Иллюминатор - Повесть о Платоне

      Обнуление: переход мира в состояние, лишенное чисел. Поскольку в ту эпоху вся наличная реальность была заключена в числовых системах, указанный переход рассматривался лишь как чрезвычайно отдаленная теоретическая возможность.
      Огненная вода: неизвестное нам соединение или состав, возможно имеющий отношение к первобытному верованию, согласно которому в центре всего сущего находится огонь. См. Электричество.
      Органический синтез: еда, полученная соединением, смешением частей, взятых из телесных органов различных животных. Иное название - "мясное ассорти".
      Плакальщица: официальное лицо, возлагавшее на себя бремя горестей данного города или района и посредством ритуального плача способствовавшее поддержанию гармонии.
      Пламенный взгляд: взгляд в огонь как в сердцевину всего и вся.
      Поп-музыка: священные песнопения. Исполнялись не людьми, а механизмами в рамках ритуалов, связанных с обожествлением машин. Вариант - рок-музыка, то есть музыка рока, горестной судьбы.
      Психотик: от "психея" (некий демон-покровитель) + "отос" (ухо) - тот, кто прислушивается к своему демону и порой, вдохновляемый им, высказывает мудрые мысли.
      Рекреационная площадка: от "рекреация" = "воссоздание" - участок города, предназначенный для воссоздания былой жизни. См. Рекогносцировка термин, обозначающий деятельность тех, кто исполнял эту трудную задачу.
      8
      Сидония. Возможно, именно это место Платон называет рекреационной площадкой. Удобно ли тебе здесь? Позволь мне раскрыть зонтик и защитить тебя от блеска.
      Орнат. Море очень неспокойно. Я не ожидал увидеть столько световых мерцаний и вспышек.
      Сидония. Это возникающие вновь миги - маленькие блики времени в едином море, бессчетные, как береговые песчинки. Прикрой сверху глаза ладонью и посмотри вон туда. Что там видится в отдалении?
      Орнат. Некое облако света, постоянно меняющее форму. Вот оно стало лицом. Нет. Уже слишком широкое для лица. Это величественное здание. Теперь оно дробится на слова.
      Сидония. Оно будет меняться беспрерывно, пока море не втянет его вспять. Мы полагаем, что эти яркие фигуры - не что иное, как прежние великие эпохи или века, силящиеся вновь обрести существование. Были замечены своего рода световые оболочки, с великой быстротой встающие из моря и вновь опадающие, вновь скрывающиеся под его волнами. Это образы событий, произошедших, возможно, много тысячелетий назад и на миг вернувшихся в память мира. В прошлом один такой большой свет ослепил обитателей здешних мест и поверг их в смятение. Сообщают, что иные заговорили на неведомых языках, стали беспричинно смеяться и плакать. Сосед перестал узнавать соседа, и родственники стали как чужие друг другу. Но тревога и замешательство миновали. Они были частью необходимых перемен.
      Орнат. Кажется, это место и в эпоху Крота было ведомо людям? Они дали ему примечательное название.
      Сидония. Конец могилы*. Но, если верить Платону, море это лежало ниже их поля зрения. Оно вышло наружу только в эпоху Чаромудрия, когда погасло солнце и затмились звезды. Многие другие чудесные области земли возникли именно тогда. Например, Эдем... Погляди, зонтик твой падает. Дай помогу тебе с ним. Помнишь, как мы, дети одного прихода, играли в общие игры? Я помогала тебе найти свет.
      * Конец могилы - Грейвзенд, название речного порта на Темзе.
      Орнат. Это когда мы были еще малы?
      Сидония. Надо было пройти лабиринт из стекла...
      Орнат. В нем так легко было заблудиться, хотя все было отчетливо видно!
      Сидония. Платон, помнится, вечно увиливал от игры. Ведь он убегал, не желая танцевать?
      Орнат. Он боялся разбить стекло.
      Сидония. Но оно же не бьется. Оно сделано из слез ангелов.
