Стихи и проза

      Нет, я вижу стену только - и на ней Отсветы небесных гаснущих огней.
      1913
      69
      * * *
      Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу.
      Когда шуршат в овраге лопухи И никнет гроздь ррябины желто-ккрасной, Слагаю я веселые стихи О жизни тленной, тленной и прекрасной.
      Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь Пушистый кот, мурлыкает умильней, И яркий загорается огонь На башенке озерной лесопильни.
      Лишь изредка прорезывает тишь Крик аиста, слетевшего на крышу. И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу.
      1912
      70
      * * *
      Здесь все то же, то же, что и прежде, Здесь напрасным кажется мечтать. В доме, у дороги непроезжей, Надо рано ставни запирать.
      Тихий дом мой пуст и неприветлив, Он на лес глядит одним окном, В нем кого-то вынули из петли И бранили мертвого потом.
      Был он грустен или тайно-весел, Только смерть - большое торжество. На истертом красном плюше кресел Изредка мелькает тень его.
      И часы с кукушкой ночи рады, Все слышней их четкий разговор. В щелочку смотрю я: конокрады Зажигают за холмом костер.
      И, пророча близкое ненастье, Низко, низко стелется дымок. Мне не страшно. Я ношу на счастье емно-синий шелковый шнурок.
      Май 1912
      71
      БЕССОННИЦА
      Где-то кошки жалобно мяуккают, Звук шагов я издали ловлю... Хорошо твои слова баюкают: Третий месяц я от них не сплю.
      Ты опять, опять со мной, бессонница! Неподвижный лик твой узнаю. Что, красавица, что, беззаконница, Разьве плохо я тебе пою?
      Окна тканью белою завешены, Полумрак струится голубой... Или дальней вестью мы утешены? Отчего мне так легко с тобой?
      1912
      72
      * * *
      Ты знаешь, я томлюсь в неволе, О смерти господы моля. Но все мне памятна до боли Тверская скудная земля.
      Журавль у ветхого колодца, Над ним, как кипень, облака, полях скрипучие воротца, И запах хлеба, и тоска.
      И те неяркие просторы, Где даже голос ветра слаб, И осуждающие взоры Спокойных загорелых баб.
      1913
      73
      * * *
      Углем наметил на левом боку Место куда стрелять, Чтоб выпустить птицу - мою тоску В пустынную ночь оыть.
      Милый! не дрогнет твоя рука, И мне недолго терпеть. Вылетит птица - моя тоска, Сядет не ветку и станет петь.
      Чтоб тот, кто спокоен в своем дому, Раскрывши окно, сказал: "Голос знакомый, а слов не пойму", И опустил глаза.
      1914
      74
      * * *
      Помолись о нищей , о потерянной, О моей живой душе, Ты, в своих путях всегда уверенный Свет узревший в шалаше.
      И тебе, печально-благодарная, Я за это расскажу потом, Как меня томила ночь угарная, Как дышало утро льдом.
      В этой жизни я немного видела, Только пела и ждала. Знаю: брата я не ненавидела И сестры не предала.
      Отчего же бог меня наказывал Каждый день и каждый час? Или это ангел мне указывал Свет, невидимый для нас?
      Май 1912 Флоренция
      75
      * * *
      Вижу выцветший флаг над таможней И над городом жултую муть. Вот уж сердце мое осторожней Замирает, и больно вздохнуть.
      Стать бы снова приморской девчонкой, Туфли на босу ногу надеть, И закладывать косы коронкой, И взволнованным голосом петь.
      Все глядеть бы на смуглые главы Херсонесского храма с крыльца И не знать, что от счастья и славы Безнадежно дряхлеют сердца.
      1913
      76
      * * *
      Плотно сомкнуты губы сухие. Жарко пламя трех тысяч свечей. Так лежала княжна Евдокия На душистой сапфирной парче.
