Тень Ветра (Дилогия о Дике Саймоне, Книга 1)

      - Поучение? Может быть... Если б я мог дать тебе столько поучений, сын, чтоб хватило на всю твою жизнь!
      Но поучать отец не любил, поучения были прерогативой Чочинги, и он изрекал их в таких количествах, будто в самом деле собирался снабдить ими Дика на всю последующую жизнь. Как нанести оскорбление и как ответить на него, когда горевать и когда веселиться, как оказать другу почет и как устрашить врага, как поминать предков, как найти пищу в горах и в лесных дебрях, как раствориться среди трав, зарослей и камней, стать невидимым и неслышимым, песчинкой меж гор песка, листком в древесной кроне... Как говорить с животными, предлагая им мир или бой, как отвести угрозу и успокоить хищника, когда напасть, когда схитрить, где удариться в бега, а где - стоять насмерть... Разумеется, все поучения подкреплялись практикой, и если Чочинга толковал о ножах, не приходилось сомневаться, что их надо будет метать и жонглировать ими в воздухе, представив, что рук у тебя не две, а четыре или даже шесть. Равным образом не делалось скидок и снисхождений, когда речь шла о копьях, дротиках и бумерангах, о мечах и топорах, о луках и арбалетах, и о Большом Сагатори, классическом поединке в четыре раунда - с двумя клинками и двумя щитами, с двумя щитами, клинком и копьем, с четырьмя клинками, с двумя клинками и двумя секирами.
      Иногда Дик испытывал тягостное недоумение, пытаясь представить, где и когда пригодятся ему эти искусства. Приятно, если твой дротик летит в цель, а гибкий изогнутый клинок-мотуни поет в руке и рассекает падающий лист на шестнадцать частей... Приятно! Годится, чтоб поражать девушек и сделать карьеру в цирке! Но вот Ритуал Оскорблений и Угроз... Предположим, станет он не циркачом, а ксенологом, как отец, и объявится у него начальник - вроде толстого лысого Джеффри Айвора, шефа орлеанской базы... И однажды Шеф призовет его на ковер, начнет возить носом, показывать пятый угол и стряхивать пыль с ушей - но вполне корректно, вполне цивилизованно, как водится меж ученых людей... И что он сделает? Что скажет? Чтоб ты лишился всех пальцев, лысая жаба! Чтоб сдох ты в кровавый закат! Чтоб твою печень сожрал шестилапый кайман! Чтоб...
      Дик ухмыльнулся, представив лицо Джеффри Айвора, милейшего джентльмена и обладателя трех докторских дипломов. Ухмылка его была так широка, что он чуть не выронил секиру. В следующее мгновение он вдруг осознал, что песня Наставника смолкла, зато пинь-ча верещит и мечется по ветке с такой скоростью, будто хочет догнать свою тень. Затем Дик услышал знакомый стрекот "пчелки", а вскоре и разглядел ее в разрывах листвы - лазурный силуэт под призрачным зонтиком винтов, зависший в бирюзовых небесах. Машина плавно пошла к земле, гул сделался громче, напоминая боевое урчание Каа, над поляной пролетел стремительный теплый ураган, взвихрились сухие травинки, а пинь-ча, ужаснувшись, прыгнул вниз и в поисках спасения вцепился Дику в волосы.
      - Дад! - завопил Дик, выпуская нагретое солнцем древко секиры.
      Филипп Саймон спрыгнул в траву"задрал голову вверх, нашел взглядом сына и поинтересовался:
      - Давно висишь, парень?
      - С рассвета. - Осторожно пошарив рукой, Дик выдрал пинь-ча из волос и перебросил на крышу веранды, к флагштоку с голубым вымпелом ООН. Зверек, не любивший вертолетов, царапался и панически верещал. - С самого рассвета, повторил Дик, глядя, как встает Учитель, делая жесты приветствия и почтения, как изумрудный змей свивает кольца у его колен, как, медленно опускаясь, плывут в воздухе бурые ниточки травы.