      Орнат. И блестящее, как это море. Скажи мне, Сидония, - входил в него кто-нибудь?
      Сидония. Отвечу тебе так: из этого моря никто еще не возвращался.
      Орнат. Но должны же были люди испытывать любопытство наряду с изумлением? Что, если я бросил бы в воду мою табличку - знак моего рождения?
      Сидония. Ты шутишь, я понимаю, но скажу тем не менее, что это было бы крайне неразумно. Могу рассказать тебе кое о чем. В деревне Ромфорд - это отсюда недалеко - жил юноша. Он подумал, что море - иллюзия, и решил проверить, на что оно способно. Он подошел к берегу и стал смотреть на свое отражение в воде.
      Орнат. Так поступают многие из нас. Это способ достичь гармонии на один миг. Я видел, к примеру, как Мадригал в чудесной сосредоточенности глядел в воды Ли*.
      * Ли - приток Темзы.
      Сидония. Возможно, отражение - наше второе "я", как считают некоторые, однако это море - совсем не то, что Ли. Это море времени. Деревенский житель отступил и стоял на песке, дразня волны: мол, попробуйте поглотите меня. Но волны не приняли его вызов, и тогда он ринулся им навстречу.
      Орнат. И что было дальше?
      Сидония. Люди видели, как он сначала недолго шел по воде, а потом начал делать огромные прыжки, взлетая высоко в воздух.
      Орнат. Необычайно!
      Сидония. При первом прыжке он обратился в быка, при втором - в лебедя; потом он по очереди становился змеей, львом и многими иными, пока наконец не скрылся из глаз вовсе.
      Орнат. Неужто так оно и было?
      Сидония. Именно так. Возможно, он превращается по сию пору, хотя какой вид... Мне кажется, твой свет меняется.
      Орнат. Почему-то твой рассказ обеспокоил меня. Словно... впрочем, не важно.
      Сидония. Словно город больше не оберегает нас?
      Орнат. Сказать так было бы кощунством.
      Сидония. Нет. Ведь мы же сейчас находимся вне его пределов. Но надо идти назад. Я вижу, ты встревожен.
      Орнат. Да. Нам следует вернуться.
      Сидония. И Платон потешит нас какими-нибудь еще из своих древних слов.
      9
      Рок-группа: группа людей, избранная для того, чтобы исполнять мрачные веления рока, то есть судьбы. В эпоху Апостолов такие люди назывались палачами.
      Романтик: исследователь сказаний Древнего Рима.
      Светотехника: техника, с помощью которой в эпоху Крота свет запасали в огромных емкостях и затем по подземным трубам направляли в человеческие жилища.
      Свободная воля: термин, имевший в эпоху Крота немалое значение и связанный с представлением о том, что "воля" человека, то есть его индивидуальный выбор, лишена всякой коммерческой стоимости на рынке; поэтому она распространялась и поставлялась свободно, то есть без оплаты.
      Себестоимость: понятие, отражающее степень растраты человеком своих жизненных сил. "Какова его себестоимость?" означает "насколько он одряхлел?".
      Система обработки текстов: в рамках старой машинной культуры тексты и даже отдельные слова рассматривались как потребительские товары, создаваемые и обрабатываемые в ходе производственного процесса. Они, таким образом, выпускались фабричным способом, подвергаясь при этом все большей стандартизации. Их производство приобретало гигантские масштабы и пропорции, скорее механические, нежели жизненные, с тем чтобы их можно было распространять по всему миру.
      Солнечный удар: гибель солнца.
      Ставленник: тот, кто ставил перед населением вопросы; официальное лицо, правитель. Его роль выяснена не до конца, однако представляется вероятным, что он предлагал населению несколько вопросов в год. Горожане должны были публично на них отвечать, он же, со своей стороны, никаких ответов не давал.
      Старый свет: свет эпохи Крота, которому, как предчувствовали в конце ее некоторые прозорливые люди, суждено было вскоре померкнуть.