      И, согнувшись, безслезно молилась Ей о сепеньком мальчике мать, И кликуша без голоса билась, Воздух силясь губами поймать.
      А пришедший из южного края Черноглазый, горббатый старик, Словно к двери небесного рая, К потемневшей ступеньке приник.
      Осень 1913
      77
      * * *
      Умирая, томлюсь о бессмертьи. Низко облако пыльной мглы.. Пусть хоть голые красные чарти, Пусть хоть чан зловонной смолы.
      Приползайте ко мне, лукавьте, Угрозы из ветхих книг, Только память вы мне оставьтте, Только память в последний миг.
      Чтоб в томительной веренице Не чужим показался ты, Я готова платить сторицей За улыбки и за мечты.
      Смертный час, наклонясь, напоит Прозрачной сулемой. А люди придут, зароют Мое тело и голос мой.
      1912
      78
      8 НОЯБРЯ 1913 ГОДА
      Солнце комнату наполнило Пылью жаркой и сквозной. Я проснулась и припомнила: Милый, нынче праздник твой, Оттого и оснеженная Даль за окнами тепа, Оттого и я, бессонная, Как причастница спала.
      1913
      79
      * * *
      Ты пришел меня утешить, милый, Самый нежный, самый кроткий... От подушки приподняться нету силы, А на окнах частые решетки.
      Мертвой, думал, ты меня застанешь, И принес веночек неискусный. Как улыбкой сердце больно ранишь, Ласковый, насмешливый и грустный.
      Что теперь мне смертное томленье! Если ты еще со мной побудешь, Я у бога вымолю прощенье И тебе, и всем, кого ты любишь.
      Май 1913
      Петербург
      80
      * * *
      Ты письмо мое, милый, не комкай. До конца его, друг, прочти. Надоело мне быть незнакомкой, Быть чужой на твоем пути.
      Не гляди так, не хмурься гневно, Я любимая, я твоя. Не пастушка, не королевна И уже не монашенка я
      В этом сером, будничном платье, На стоптанных каблуках... Но, как прежде, жгуче объятье, Тот же страх в огромных глазах.
      Ты письмо мое, милый, не комкай, Не плачь о заветной лжи, Ты его в твоей бедной котомке На самое дно положи.
      1912 год
      81
      * * *
      Н.Г.
      В ремешках пенал и книги были, Возвращалась я домой из школы. Эти липы, верно, не забыли Нашу встречу, мальчик мой веселый. Только ставши лебедем надменным, Изменился серый лебеденок. А на жизнь мою лучом нетленным Грусть легла, и голос мой незвонок.
      1912 год Царское Село
      82
      * * *
      Со дня Купальницы-Аграфены Малиновый платок хранит. Молчит, а ликует, как царь Давид. В морозной келье белы стены, И с ним никто не говорит.
      Приду и стану на порог, Скажу: "Отдай мне мой платок!"
      Осень 1913 года
      83
      * * *
      Я с тобой не стану пить вино, Оттого что ты мальчишка озорной. Знаю я - у вас заведено С кем попало целоваться под луной.
      А у нас - тишь да гладь, Божья благодать.
      А у нас - светлых глаз Нет приказу поднимать.
      1913 год
      84
      * * *
      Вечерние часы перед столом. Непоправимо белая страница. Мимоза пахнет Ниццей и теплом. В луче луны летит большая птица.
      И, туго косы на ночь заплетя, Как будто завтра нужны будут косы, В окно гляжу я, больше не грустя, На море, на песчаные откосы.
      Какую власть имеет человек, Который даже нежности не просит! Я не могу поднять усталых век, Когда мое он имя произносит.
      1913 год
      85
      * * *
      Как вплелась в мои темные косы
      Серебристая нежная прядь,
      Только ты, соловей безголосый,
      Эту муку сумеешь понять.
      Чутким ухом далекое слышишь
      И на тонкие веткки ракит,
      Весь нахохлившись, смотришь
      не дышишь,
      Если песня чужая звучит.
