последует за этим: Розенкранц сделает бочку и из пике зайдет ему в хвост, откуда так удобно нанести разящий удар. Глухо простонав, он глянул вниз, туда, где "Накадзима" шел прямо на деррик и стальной трос. Если они уйдут от "Мессершмитта", их доконает трос. Он перевел взгляд наверх: на севере горел "Зеро" Мацумары. Ме-109 тоже был подбит и, оставляя за собой дымный след, по широкой дуге отворачивал вверх и в сторону. Под ним распустился белый купол парашюта. Йоси должен был выручать Кизамацу. Он должен был спасти старика Такии и Брента. Но условия игры диктовал в этом бою Кеннет Розенкранц, и, прокляв все на свете, подполковник взял ручку на себя.
      Черный истребитель неотступно, как привязанный, следовал за бомбардировщиком. Такии вел свою машину прямо на деррик и тонкий стальной трос, почти незаметный на затянутом грозовыми тучами небе, с которого уже упали первые капли дождя. "Мессершмитт" летел в хвосте бомбардировщика, мотающегося под порывами ураганного ветра вверх-вниз и из стороны в сторону, и время от времени бил по нему короткими очередями. Брент, ослепленный дождем, надвинул очки, выругавшись от боли. Кровь продолжала течь по бедру. Он выпустил десяток патронов, но теперь вынужден был, оберегая хвостовой стабилизатор, прекратить огонь.
      Внезапно "Накадзима" вздрогнул всем корпусом: 20-мм снаряд, точно паровой молот, обрушился на его правое крыло, вырвав огромный кусок алюминиевой обшивки, обнажив лонжероны и нервюру. Брент ответил очередью, целясь в обтекатель "Мессершмитта": пули его повредили козырек фонаря и задели зализ крыла с фюзеляжем. Арабский летчик, боясь врезаться в хвост бомбардировщика, резко взял вверх, а Такии поднырнул под трос. Пилот истребителя так и не увидел его.
      Стальная нитка прошла через левое крыло, как раскаленный нож сквозь масло, и наткнувшийся на нее истребитель отшвырнуло и нелепо развернуло вверх. Полуотрезанное крыло вместе с бензобаком бессильно обвисло и заболталось в воздухе вместе с лоскутьями разорванной обшивки.
      Брент вскрикнул от радости, позабыв про свои раны и про хлещущие струи дождя. Он поднялся в кабинет во весь рост, с ликованием глядя, как истребитель еще какое-то время лез вверх, содрогаясь всем своим изуродованным корпусом, словно бьющийся в предсмертных судорогах шакал с распоротым брюхом, потом споткнулся, замер на мгновение и круто, пошел вниз, вращаясь по оси своего единственного крыла. Фонарь отъехал в сторону, на борту появилась фигура обезумевшего от страха летчика, но неистовый рывок вошедшей в штопор машины сбросил его вниз. Слишком поздно было прыгать, слишком низко оказался его самолет. Он врезался в прибрежные скалы и рассыпался на куски, а тело летчика, успевшего лишь дернуть за кольцо парашюта, кровавой студенистой массой застыло на отмели у подножия скалы.
      Только тогда Брент заметил, как хлещут и жалят жемчужные струи дождя, заливающего кабину и непроницаемой завесой закрывшего стекла его очков. Мир подернулся плотной серой пеленой: он ничего не видел вокруг. Вдруг дали себя знать раны, потеря крови, усталость. Он как-то внезапно ощутил страшную слабость и опустился в кресло. На этот раз смерть прошла мимо.