      Кивнув, отец повернулся к Чочинге: согласно обычаю, пришедший из леса, равно как и спустившийся с небес, считается гостем и первым слушает песнь хозяина, даже если прибыл он в свой собственный дом, в свою семью и к своим женам. Это являлось мудрой традицией тайят - делать праздник из каждой встречи; ведь никто не мог сказать, удастся ли свидеться вновь.
      Чочинга запел, и Дик, вспоминая ту первую песню, что звучала здесь годы и годы назад, улыбнулся, подумав: бежит время... Тогда он был глух и нем и видел не Учителя Чочингу, а сказочного исполина или демона, владыку змей... И такими же загадочно-непонятными были Чия и Чиззи, Цор и Цоха-ни, пинь-ча и ало-золотистая птица-певун, что сидела у Цора на плече... Но время все расставило по своим местам: Учитель был теперь Учителем, Чия - задушевным другом, Цор - соперником. Может, врагом.
      Но что гораздо важнее, теперь Дик понимал каждое слово в песне Чочинги, и все эти слова обрели для него вес и смысл, значение и цель. Он мог бы сам продолжить песню с любой строфы, как если бы вдруг обратился в пожилого воина-тай, Наставника клана Теней Ветра. Он больше не был чужаком.
      Учитель пел:
      Я - Чочинга, носивший дневное имя Быстрей Копья,
      Я - Чочинга, чье имя вечера Крепкорукий,
      Я - Чочинга, чьи отцы Чах Опавший Лист и Чеуд Потерявший Сына,
      Я - Чочинга, чьи матери Хара Гибкий Стан и Хо Танцующая В Травах,
      Я - Чочинга из клана Теней Ветра, Наставник воинов,
      Я - Чочинга Несчастный; брат мой Чу пал от ножа Звенящих Вод,
      Я - Чочинга Счастливый; брат мой Саймон стоит на пороге.
      Конечно, если б эта песня предназначалась воину чужого клана, Чочинга не стал бы поминать свои несчастья и радости, но пустился в перечисление побед, убитых врагов, отрубленных пальцев и отрезанных ушей, украшавших его Шнур Доблести. А под занавес он непременно спел бы о том, что его уши и пальцы целы и что за сорок лет сражений и поединков он не потерял ни ногтя, ни волоска. Но такую Песню Вызова поют перед боем, дабы устрашить врагов, а сейчас Чочинга встречал друга.
      Он закончил приветствие, отец ответил глубоким сочным баритоном, а после они уселись меж обрамлявших вход в пещеру резных деревянных колонн и начали делиться новостями. Дик висел вниз головой, посматривая то на валявшуюся в траве секиру, то на застывший посреди поляны вертолет, то на веранду с креслами и столом, где серебрился плоский квадрат его учебного компьютера. Отец прилетел, и все вдруг переменилось: хижина больше не выглядела темной и пустой, сухая ветвь на самом солнцепеке уже не была мрачным напоминанием о завтрашних муках, а яйца с кобыльим молоком казались вполне приемлемой пищей. Да что там яйца! В эти мгновения Дик готов был простить даже глупого пинь-ча, по чьей вине уронил секиру.
      Отец больше слушал, чем говорил, ибо новости с Правобережья Чочингу не слишком интересовали. Наставник же пустился в долгие перечисления, кто из воинов и какого клана посетил Чимару, у кого прибавилось украшений в Шнуре Доблести, а у кого убавилось пальцев либо ушей и кто, по достоверным слухам, отправился в Погребальные Пещеры. Огласив весь перечень, Чочинга сообщил, что ученик его здоров и бодр, ест за троих, спит как медведь в сухой сезон, и хотя клинки его еще не окрасились кровью, но этот торжественный день не за горами. Нет, не за горами! Ибо в учебных схватках - разумеется, с оружием, но без ритуала членовредительства - Две Руки одолел Хенни умма Хадаши, Сохо умма Сотанис и Цигу умма Цат. С Хенни он бился секирой и длинным клинком, с Сохо двумя клинками, а Цигу поверг ударами копья и щита, наставив ему синяков от печени до загривка. Славный был поединок! Из тех, что греют сердца Наставников и отцов!