      Стоп-сигнал: сигнал, подаваемый группой специально обученных наблюдателей, чьей задачей было измерять быстроту хода человеческих дел и вмешиваться в тех случаях, когда налицо были признаки задержки. Представляется, что в ту эпоху люди приходили в восторг от скорости и эффективности, которые были для них самоцелью; обратной стороной этого восторга был страх перед тем, что мир замедлит свое движение и даже остановится совсем.
      Сумасшедший (бешеный) ветер: ветер, созданный человеческим восприятием и вследствие этого страдающий нервным расстройством или бешенством. См. также: Дурная бесконечность и Порочный круг.
      Телепатия: болезнь, вызывавшаяся "телевидением". Представляется вероятным, что телевидение расширяло органы зрения за их природные границы, и это приводило в итоге к душевным страданиям и нездоровью. Люди постоянно старались увеличить возможности своего восприятия искусственными средствами, не понимая, что это нисколько не меняло условий, господствовавших в эпоху Крота. Чем сильней было расширение, тем более явной становилась ограниченность. Те, кто пользовался телевидением, получали от него в увеличенном виде образы, которые создавало их же собственное узкое и убогое зрение, и поэтому испытывали непрекращающуюся тоску.
      Темное происхождение: сотворение мира в контексте бытовавшего в эпоху Крота мифа, согласно которому вселенная возникла из тьмы и хаоса; разумеется, теория эта отражала мрак и жестокость, присущие той цивилизации. Альтернатива, предложенная поэтами и пророками, которые отвергали господствующую культуру, выражалась, насколько нам известно, словосочетанием светлая заря. Оно встречается в нескольких отрывках, где речь идет о начале дня или начале жизни.
      Тихий час (тихий = медленный, час = время): ситуация или состояние, когда темп развития событий воспринимается как чрезвычайно вялый, что, по-видимому, отражает общее желание людей в эпоху Крота остановиться, пока не поздно.
      Третий мир: неясно. Обиталище "третьего лица"? Или местопребывание людей, составлявших "третье сословие"? Толкование вызывает споры.
      Хромота: считалась неотъемлемым свойством тех, кто передвигался пешком. Это слово использовалось и в бранном смысле, как в выражении: "Рассказ хромает в отношении сюжета". Возможно, в древности ходьба считалась занятием неблагородным или неестественным; этим может объясняться существование огромного числа средств транспорта, зачастую перемещавших людей на очень короткие расстояния.
      Экономика: древняя наука, стремившаяся свести все явления к минимуму, придать им как можно менее расточительную форму. Отсюда: "экономить", что означало: "быть скаредным".
      Электричество: толкование этого термина вызывает сомнения, однако принято считать, что он обозначает стихию огня или теплоты, противопоставляемую стихии сырости и холода. Здесь, таким образом, в сниженной форме присутствует элемент астральной магии. В ранний период эпохи Орфея считалось, что небесные тела излучают "духовный и божественный свет", который "милостиво пронизывает всякую вещь" и "воспринимается ею настолько, насколько она способна его вместить". Понятие электричества указывает на то, что верование это было в определенной степени унаследовано людьми эпохи Крота, хоть и приняло менее благочестивую и почтительную форму.
      Экология: занятие, состоявшее в слушании собственного голоса, как будто он приобретал от этого большее значение.
      Юрисдикция:
      Меня прервали.
      10
      Просим прощения, Платон. В заболоченной местности, которая зовется Савой*, мы нашли изображения: лицевой порошок, жидкость в стеклянном сосуде, дитя, белый продолговатый кусок очищающего притирания, средство передвижения на колесах, аромат для волос, сорочка для мужского тела, резервуар для мытья. Мы не можем точно установить, как связаны между собой эти элементы.
      Благодарю вас. Я исследую этот вопрос перед следующим выступлением.
      * "Савой" - название лондонского отеля и театра на Стрэнде.