      Йоси, наблюдавший за хитроумным маневром старика Такии и гибелью "Мессершмитта", вскрикнул от радости, вытянул ноги и изо всех сил потянул ручку на себя. B5N нигде не было видно: небеса либо спасли его, спрятав за пеленой туч, либо погубили. Так или иначе, сам он мог теперь заняться Розенкранцем, пока тот сам не занялся им. За полчаса подполковник во второй раз переходил в пике и совсем не был уверен, что изношенный "Зеро" выдержит и не развалится на части. Но делать было нечего. Он знал, что Розенкранц где-то разворачивается сейчас для нового захода. Выбор небогатый: разбиться в рассыпающемся самолете или погибнуть от огня Розенкранца.
      Когда "Зеро" стал выныривать из пике, переходя в горизонтальный полет, корпус его затрясся и застонал еще сильней, крылья согнулись от яростных порывов ветра и от нагрузки. Йоси ощутил знакомую тупую боль в животе, кожу на лице туго стянуло, страшная тяжесть вдавила его в кресло, в глазах потемнело. Он замотал головой, разгоняя эту черную пелену. Только стальная самурайская воля помогла овладеть собой и заставить машину слушаться, но крылья продолжали трепетать и вздрагивать, одолевая непосильную инерцию слишком крупного и мощного двигателя.
      Но вот пике кончилось, а "Мицубиси" не распался на части. Внизу был остров Агвиджан, а на горизонте громоздились исполинские черные пальцы, бастионы и зубчатые башни грозового фронта. Потом в раздернувшихся занавесах туч мелькнул кусок голубого неба, а в нем - красный Me-109. Йоси засмеялся: Розенкранц был ниже, чем он, и еще не успел завершить разворот. Конечно, он был уверен, что крылья японского истребителя не выдержат адских перегрузок, и теперь на миг растерялся. Смех Мацухары стал громче: "Болван, с "Мицубиси" на разворотах тягаться нельзя!"
      Высоко на севере возникла ослепительная вспышка: это Кизамацу протаранил "Мессершмитт" и в блеске нового рукотворного светила переселился в лучший мир. Мацухара в оцепенении наблюдал, как валятся с небес дымящиеся бело-бурые обломки, а ветер уже разгоняет густой клуб дыма. "Банзай!" - крикнул он.
      Теперь он остался один на один с Розенкранцем. "Зеро" против "Мессершмитта". Он этого и хотел. Плохо только, что боеприпасы у него на исходе - секунд на шесть огня, не больше. Впрочем, это неважно. Он прикончит эту сволочь, даже если придется протаранить ее и обрести вечный покой в храме Ясукуни, куда только что отлетела душа Кизамацу. А если он прожил жизнь, достойную самурая, и не отягощал карму, ему, быть может, выпадет в загробном мире встреча с Кимио. Что же может быть лучше - вечная жизнь с той, кого он любил? А без нее ему не нужна никакая нирвана.
      Взяв ручку влево и чуть подправив педалью, он перевернулся через крыло и соскользнул в неглубокое пологое пике, поймав в прицел красный "Мессершмитт", завершавший поворот. Йоси удерживал палец на гашетке. Еще рано. Еще тысяча ярдов. Шепотом он поблагодарил богиню Аматэрасу за все ее милости к нему и за то, что дала такой великолепный самолет. Пальцы его нежно прикоснулись к длинному мечу, в специальных зажимах висевшему на борту. Меч, принадлежавший его отцу и деду, верно служил роду Мацухара. "Теперь ты станешь моим мечом, "Зеро"-сан, - обратился он к своему самолету и дотронулся до головной повязки с иероглифами, которые свидетельствовали о решимости отдать жизнь за императора, - может, нам с тобой обоим придется погибнуть сегодня".
      Розенкранц тем временем, поняв, что не успевает завершить поворот и что несравненно более легкий и увертливый "Зеро" кинется в атаку прежде, чем он выйдет на огневую дистанцию, решил воспользоваться своим преимуществом - огромной скоростью, которую развивает в пике "Мессершмитт". Резко перевернувшись брюхом вверх, он ринулся вниз - носом к грозовому фронту. Мацухара в бессильной ярости выругался, стукнул кулаком по приборной панели и ринулся вдогонку за уходящим врагом, стреляя из пулеметов. Но более тяжелый Ме-109 уже скрылся за нижним слоем туч.