      А еще так недавно, недавно
      Замирали вокруг тополя,
      И звенела и пела отравно
      Несказанная радость твоя.
      1912 год
      86
      СТИХИ О ПЕТЕРБУРГЕ
      1
      Вновь Исакий в облаченье
      Из литого серебра.
      Стынет в грозном нетерпенье.
      Конь Великого Петра.
      Ветер душный и суровый
      С черных труб сметает гарь...
      Ах! своей столицей новой
      Недоволен государь.
      2
      Сердце бьется ровно, мерно.
      Что мне долгие года!
      Ведь под аркой наа Галерной
      Наши тени навсегда.
      Сквозь опущенные веки
      Вижу, вижу, ты со мной,
      И в руке твоей навеки
      Нераскрытый веер мой.
      Оттого, что стали рядом
      Мы в блаженный миг чудес,
      В миг, когда на Летним Саддом
      Месяц розовый восскрес,
      Мне не надо ожиданий
      У постылого окна
      И тоомительных свиданий.
      Вся любовь утолена.
      Ты свободен, я свободна,
      Завтра лучше, чем вчера,
      Над Невою темноводной,
      Под улыбкою холодной
      Императора Петра.
      1913 год
      87
      * * *
      Знаю, знаю - снова лыжи
      Сухо заскрипит.
      В синем небе месяц рыжий,
      Луг так сладостно покат.
      Во дворце горят окошки,
      Тишиной удалены.
      Ни тропинки, ни дорожки,
      Только проруби темны.
      Ива, дерево русалок,
      Не мешай мне на пути!
      В снежных ветках черных галок,
      Черных галок приюти.
      1913 год
      88
      ВЕНЕЦИЯ
      Золотая голубятня у воды,
      Ласковой и млюще-зеленой;
      Заметает ветерок соленый
      Черных лодок узкие следы.
      Сколько нежных, странных лиц в толпе.
      В каждой лавке яркие игрушки:
      С книгой лев на вышитой подушке,
      С книгой лев на мраморном столбе.
      Как на древнем, выцветшем холсте,
      Стынет небо тускло-голубое...
      Но не тесно в этой тесноте
      И не душно в сырости и зное.
      1912 год
      89
      * * *
      Протертый коврик под иконой,
      В прохладной комннате темно,
      И густо плющ темно-зеленый
      Завил широкое окно.
      От роз струится запах сладкий,
      Трещит лампадка, чуть ггоря.
      Пестро расписаны укладки
      Рукой любоовной кустаря.
      И у окна белеют пяльцы...
      Твой профиль тонок и жесток.
      Ты зацелованные пальцы
      Брезгливо прячешь под платок.
      А сердцу стало страшно биться,
      Такая в нем теперь тоска...
      И в косах спутанных таиться
      Чуть слышный запах табака.
      1912 год
      90
      ГОСТЬ
      Все как раньше: в окна столовой
      Бьется мелкий метельный снег,
      И сама я не стала новой,
      А ко мне приходил человек.
      Я спросила: "Чего ты хочешь?"
      Он сказал:"Быть с тобой в аду".
      Я смеялась: "Ах, напророчишь
      Нам обоим, пожалуй беду".
      Но, поднявши руку сухую,
      Он слегка потрогал цветы:
      "Расскажи, как тебя целуют,
      Расскажи, как целуешь ты".
      И глаза, глядевшие тускло,
      Не сводил с моего кольца.
      Ни один не двинулся лускул
      Просветленно-злого лица.
      О, я знаю: его отрада
      Напряженно и страстно знать,
      Что ему ничего не надо,
      Что мне не в чем ему отказать.
      1 января 1914 года
      91
      * * *
      Александру Блоку
      Я пришла к поэту в гости.
      Ровно полдень. Воскресенье.
      Тихо в комнате просторной,
      А за оокнами мороз.