      11
      Мы мало что знаем о давно исчезнувшем народе, который в старину звался "американским". Территория, где он жил, ныне, согласно последним данным, представляет собой обширную и пустынную, лишенную каких-либо примет равнину, по которой несутся горячие ветры. Однако обнаруженные нами вещественные свидетельства говорят о том, что под поверхностью этой опустелой земли, возможно, покоятся останки великой державы. Совсем близко от нас, хоть и за пределами наших стен, из-под руин круглой площади Эрота* был извлечен замкнутый ящичек; он, разумеется, считался священным объектом и поэтому пролежал нетронутый несколько столетий. Но затем, после создания нашей Академии минувших эпох, он был извлечен для исследования. Сам ящичек сделан из некоего неизвестного нам металлического материала, и сбоку на нем с трудом читается следующее: "Э.А.По. Американец. 1809 - 1849"; внутри, когда его вскрыли, был обнаружен оттиснутый черными буквами текст с общей надписью: "Рассказы". Это было волнующее открытие - первый дошедший до нас памятник неведомой цивилизации; к сожалению, ему, видимо, суждено остаться последним. Будь, как говорится, вся земля из стекла - мы все равно искали бы зря. Поэтому значение "Рассказов" как единственного источника сведений об исчезнувшем народе поистине огромно.
      * Имеется в виду площадь Пиккадилли-сёркус в Лондоне с так называемой статуей Эрота (разговорное название памятники известному филантропу графу Шафтсбери).
      Статус автора и характер его творчества определяются с несомненностью. В частности, интерпретация имени не вызывает затруднений. "По" - это сокращение от "поэт", и вся надпись единодушно расшифровывается исследователями так: Э.А.По = Элегический (то есть грустный, печальный) Американский Поэт. Можно сделать общий вывод о том, что писатели Америки даже в эпоху Крота пользовались благословенной анонимностью. Слово "поэт" хорошо нам известно, однако, поскольку в "Рассказах" нет ни песнопений, ни гимнов, мы считаем, что термин этот применялся ко всем писателям данной цивилизации без исключения. Этот конкретный текст был сохранен не потому, что был подспорьем для пения и танца, а в силу своего исторического содержания.
      Несомненно, Э.А.Поэт очень точно описал особенности американской державы. Ее население обитало в очень больших и очень старых жилищах, которые - возможно, из-за климатических условий - часто были покрыты лишайником или увиты плющом. Архитектура всех этих обветшалых особняков во многих отношениях была одинакова: библиотеки и галереи, залы со старинными картинами и длинные извилистые коридоры, оканчивающиеся массивными запертыми дверьми. Комнаты обычно характеризуются как просторные, с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами, с темными полами из дерева, именуемого "дубом". В этих жилищах, кроме того, было очень много лестниц и подвалов; проходы освещались свечами в прикрепленных к стенам канделябрах, однако хозяин дома, поднимаясь наверх, обычно держал в руке горящий фонарь. Одна видная семья (Ашеры) располагала подземельем, где могла хоронить своих умерших без тех неудобств и хлопот, с которыми была сопряжена церковная служба. Вообще из написанного Поэтом явствует, что у американцев не было установленной, организованной религии; подобно многим первобытным народам, они, по-видимому, испытывали великий ужас перед ночью и мраком, но, помимо этого, они чтили некое злобное божество, которое стремились умилостивить изощренными ритуалами и обрядами. В одном из исторических сочинений Поэта мы находим упоминание о "дворце этого вражины - Джина"*; здесь, конечно, имеется в виду И-цзин, который в сказаниях востока нашей земли фигурирует как некий бес или демон. Одно из не дошедших до нас сочинений Поэта называется, как мы знаем, "Бес противоречия"; несомненно, оно представляет собой катехизис или богословское исследование. В подобных случаях мы особенно остро чувствуем, сколь многое, увы, безвозвратно нами утрачено.