      Рассказывая об этом, Чочинга повысил голос, ибо хвалить и ругать ученика считалось в равной мере делом полезным. Хвалы, как и ругань, побуждают усердие; усердие - источник ошибок и достижений, а те, в свою очередь, служат поводом для порицаний и похвал. Так замыкался кольцом педагогический метод Чочинги, исполненный глубокой мудрости, - ведь во все эпохи и во всех мирах кнут и пряник весьма способствовали ученью. Что Дик и познал на собственном опыте.
      Когда взрослые наговорились, отец покосился на него и будто бы невзначай произнес:
      - Ну, вот я и вернулся, крепкорукий брат мой... Может, по такому случаю снимешь моего сына с ветки?
      - Не знаю, не знаю... - Чочинга, прищурившись, взглянул на солнце и покачал головой. - Время вроде бы вышло, однако топор он уронил. Неуклюжий парень! И слишком нетерпеливый. Удивляюсь, как он справился с Хенни, Сохо и Цигой!
      Это было совсем нелегко, отметил Дик, напрягая по очереди мышцы плеч, груди, живота и бедер. Подобный массаж тоже являлся одним из умений, коими ему полагалось владеть. Раньше, повисев минут двадцать, он чувствовал, как кровь приливает к затылку, но теперь научился справляться с этим ощущением. Сердце его стучало ровно, дыхание не сбивалось, и без тяжелой ичегары он мог бы висеть на дереве шой с рассвета до заката.
      Но Чочинга больше не собирался испытывать его терпение - ладонь Наставника поднялась и с гулким шлепком рухнула на колено. По этому знаку Дик сложился в поясе, вытянул руки, подтянулся и, оседлав ветвь, вступил в поединок с хитроумными узлами. Ему понадобилось целых три минуты, чтоб выиграть эту схватку; затем он спрыгнул вниз и с торжествующим воплем бросился к отцу.
      * * *
      Случалось, время играло с Диком Саймоном в странные игры. Иногда оно шло с удивительной медлительностью, плелось неспешно и нехотя, и день казался длинным, точно изумрудное туловище питона Каа, а всякое дело - будь то еда или сон, тренировки или поединки, занятия с компьютером или прогулка с Чией представлялось будто бы погружением в вечность. Иногда время ускоряло ход и даже неслось галопом, так что те же самые события, уроки и трапезы, поход за водопады или танец на раскаленных углях и головоломные прыжки в песчаной яме делались соразмерными с тем внутренним отсчетом часов, минут и секунд, который Дик инстинктивно вел про себя. Но бывало так, что время словно проваливалось куда-то, уподобляясь водным потокам, грохочущим на окраинах Чимары. Вот струя ударила о верхний уступ; миг - и она уже на нижнем, но в это неуловимое мгновение вместился целый месяц или целый год... И лишь взирая на два уступа, меж коих был совершен стремительный прыжок, сообразишь: вот - прошлое, вот утро, когда возвратился отец, а вот - настоящее, вот нынешний день, не отмеченный ничем значительным и серьезным. Но куда же девалось все остальное? Все, чему полагалось быть между "сегодня" и "вчера"? Или, если обратиться к событиям глобальным, между текущей эпохой и Эпохой Исхода?
      Дик размышлял над этими загадками с компьютером на коленях, просматривая лекцию по сравнительной истории медиевальных времен и современной эпохи. Перед ним на плоском экране сменялись карты, схемы и чертежи, сопровождаемые текстом; иногда "Демокрит" снисходил до устных объяснений, и его негромкий бас звучал внушительно и уверенно, как и положено голосу педагога, знающего все обо всем или хотя бы многое о многом. Дик устроился на веранде, прямо на полу, наслаждаясь вечерней прохладой, а рядом с ним сидела Чия, склонившаяся над кучкой прутьев и сухой травы. Пальцы ее порхали розовыми мотыльками, что-то перевязывали, сплетали, закрепляли, но окончательный замысел оставался пока неясным - то ли кувшин, то ли высокая корзинка с ручкой, приделанной сбоку.