      Снова Йоси, обходя грозовой фронт, стал стремительно набирать высоту то, без чего не может действовать истребитель. Он знал, что Розенкранц сейчас где-то в облаках делает то же самое. Схватки, подобные той, которая должна вот-вот начаться, всегда чреваты резкими разворотами, то есть потерей скорости, и опытные летчики стараются "впрок запастись" высотой потом она скажется на стремительности выполнения маневра. Выигрывает, а значит, выживает тот, кто движется быстрее врага. Йоси Мацухара накрепко затвердил эту многократно проверенную истину. Но и Розенкранцу она была известна не понаслышке.
      Поднявшись до четырех тысяч метров и повернувшись к северу - к Сайпану, - подполковник понял, что этот раунд он выиграл: небо принадлежит ему. Но, бросив быстрый взгляд на приборы, понял, что горючего остается в обрез только-только дотянуть до "Йонаги". Он уже собрался уменьшить число оборотов, сбросить газ, изменить шаг винта, когда сверху, из-за облаков, вынырнул красный "Мессершмитт". "Не может быть!" - вскрикнул японец. Тем не менее Розенкранц был здесь и стремительно приближался к нему сзади.
      Мацухара инстинктивно взял ручку на себя, сделав "мертвую петлю" и кинувшись в лобовую атаку. Но, прежде чем он поймал врага в прицел, немец успел открыть огонь. Точно град забарабанил по фюзеляжу и хвостовой плоскости, пробивая в них рваные дыры. Но Мацухара уже держал "Рози" в третьем круге. "Поспокойней, - сказал он себе, - патронов мало". Потом дал гашетку, и корпус "Зеро" затрясся от отдачи.
      Мацухара ликующе вскрикнул: очередь попала "Мессершмитту" в основание правого крыла. Целясь в бензобак, он прикоснулся к педали, чуть накренив машину, и дал новую очередь. Сначала крыло покрылось блестящими "оспинами" - это пули и снаряды выжгли и содрали с серебристого алюминия красную краску, - потом вспучилось: пробоины в плоскости действовали по принципу пылесоса, втягивая воздух, и огромное давление, возникшее внутри, грозило разрушить всю оконечность до самых закрылков. Розенкранцу ничего не оставалось, как сбросить газ и ринуться прочь, снова развернувшись носом к грозовому фронту. Но Мацухара был твердо намерен на этот раз не выпускать его: он даже облизнулся в предвкушении.
      Отвага Розенкранца сомнению не подлежала: вместо того чтобы выпрыгнуть с парашютом, он пытался выровнять теряющую управление машину. Может быть, он догадывался, что все равно обречен: японец расстреляет его в воздухе. Может быть, предпочитал погибнуть за штурвалом своего истребителя, чем болтаться на стропах беспомощной марионеткой. Йоси не стал ломать себе над этим голову - он зашел в хвост к обреченному "Мессершмитту" и приготовился дать смертоносную очередь. Его не интересовал ход мыслей Кеннета: если бы представилась такая возможность, самурай задушил бы врага голыми руками. Знакомый жар разлился по всему телу, когда Йоси поймал в прицел голову и плечи Розенкранца. Он поглаживал гашетку так нежно, нажимал на нее так легко, что она упруго сопротивлялась движению его большого пальца, он медлил, прежде чем утопить ее в полированном стальном гнезде, и наслаждался предчувствием щелчка, который замкнет цепь. Наконец гашетка ушла - но Мацухара не услышал ничего, кроме свиста сжатого воздуха.