      * От "gin palace". Так называлась одна из разновидностей питейных заведений.
      Однако больше всего, насколько нам известно, американцы боялись быть погребенными заживо. Этот страх связан с так называемым "криогеном" распространенным предрассудком, приверженцы которого считали, что душа человека может оказаться запертой в ловушке тела при сильном снижении телесной температуры; замороженный дух, полагали они, не способен вылететь из своего гнезда. Нет-нет, я не вижу причин для смеха. Примите во внимание, что американские ландшафты были однообразны и неприглядны, что холодная часть года была в этой стране невыносимо долгой и что "дня" там было гораздо меньше, чем "ночи".
      Этим, возможно, отчасти объясняется примечательная внешность ее обитателей. У американцев были бледные лица, тонкие губы и большие глаза; волосы их, как правило, были длинными и шелковистыми. Рассматриваемое сочинение позволяет предположить, что все они были отдаленными потомками тех или иных аристократических родов; один из наших читателей высказал мнение, что они, может быть, произошли от единого клана или семейства, чем и объясняется резко очерченное своеобразие этого народа. Многознающий Поэт сообщает нам, что американцы - люди чрезвычайно нервные, отличающиеся болезненной чувствительностью и остротой переживаний. Они постоянно испытывали "неопределенное ощущение ужаса и отчаяния". Они были подвержены крайним проявлениям изумления и радости, и количество душевнобольных среди американской молодежи было чрезвычайно велико.
      Об их страхе перед погребением заживо уже было сказано, однако следует добавить, что ему сопутствовало ощущение греховности и зла - ощущение настолько сильное, что многие американцы считали себя бесповоротно проклятыми и осужденными. Все мысли этих людей были сосредоточены на смерти. Почему такой зажиточный и родовитый народ оказался столь беззащитен перед болезненным страхом, почему они предпочитали жить среди многочисленных проявлений мрака и упадка - на эти вопросы еще предстоит ответить. Высказывалось суждение, что они страдали некоей всеобщей наследственной болезнью, заставлявшей их, в частности, избегать яркого света и почти неотлучно находиться в стенах своих особняков. Но можно дать и другое объяснение.
      Позвольте мне процитировать слова самого Поэта. "Затем, по прошествии шестидесяти минут (что равняется трем тысячам шестистам секундам летучего Времени) раздался новый бой часов, за которым последовали то же замешательство, та же боязнь, та же задумчивость, что и раньше". Некоторые из вас, без сомнения, озадачены. "Часами" называлась механическая система, вырабатывавшая это самое "Время". Первоначально, возможно, существовали крытые рынки, где люди могли приобретать Время, но в период, когда Поэт писал данные сочинения, люди уже научились делать компактные механизмы, производившие Время с помощью разнообразных колесиков и дисков. В том же контексте употребляется слово "маятник", обозначавшее некий объект, прикрепленный к часам. Был и особый "колодец"*, где хранилось Время, запасенное впрок.
      * Один из известных рассказов Э.А.По называется "Колодец и маятник".
      Все данные, таким образом, свидетельствуют о том, что американцы считали Время неотъемлемым элементом своего существования. В тексте приведен некий тост или хвалебное слово в честь этого божества с рефреном: "Время, господа, прошу вас!"* Возможно, оно было видимым существом. Я уже привел слова поэта о "летучем Времени", наводящие на мысль, что они видели некие крылатые или быстро проносящиеся фигуры; этим могут объясняться неоднократные упоминания о "приглушенных" или "тихих неясных" звуках, которые можно интерпретировать как шорох шагов или шелест крыльев. Тут я должен признать, что упоминание о замешательстве, боязни и задумчивости, которые вселяет в людей Время, производит на нас самих интригующее впечатление. Американцы испытывали в его присутствии страх, и его "полет" заставлял их погружаться в беспокойные размышления. При этом, хотя Время ни в коей мере не было для людей благодетельным, они верили, что в каком-то непонятном смысле оно составляет часть их тела. Например, биение человеческого сердца сравнивается со звуками, "которые производят часы, укутанные ватой". Отметим еще упоминание о "стрелках", которые, по-видимому, были угрожающе направлены в лицо обладателю часов.