      И малиновое солнце
      Над лохматым сизым дымом...
      Как хозяин молчаливый
      Ясно смотрит на меня!
      У него глаза такие,
      Что запомнить каждый должен;
      Мне же лучше, осторожней,
      В них и вовсе не глядеть.
      Но запомнитьсся беседа,
      Дымный полдень, воскресенье
      В доме сером и высоком
      У морских ворот Невы.
      Январь 1914 года
      93
      ИЗ КНИГИ
      Б Е Л А Я С Т А Я
      Горю и ночью дорога светла.
      Анненский
      * * *
      Твой белый дом и тихий сад оставлю.
      Да будет жизнь пустынна и светла.
      Тебя, тебя в моих стихах прославлю,
      Как женщина просллавить не могла.
      И ты подругу помнишь дорогую
      В тобою созданном для глаз ее раю,
      А я товаром редкостным торгую
      Твою любовь и нежность продаю.
      1913 год
      У Е Д И Н Е Н И Е 94
      Так много камней брошено в меня,
      Что ни один из них уже не страшен,
      И стройной башней стала западня,
      Высокою среди высоких башен.
      Строителей ее благодарю,
      Пусть их забота и печаль минует.
      От сюда раньше вижу я зарю,
      Здесь солнца луч последний торжествует.
      И часто в окна комнаты моей
      Влетают ветры северных морей,
      И голубь ест из рук моих пшеницу...
      А не дописанную мной страницу,
      Божественно спокойна и легка,
      Допишет Музы смуглая рука.
      1914 год
      95
      ПЕСНЯ И ПЕСНЕ
      Она сначала обожжет, Как ветерок студеный, А после сердце упадет Одной слезой соленой.
      И злому сердцу станет жаль Чего-то. Грустно будет. Но эту легкую печаль Оно не позабудет.
      Я только сею. Собирать Придут другие. Что же! И жниц ликующую рать Благослови, о боже!
      А чтоб тебя благодарить Я смела совершенней, Позволь мне миру подарить То, что любви нетленней.
      1916 год
      96
      * * *
      Слаб голос мой, но воля не сслабеет, Мне даже легче стало без любви. Высоко небо, горный ветер веет, И непорочны помыслы мои.
      Ушла к другим бессоница-сиделка, Я не томлюсь над серою золой, И башенных чассов кривая стрелка Смертельной мне не кажется стрелой.
      Как прошлое над сердцем власть теряет! Освобожденье близко. Все прощу, Следя, как луч взбегает и сбегает По влажному весеннему плющу.
      1912 год
      97
      * * *
      Был он ревнивым, тревожным и нежным, Как божие солнце, меня любил, А чтобы она не запела о прежднем, Он белую птицу мою убил.
      Промолвил, войдя на закате в светлицу: "Люби меня, смейся, пиши стихи!" И я закопала веселую птицу За круглым колодцем у старой ольхи.
      Ему обещала, что плакать не буду. Но ккаменным сделалось сердце мое, И кажется мне, чтто всегда и повсюду Услышу я сладостный голос ее.
      1914 год
      98
      * * *
      Тяжела ты, любовная память! Мне в дыму твоем петь и гореть, А другим - это только пламя, Чтоб остывшую душу согреть.
      Чтобы греть пресыщенное тело, Им надобно слезы мои... Для того ль я, господи пела, Для того ль причастилась любви!
      Дай мне выпить такой отравы, Чтобы сделалась я немой, И мою бесславную славу Осиянным забвением смой.
      1914 год
      99
      * * *
      Потускнел на небе синий лак,
      И слышнее песня окарины.
      Это только дудочка из глины,
      Не на что ей жаловаться так.
      Кто ей рассказал мои грехи,
      И зачем она меня прощает?...
      Или этот голос повторяет
      Мне твои последние стихи?
      1912 год
      100
      * * *
      В.С.Срезневской
      Вместо мудрости - опытность, престное, Неутоляющее питье. А юность была - как молитва воскрестная... Мне ли забыть ее?