      Он вскрикнул от жгучего разочарования. Боеприпасы кончились! Он был безоружен, и ему оставалось только смотреть вслед исчезающему в тучах самолету. В самый последний момент Розенкранц обернулся к нему и открыл в издевательском смехе крупные, жемчужно-белые зубы - настоящую акулью пасть. Мацухара, плача от бессильной ярости, бил кулаком по приборной доске. Оба ведомых погибли. Брент, старик Такии и Хаюса - скорее всего тоже. А Розенкранц сумел уйти. "Все впустую, все напрасно", - стучало у него в голове.
      Тучи - предвестники бури, как осатаневшие демоны, вились вокруг самолета, окутывая фонарь и ослепляя летчика. Взглянув на стрелку авиагоризонта, он резко взял ручку вправо, дал педаль и повернул назад, на север, курсом на Тиниан. Вырвавшись из густой облачности, сверился с приборами: стрелка топливомера подрагивала совсем недалеко от нуля. Мощный "Сакаэ" буквально пожирал горючее - оно уходило как вода из ванны, когда вынешь затычку. До той точки к юго-западу, где должен был стоять, поджидая свои воздушные патрули, "Йонага", было еще двести километров. Чуткие пальцы летчика изменили шаг винта, сбавили обороты до тысячи двухсот, а давление - до восьмидесяти. Самолет теперь еле плелся: два-три перебоя в ровной работе двигателя и резкие хлопки сообщили летчику, что больше насиловать "Зеро" нельзя.
      Мацухара испытывал отвратительное чувство человека, проигравшего решающую схватку: печаль, пустота, ощущение потери обволакивали его душу, как застывшая смазка. Сколько людей погибло сегодня! А над ним пустые небеса, в необозримом пространстве которых еле заметной точкой проплывал его самолет. Мацумара сгорел, Кизамацу погиб, Брент Росс, Йосиро Такии и Такасиро Хаюса вместе со своим изрешеченным осколками и пулями бомбардировщиком сгинули в пасти бога бурь Сусано, а убийца Розенкранц избежал смерти. А он, Йоси Мацухара, лишившийся Кимио, потерял сегодня и Брента Росса. Дороже этих двоих у него никого не было на свете. Бок о бок с Брентом они воевали и дрались, бессчетно спасали друг другу жизнь, и между ними крепла, становясь нерасторжимой, особая связь боевого товарищества, которое известно лишь тем, кто в отличие от людей, выбрасывающих на стол кости, ставит на кон собственную жизнь. Они рядом стояли под градом пуль, под бомбежками и жестокими артиллерийскими обстрелами, их осыпали осколками, их полосовали клинками ножей и били кулаками, по ним давали торпедные залпы в море и очереди из "Калашникова" в парке Уэно. Молодой американский лейтенант доказал, что соответствует самым строгим нормам кодекса бусидо и обладает чертами истинного самурая отчаянной храбростью, верностью долгу, честью.
      Счастливейшими были те часы в жизни Мацухары, когда он, потягивая сакэ, читал другу свои хайку, а тот со стаканом виски в руке слушал задумчиво и внимательно. Сколько раз обсуждали они, что приводит человека "на тропу войны", что заставляет его становиться деталью сложного механизма и без колебаний выполнять приказы, не пытаясь вдуматься в их смысл, - убивать, разрушать и находить в этом честь и славу!.. Они оба пришли к выводу, что в мирной жизни нет силы, способной увести людей прочь с этой дороги, и нечем заменить это упоение ужасом. Война проверяет человека, как ничто другое, война - это оселок, на котором правится лезвие самурайского меча, война определяет, достоин ли мужчина носить это имя и занимать место среди других мужчин. Только для Брента мог облекать Мацухара в слова свои смутные мысли, только с ним мог он делиться сомнениями, которые одолевают всех, посвятивших себя богу войны Хатиману-сан.