      * Возглас владельца питейного заведения, извещающий посетителей о том, что пора закрываться.
      Другое место в "Рассказах" предвосхищает открытия гораздо более поздней поры. Описав особняки американцев, автор высказывает предположение, что эти великолепные жилища "лепят судьбы" их обитателей; им свойственна некая "особенная атмосфера", которая действует на живущих в доме людей как "неодолимая и грозная сила". Любопытно, не правда ли? Этого историка минувших дней легко принять за пророка! Несколько дальше читаем вот что: "Мне давно поперек горла встала эта жизнь и наш девятнадцатый век. Убежден, что все идет как-то не так"*. Задумайтесь об этих словах, о силе вложенного в них ощущения беды и обездоленности. В заключительной фразе горечи еще больше: "Пусть меня забальзамируют лет на двести". Здесь, конечно, пафос смешан с иронией. Если бы Поэт и вправду ожил двести лет спустя, его по-прежнему окружала бы эпоха Крота во всей своей безрадостной силе. Но его произведение доказывает, что, несмотря на все убожество и гнет, даже тогда случались прозрения и проблески, позволявшие заглянуть в иную жизнь, которой суждено было ярко воссиять в эпоху Чаромудрия. Благодарю вас.
      * Здесь и ниже перевод И.Бернштейн.
      12
      Платон. Благодарю тебя. Кажется, им поправилось.
      Душа. Великолепное выступление.
      Платон. Но верно ли сказанное?
      Душа. Да, насколько кто-либо может судить. Меня особенно порадовало твое рассуждение о времени. Время всегда интересовало меня - по крайней мере, пока оно существовало. И звучало все очень убедительно. Должна к тому же сказать, что жестикуляция твоя улучшилась.
      Платон. В Академии меня учили вызывать образы, но я был плохим учеником.
      Душа. Нет. Ты просто другой. Я с самого начала это увидела. Даже ребенком ты отличался от всех. Ты предпочитал одиночество. Отказывался играть с осколками зеркал.
      Платон. Я был такой урод...
      Душа. Нет. Это был страх. Когда надо было танцевать с другими детьми в лабиринте, ты с криком кидался прочь.
      Платон. Так действительно было?
      Душа. Я неотлучно тебя сопровождала. И когда ты прятался в развалинах слоновьего замка*, и когда оплакивал смерть наставницы.
      * Слоновий замок - Элефант-энд-Касл, название площади в юго-восточной части Лондона.
      Платон. Ее звали Евфрена. Это она привела меня в Академию. Это она показала мне книги.
      Душа. Ты помнишь, как плакал?
      Платон. Я помню, как пришел в Дом Умерших.
      13
      Добро пожаловать, малыш Платон. Добро пожаловать в Дом Умерших. Сюда пришла твоя наставница, когда конец ее стал близок. Одни горожане мягко и тихо исчезают, другие, прежде чем истаять, много столетий покоятся здесь в своих оболочках. Раньше мы думали, что в миг смерти тело лишается всякой памяти и всякого воображения; но недавно было доказано, что умершие видят сны. Они лежат здесь, и им снятся их былые жизни. Мы знаем это, потому что можем слушать их сновидения. Почему ты плачешь, малыш Платон?
      14
      Душа. И все же ты остался в Академии.
      Платон. Долг удержал меня. Нет. Это был мой собственный выбор. Я хотел прочесть все старые книги. Я уже был не здесь. Я был там, в них.
      Душа. Уютное положение.
      Платон. Почему?
      Душа. Там ты мог укрыться.
      Платон. Ты ошибаешься.
      Душа. Мне ли не знать?
      Платон. Я хотел обрести себя.
      Душа. Ты хотел обрести голос.