      Монитор на коленях Дика мигнул, затем басистый голос "Демокрита" принялся комментировать очередную схему. На ней была представлена многоцветная карта Земли с обозначением стран и Спорных Территорий - последние были закрашены в полоску, обычно в два, но кое-где в три и даже в четыре оттенка. Судя по тому, что треть материков пестрела полосками, спорить на Старой Земле любили и делали это с размахом, так что конфликт охватывал целые государства и длился веками. Взять, к примеру, Соединенные Штаты: вся страна была Спорной Территорией между неграми и белыми, а кое-где в их противоборство вмешивались индейцы и лати-нос. В восточном полушарии картина выглядела еще печальней, и Дик, обозрев ее, в немом изумлении уставился на полуостров Крым, отмеченный полосками четырех цветов. Ткнув в него пальцем, он запросил пояснений, и "Демокрит" начал негромко перечислять те основания, какие имелись у греков, татар, украинцев и русских, чтоб считать эту землю своей, и только своей; а значит, все прочее население - захватчиками, агрессорами и узурпаторами.
      Нескончаемое перечисление дат, войн и договоров вскоре наскучило Дику, и он нажатием клавиши вернул урок в нормальное русло. Теперь карта окрасилась в цвета Большой Десятки, а под ней зажглись названия и параметры планет, избранных для основного потока эмиграции. Все эти миры были землеподобными; гравитация колебалась в пределах трех-пяти процентов от стандартной, состав атмосфер, климат, энергетический баланс и соотношение воды и тверди тоже почти не отличались от земных. Что же касается названий, то и они большей частью были земными, привычными. Мир, где доминировала Россия, Россией и назывался, хотя имелось в нем еще с десяток стран - Монголия и Болгария, Индия и Армения, Балтия, Казахстан, Белоруссия и даже Эфиопия. ИСУ, индекс социальной устойчивости, для России не опускался ниже восьми единиц, и значит, весь этот зоопарк жил в добром согласии - в отличие, например, от Аллах Акбара, заселенного арабами, где Ирак до сих пор не мог поделить дары Всевышнего с Саудовской Аравией, Сирией, Палестиной и Ливаном.
      Китай, как и Россия, дал название целой планете и считался ее несомненным лидером; фактически тот же порядок был принят в Мусульманских Мирах Сельджукии и Уль-Ислама, где главенствовали Турция и Иран. Южмерика пребывала под мощным прессингом бразильцев и аргентинцев, миры Европы и Колумбии исповедовали демократические идеалы (не мешавшие, впрочем, сохранить все конституционные монархии), а в Черной Африке и Латмерике царил изрядный разброд, отражением коего являлись локальные беспорядки - правда, не столь сокрушительные, как на Земле, ибо в новых мирах места хватало всем. К тому же Конвенцией Разъединения запрещались внешние войны, и данный закон не являлся пустым звуком. На этот случай Совет Безопасности ООН располагал множеством средств, тайных и явных, вроде разведки с широкой агентурной сетью и дивизий Карательного Корпуса.
      Переварив эту информацию. Дик нажал кнопку "пауза" и скосил глаз на Чию. Случалось, она проявляла интерес к картинам, мелькавшим на экране "Демокрита", когда было на что поглядеть. На странных животных с четырьмя лапами, на деревья с иголками вместо листьев, на невиданные цветы и плоды, на спортивные состязания, танцы и пляски, на авторалли и парусную регату... Но заводские корпуса, космолеты и роботы, схемы, карты и формулы не привлекали ее внимания как и сам компьютер, казавшийся Чие вещью полезной, но лишенной красоты и, следовательно, столь же прозаической, как циновка или глиняный горшок.