      Внимание его привлекли две тени, одновременно мелькнувшие в противоположных концах неба. Красный истребитель вынырнул из-за тучи как раз под ним и стал медленно снижаться над аэродромом Тиниана. Это был Розенкранц, осторожно заходивший на посадку. Таранить его? Разом кончить все здесь и сейчас? Ни Кимио, ни Брента нет в живых, так зачем жить ему, подполковнику Мацухаре? Он уже потянулся к рычагу управления двигателем, как вдруг, внимательнее всмотревшись во вторую машину, отражавшуюся в его зеркале, узнал в ней "Тигр II". Свершилось чудо! Старик Йосиро невредимым вышел из пасти бога бурь Сусано. Нельзя сказать, что ему даром далась эта встреча: бомбардировщик почти не слушался рулей, волочил одно крыло, но старый кудесник все-таки удерживал "Накадзиму" в воздухе и заставлял его лететь. А в хвостовой кабине Мацухара заметил массивную фигуру Брента Росса, приветственно махавшего ему.
      Йоси, заложив широкий пологий вираж, глянул вниз. "Мессершмитт" приземлился, и вокруг него суетились фигурки людей, казавшихся отсюда не больше муравьев, - они выталкивали самолет с полосы, заводя его во что-то похожее на закамуфлированный капонир. Значит, арабы устроили на Тиниане и на Сайпане свои авиабазы? А он-то думал, ливийцы взлетают с одного из своих авианосцев - известно было, что ливийская эскадра действует где-то в западной части Тихого океана. Но Йоси приходилось видеть солдат аэродромного обслуживания; те, кто сейчас убирал самолет Розенкранца в ангар, действовали не в пример более споро и слаженно. Это явно не местные... Значит, и сбитый им "Локхид" тоже скорее всего взлетал отсюда и совершал, наверно, регулярный разведывательный полет на восток - искал "Йонагу".
      Он продолжал смотреть вниз. Но где же остальная эскадрилья Розенкранца? Они же всегда летают четырьмя тройками или шестью парами. Он обвел напряженным взглядом грозовое небо. Ничего. И на грязной влажной земле следы от колес только этого кроваво-красного истребителя. Йоси перевел дух. Если "Мессершмитты" были доставлены на Марианские острова авианосцем, весьма вероятно, что командир корабля не пожелал расставаться со своими патрульными самолетами, тем более что "Йонага" ищет его. Скорее всего дело обстоит именно так. Командир ливийского авианосца выделил меньшую часть эскадрильи - те пять "Мессершмиттов", с которыми дрались Йоси и его ведомые... иначе небо просто кишело бы "сто девятыми". Значит, арабы все-таки обосновались на Марианах, и скоро сюда прибудут новые силы. Йоси покружил на Танапаг-Харбор - маленькой, закрытой коралловыми рифами бухтой на западном побережье Сайпана. Средних размеров "купец", десяток рыбачьих баркасов и - таинственная тишина. Надо сообщить на "Йонагу".
      Облетев сверху и сзади медленно ползущий бомбардировщик, Йоси поднес к губам микрофон:
      - Сугроб, Сугроб я - Эдо Первый. Прием.
      Он знал, что "Йонага", опасаясь арабской радиотехнической разведки, может не только не отозваться ему, но и вообще изменить скорость и курс, не предупредив своих летчиков и оставив их погибать в холодных водах Тихого океана. Однако база откликнулась немедленно. Йоси услышал голос молодого радиста и локаторщика Мартина Рида:
      - Эдо Первый, это Сугроб, слышу вас хорошо. Прием.
      Подполковник, сбросив газ, пошел вровень с "Тигром", оглядывая его, и потом, когда оба самолета оказались над Сайпаном, начал докладывать:
      - Возможно, авиабазы противника на Тиниане. Одно средних размеров торговое судно в Танапаг-Харборе. - Он посмотрел вниз, на подозрительные кусты, но следов от колес не заметил. - Замаскированные капониры на обоих островах на ранее существовавших аэродромах, но вижу только один поврежденный истребитель. Средств ПВО нет. В ходе боевого столкновения с пятью "сто девятыми" четыре уничтожены, один поврежден. Потери: морской пилот первого класса Мацумара и младший лейтенант Кизамацу. "Тигр II" серьезно поврежден. Сопровождаю его на базу. Рандеву там же? - Он не упомянул о том, что отбиваться от самолетов противника ему будет нечем только идти на таран.