      Платон. Нет. Я хотел обрести веру.
      Душа. Печальное было зрелище. Ты с уверенностью считал себя правым, а других горожан неправыми. Ты верил в значительность прошлого.
      Платон. Конечно. Но не ты ли убедила меня в том, что книги - достойный предмет внимания?
      Душа. Возможно. Я не помню.
      Платон. Души не нуждаются в памяти. Они вечны.
      Душа. Прошу прощения. Признаю свою ошибку. Но когда они предложили тебе надеть балахон оратора, я молчала.
      Платон. Это был мой выбор. Я поступил так из страха.
      Душа. Перед кем?
      Платон. Перед ними.
      15
      Платон с Пирожного Угла*, ты получил балахон и маску оратора. Ты будешь говорить у всех ворот города. Какова твоя тема?
      Я буду рассуждать о ранних веках земли.
      * Пирожный Угол (Pie Corner) - угол Кок-лейн и Гилтспер-стрит в Лондоне.
      16
      Первую из эпох мы назвали эпохой Орфея; воистину то была весна нашего мира. То были дни, когда статуи, поддаваясь уговорам, оживали и сходили со своих каменных пьедесталов, когда духи рек и ручьев могли превращаться в деревья или поляны, когда из крови раненых героев в один миг вставали цветы. Даже боги то и дело становились лебедями или быками просто ради счастья преображения.
      Орфей стал символом этой волшебной поры, потому что именно он открыл силу музыкальной гармонии и мелодиями своими заставлял деревья танцевать, а горы говорить. Однако радость, которую дарили ему заунывные звуки лютни, меркла перед его восторженной любовью к Эвридике - дочери речной нимфы; мы находим обиталища нимф даже здесь, близ Тайберна* и Ли. Однажды, когда Эвридика разговаривала с цветком, ее ужалила полевая змея; женщина умерла мгновенно, глаза ее замкнулись для мира, и горе, поразившее Орфея, было таким сильным, что никакая музыка не могла его облегчить. Мы могли бы сказать, что он "низошел" в свое горе, - ведь мотив нисхождения занимает центральное место в воззрениях той эпохи.
      'Тайберн - место в Лондоне, где до 1783 гада совершались публичные казни.
      Что касается Эвридики, она преобразилась в тень и переместилась в так называемый Аид - в темный подземный город, фрагменты руин которого обнаружены. Его правителем был Танатос, сын Хроноса; смерть, таким образом, - это дитя времени. Танатос был облачен в черный балахон, на котором были вытканы золотые звезды в знак того, что само небо было, в свой черед, сотворено временем и смертью.
      Такой пронзительной была печаль Орфея, потерявшего Эвридику, что он отправился к богам горы Олимп, находящейся в Малой Азии, и взмолился о том, чтобы они исполнили его желание. Он хотел, чтобы ему позволили спуститься в подземный мир и свидеться с ней. Ему было сказано, что всякое подземное путешествие таит большие опасности; однако, посовещавшись за чашами с амброзией, боги все же разрешили ему исполнить его намерение. Почти в тот же миг он был перенесен ко входу в пещеру; он хотел было войти, но тут навстречу ему вышел из тьмы свирепый пес о трех головах (это нелепое и диковинное животное действительно существовало - его скелет был найден близ развалин Аида). Орфей, однако, не испугался и заиграл на лютне; чудовищный пес остановился, принялся лизать свои лапы всеми тремя языками и уютно улегся на землю под сводами пещеры. Вскоре он уснул. Услыхав его храп и скулящее дыхание, Орфей скользнул мимо и вступил в Аид.