      Иное дело - искусство цамни, древний ритуал плетения из прутьев, тростинок и травы! Пальцы Чии двигались в мерном ритме, оплетая сложный каркас золотистыми полосками тростника, кое-где чередовавшимися с алыми травяными стеблями. Конструкция была очень сложной, и теперь Дик видел, что это не кувшин: с одного бока вроде бы гладко - лишь внизу торчит непонятный отросток, а с другого свисают четыре отростка покороче, под ними - еще два, странно изогнутых и уплощенных, а наверху - что-то круглое, похожее на небольшой мяч размером в два кулака. Глядя на Чию, он решил, что человеку такого в жизнь не сотворить, просто рук не хватит. Хорошо подготовленный двурукий боец мог выстоять в схватке с мужчиной-тай, но не тягаться с их женщинами в искусстве плетения - тут любой сородич Дика выглядел бы инвалидом.
      Вздохнув, он вернулся к сравнительной истории и в следующие полчаса выяснил несколько любопытных фактов. К примеру, насчет ООН, Организации Обособленных Наций, чья власть в заселенных людьми мирах была весьма велика, хоть и не бесконечна. ООН регулировала политические конфликты, занималась поиском новых планет и обменом информацией, финансировала дорогостоящие исследования медиков, ксенологов и социологов, выступала арбитром в спорах, а временами и карала - торговыми санкциями либо вооруженной рукой, поскольку в составе ее имелись пять видов полиции. Карательный Корпус и части быстрого реагирования. Кроме того, была разведка, были группы по борьбе с террористами, Транспортная Служба ООН, персонал, охранявший станции Пандуса, и Служба Управления Протекторатами, Колониальными и Каторжными Мирами.
      Все это "Демокрит" изложил своим проникновенным басом, высвечивая на экране поясняющие схемы и чертежи; но первым делом было сказано, что в Эпоху Исхода, три с половиной столетия назад, аббревиатура "ООН" расшифровывалась иначе - Организация Объединенных Наций. Вероятно, решил Дик, в те времена люди не додумались еще до простой мысли, что истинное объединение возможно только после разделения, размежевания и разрешения всех взаимных претензий. А претензий, конфликтов, споров и драк на Старой Земле было столько, что даже Пандус прогнулся бы под их тяжестью.
      Еще он узнал, что в современном мире существуют три Ирландии - штат в США, независимое государство и целая планета, а также три Сицилии, две Басконии, пяток Сингапуров и две Колумбии. С Колумбиями пришлось разбираться, так как прежде он полагал, что есть лишь одна Колумбия - мир, куда отправились его американские родичи вместе с британцами, канадцами, японцами, израильтянами и дюжиной других народов и племен. В целях восстановления исторической справедливости эта планета была названа Колумбией, а не Америкой и считалась сейчас самым высокоразвитым миром среди членов Большой Десятки. Была, однако, и другая Колумбия - государство Старой Земли, перебравшееся вместе с Бразилией, Аргентиной, Чили и Перу в Южмерику. Значит, подумал Дик, Америго Веспуччи все-таки обошел Колумба: последний мог зачислить на свой счет одну страну и одну планету, а в честь пронырливого Америго были названы целых два мира, Южная и Латинская Америки. Правда, Латмерика не давала поводов для гордости - туда отправили страны с неустойчивыми режимами вроде Кубы, Гаити и Сальвадора, коих Бразилия с Аргентиной наотрез отказались включить в Южмериканскую Конфедерацию.
      Урок заканчивался, но Дику хотелось разобраться еще с одним вопросом - с тем, как обстоят дела на Старой Земле, покинутой его предками, но, несомненно, существующей где-то на окраине Галактики, в районе Сириуса или Центавра. Он вызвал перечень обитаемых планет, но среди них - поразительное обстоятельство! - Земли не оказалось. Тут были миры Большой Десятки, полномочные участники ООН, были шестнадцать Независимых Миров, входивших в ООН с правом совещательного голоса, были пять Протекторатов, тридцать четыре Колониальных Мира и почти пятьсот Миров Присутствия; перечислялись даже все восемь Каторжных Планет, начиная с Колымы и кончая Сицилией-3 и каким-то неведомым Дику Тидом. Земли, однако, не было; и на запрос по этому поводу разговорчивый "Демокрит" откликнулся таинственно и кратко: "ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ".