      - Без изменений. Конец связи.
      Когда оба самолета, оставив за кормой Сайпан, пошли курсом на северо-восток, к бескрайнему простору океана, Йоси подлетел к бомбардировщику почти вплотную и невольно хмыкнул, увидав вблизи "серьезные повреждения". Правое крыло было во многих местах пробито и иссечено осколками, в переборке штурманской кабины, развороченной снарядом, зияла огромная пробоина. Голова лейтенанта Хаюсы бессильно моталась от толчков самолета. Мацухара увидел напрочь оторванное ухо, раздробленную челюсть, залитые кровью борт и часть фюзеляжа. Верхняя часть туловища представляла собой мешанину обугленных мышц, переломанных костей и клочьев одежды. Без сомнения, штурман был давно мертв.
      Брент Росс сидел прямо, сдвинув очки на лоб, так что под глазами были отчетливо видны кроваво-красные отметины. Бушлат, который распирали широкие плечи американца, тоже был весь залит кровью. Однако Брент сумел помахать подполковнику и поднять вверх большой палец. Йоси, стиснув челюсти, сделал то же. Брент показал на поврежденную корму, где вяло болтался в воздушном потоке обрубок антенны. Йоси понял: радиосвязи нет.
      Потом он на вираже подошел еще ближе и стал рассматривать пилотскую кабину. Такии - на первый взгляд он был цел - оглянулся на него через плечо и даже улыбнулся, хотя видно было, с каким трудом удерживает он управление покалеченной машиной. Старик кивнул в сторону правого крыла и ткнул пальцем в "Зеро". Мацухара взял ручку на себя и пролетел вплотную над бомбардировщиком по правому борту, оглядывая пробоины в плоскости крыла. В них можно было видеть не только лонжероны, ребра и нервюру, но даже рулевые тяги и бензобак. Йоси перегнулся через борт: течи не было. Эти новые самогерметизирующиеся емкости - просто чудо. Года три назад "Накадзима" был бы обречен. Он вскинул вверх кулак. Такии повторил его жест и кивнул.
      Потом подполковник пошевелил двумя вытянутыми пальцами, как бы изображая идущего человека. Снова последовал понимающий кивок, а Мацухара скользнул бомбардировщику под брюхо и взглянул вверх. Такии выпустил шасси - правая шина была спущена. Йоси обвел внимательным взглядом всю нижнюю часть "Накадзимы" - обтекатель, замки торпеды, элероны, закрылки, конусообразное брюхо фюзеляжа, неубирающееся хвостовое колесо и хвостовой стабилизатор. За исключением огромной рваной дыры в штурманской кабине и искореженного правого крыла, все было цело. Пулевые отверстия в кабине стрелка в счет не шли. Мацухара медленно заложил вираж и теперь оказался над "Накадзимой".
      Такии и Брент глядели на него выжидательно. Йоси снова вытянул указательный и безымянный пальцы, пошевелил указательным, а потом чиркнул себе ладонью по горлу, сделав универсальный жест, означающий - беда, повреждение, авария. Такии глядел непонимающе, и Йоси догадался, что на панели перед ним зажглись зеленые лампочки, показывая, что обе стойки шасси вышли. Да он, как и всякий пилот, и без лампочек - по мягкому толчку - знал, что механизм выхода шасси сработал нормально. Тогда Йоси сложил большой и указательный пальцы колечком, а потом сплющил его. На этот раз Такии улыбнулся, закивал и повторил этот жест, вопросительно показывая вправо. Йоси сжатым кулаком просигнализировал, что старик понял его правильно.