      Как утверждают, еще до его появления отголоски его игры донеслись до населявших город теней, и те позабыли о своих тяготах, заслушавшись диковинно-сладкими звуками. Так что он был встречен их мягкими вздохами и затем препровожден во дворец Танатоса. Пройдя чередой залов, увешанных мрачными изображениями на тканях, он достиг глухих затемненных покоев, где на ложе из черного мрамора возлежал подземный правитель. Орфей преклонил перед ним колени и, объяснив, зачем явился, вновь заиграл на лютне. Танатос был растроган музыкой и, утирая рубиновые слезы, милостиво позволил Орфею взять Эвридику и вернуться с нею наверх.
      Он пожелал, однако, чтобы гость, перед тем как соединиться с любимой, увидел чудеса подвластного ему города. Он показал Орфею безостановочно вращающееся огненное колесо, показал огромный камень, катающийся взад-вперед все по тому же пути. Город опоясывала река с соленой водой, вечно текущей по кругу. Все это были, конечно, древние символы времени. Танатос пообещал отпустить Эвридику при одном условии: Орфей не должен был смотреть на нее, пока они не покинут Аид и не выйдут наружу. Причины такого решения нам неясны, никаких официальных бумаг пока найти не удалось, но представляется вероятным, что столь быстрое погружение в царство времени каким-то образом обезобразило или даже полностью преобразило ее.
      И вот Орфей, верный слову, которое он дал Танатосу, повернулся к Эвридике спиной и двинулся впереди нее к свету; он шел по прямой тропе, зажатой между двумя высокими стенами из темного камня, и играл на лютне, чтобы подбодрить ее и ускорить ее неуверенные шаги. Но настал миг, когда желание утешиться видом ее лица оказалось в нем столь сильным, что он, не думая, обернулся и посмотрел на нее. Этого было достаточно. Она вскрикнула и, лишившись сил, упала. Орфей побежал к ней, но она растаяла во тьме до того, как он успел коснуться ее протянутых рук. Он услыхал только слабое "прощай" и остался один на каменистой тропе. В одиночестве он вышел на свет.
      Высказывалось мнение, что Эвридика не хотела покидать мир времени и нарочно окликнула Орфея, чтобы он обернулся и поглядел на нее; возможно, она состарилась, и ей не верилось, что он будет любить ее такой. Истину еще предстоит установить. Сам же Орфей стал бродить по полям и лугам своей родной земли, беспрерывно стеная и сокрушаясь, пока боги не сжалились над ним. Он был взят на небо, где его лютня преобразилась в скопление звезд; после этого людям на земле стала слышна музыка сфер.
      Эта история во многих отношениях горька и печальна, но нет причин сомневаться в том, что она в целом правдива. Хотя некоторые детали еще нуждаются в проверке и уточнении, существование Аида и горы Олимп, как и созвездия Лиры, уже доказано. Несчастливая судьба Орфея, таким образом, представляет собой центральный и подлинный факт древней истории. Вы можете теперь войти в демонстрационный зал и осмотреть воссозданного там пса о трех головах, а затем я отдам краткую дань второй эпохе нашей земли.
      17
      Эпоха Апостолов была эпохой страданий и плача, когда сама земля считалась источником зла и все жившие на ней были осуждены как грешники. Боги покинули ее, и люди верили, что природный мир осквернил свое духовное наследие предательством. Апостолы распространяли доктрину, согласно которой человеческий род в прошлом совершил некий ужасный проступок, суть которого неизвестна и который может быть искуплен лишь молитвами и покаянием; вскоре боль стала цениться ради нее самой. Апостолы утверждали также, что многообразные боги теперь соединились в одно божество, которое прячется в облаке или, реже, в ослепительном свете. Этот бог, согласно заявлениям апостолов, уже обрек часть своих творений на вечную муку в области, называемой "адом"; ее местоположение пока не установлено, но мы считаем, что она находится где-то недалеко от Аида. В чем, однако, мы уверены - это в том, что религия апостолов воистину была религией крови и страданий. Вот почему в ту стародавнюю пору ангелы посещали землю лишь изредка, а если все же наведывались, то совсем ненадолго, ибо, как сообщил нам сам Гавриил, на разумную беседу рассчитывать не приходилось.