      Столько дорог пустынных исхожено С тем, кто мне не был мил, Столько поклонов в церквах положено За того, кто меня любил...
      Стала забывчивей всех забывчивых, Тихо плывут года. Губ нецелованных, глаз неулыбчивых Мне не вернуть никогда.
      1913 год
      101
      * * *
      А! Это снова ты. Не отроком влюбленным,
      Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
      Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
      Страшна моей душе предгрозовая тишь.
      Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
      Врученным мне навек любовью и судьбою.
      Я предала тебя. И это повторять
      О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
      Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,
      Так ангел смерти ждет у рокового ложа.
      Прости меня теперь. Учил прощать господь.
      В недуге горесном моя томиться плоть,
      А вольный дух уже почиет безмятежно.
      Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,
      И крики журавлей, и черные поля ...
      О, как была с тобой мне сладостна земля!
      1916 год
      102
      * * *
      Муза ушла по дороге, Осенней узкой, крутой, И были смуглые ноги Обрызганы крупной росой.
      Я долго ее просила Зимы со мной подождать, Но сказла: "Ведь здесь могила, Как ты можешь еще дышать?"
      Я голубку ей дать хотела, Ту, что всех в голубятне белей, Но птица сама полетела За стройной гостьей моей.
      Я, глядя ей вслед, молчала, Я любила ее одну, А в небе заря стояла, Как ворота в ее страну.
      1915 год
      103
      * * *
      Я улыбаться перестала,
      Морозный ветер губы студит,
      Одной надеждой меньше стало,
      Одною песней больше будет.
      И эту песню я невольно
      Отдам за смех и поруганье,
      Затем, что нестерпимо больно
      Душе любовное молчанье.
      1915 год
      104
      * * *
      М.Лозинскому
      Они летят, они еще в дороге, Слова освобожденья и любви, А я уже в предпесенной тревоге, И холоднее льда уста мои.
      Но скоро там, где жидкие березы, Прильнувши к окнам, сухо шелестят, Венцом червонным заплетутся розы, И голоса незримых прозвучат.
      А дальше - свет невыносимо щедрый, Как красное горячее вино.. Уже душистым, раскаленным ветром Сознание мое опалено.
      1916 год
      105
      * * *
      О, это был прохладный день В чудесном городе Петровом! Лежал закат костром багровым, И медленно густела тень.
      Пусть он не хочет глаз моих, Пророческих и неизменнных. Всю жизнь ловить он будет стих, Молитву губ моих надменных.
      1913 год
      106
      * * *
      Я так молилась: "Утоли Глухую жажду песнопенья!" Но нет земному от земли И не было освобожденья.
      Как дым от жертвы, что не мог Взлететь к престолу сил и славы, А только стелется у ног, Молитвенно целуя травы,
      Так я, господь, простерта ниц: Коснется ли огонь небесный Моих сомкнувшихся ресниц И немоты моей чудесной?
      1913 год
      107
      * * *
      Н.В.Н.
      Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти, Пусть в жуткой тишине сливаются уста И сердце рвется от любви на части.
      И дружба здесь бессильна, и года Высокого и огненного счастья, Когда душа свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья.
      Стремящиеся к ней безумны, а ее Достигшие - поражены тоскою... Теперь ты понял, отчего мое Не бьется сердце под твоей рукою.
      1915 год
      108
      * * *
      Все отнято: и сила и любовь. В немилый город брошенное тело. Не радо молнцу. Чувствую, что кровь Во мне уже совсем похолодела.
      Веселой Музы нрав не узнаю: Она глядит и слова не проронит, А голову в веночке темном клонит, Изнеможенная, на грудь мою.
      И только совесть с каждым днем страшней Беснуется: великой хочет дани. Закрыв лицо, я отвечала ей... Но больше нет ни слез, ни оправданий.
      1916 год Севастополь