      На колени Дика упала тень, экран засветился чуть ярче. Он поднял голову. Рядом стоял отец - высокий, светловолосый, в набедренной повязке нуа-то, расшитой силуэтами бегущих оленей и ливнем настигающих их стрел. Такие одеяния носили все в Чимаре, но женщинам больше нравился цветочный узор, изображение плодов или переплетающихся трав и листьев, как на повязке у Чии.
      Саймон-старший опустился на пол, скрестив длинные ноги.
      - Что-то ты припозднился сегодня. Есть не хочешь? - Сын отрицательно помотал головой. - Ну, а над чем размышляешь?
      -Да вот... - Дик в задумчивости оттопырил нижнюю губу, подергал ее пальцами - была у него такая привычка. - Удивляюсь, дад... Удивляюсь, как все случилось...
      - Все? Что - все?
      Брови Филипа Саймона приподнялись, и Дик поспешил пояснить:
      - Я говорю об Эпохе Разъединения, об Исходе и о том, что случилось после. Когда люди бросили Старую Землю, ушли с нее, забрав свои фабрики и города, машины и книги, животных и птиц и все, что было ценного в прежнем их доме... Адом остался неведомо где, покинутый, заброшенный и позабытый... Почему?
      - Тут нет никаких "почему", - откликнулся отец. - С чего ты взял, что Земля забыта?
      - Ее нет в перечне. - Дик кивнул на экран, где, завершая список Каторжных Миров, светились две надписи, его запрос и ответ "Демокрита": "ЗЕМЛЯ, СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ" - "ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ".
      Отец негромко рассмеялся, и Чия, оторвавшись от своей работы, бросила на него вопросительный взгляд - видно, думала, что Дик отмочил какую-то шутку.
      - Прости, девочка, - Филип Саймон перешел на тайятский, - мы говорим по-своему, ибо нет у тай и тайя таких слов, чтоб рассказать о мире людей с Правобережья. Я имею в виду - рассказать о том, что спрашивает Две Руки.
      Чия поморщилась - как обычно, когда Дика звали дневным именем. Даже отец не должен был этого делать! И потому ответ ее прозвучал с непривычной резкостью.
      - Слова, которых нет у нас, просто не нужны! Мужчина-тай может оскорбить врага, может поведать о своей отваге и умениях, а женщина - о любви, и всякий тай и тайя споют песни Тринадцати Ритуалов. Чего же еще, Золотой Голос? Ты думаешь, где больше слов, больше ума? Вовсе нет! - Тут она посмотрела на Дика и после секундной паузы добавила: - А есть такие вещи, о которых не скажешь словами... и лучше о них не говорить.
      Пальцы Чии возобновили свою стремительную пляску, а Саймон-старший хмыкнул и спокойно произнес:
      - Я-то с этим готов согласиться, девочка, но большинство двуруких думают иначе. Им нужны особые слова - чтоб объяснить, как устроен мир, как действует этот ящик на коленях Дика, показывающий разные картины, как движется наша железная птица, которая умеет летать без крыльев. Эти слова нужны нам, как оружие воину, который отправился в лес за почетом и славой. Тот, кто их не знает, беззащитен в наших лесах, и хоть его не убьют, он не сыщет в них ни славы, ни почета.
      - Почет и славу добывают клинком, а не словами, - сказала Чия.
      - И словами тоже, малышка, - отец погладил ее плечико с продолговатой трогательной ложбинкой меж суставами правых рук и повернулся к Дику. - Что же тебя смущает, сын? О Земле и на Земле написано больше, чем во всех Разъединенных Мирах. Земля - наша давняя родина, мир, в котором жили наши предки. Ты можешь прочитать о ней все - о ее истории и географии, о растениях и животных, о населявших ее людях, их языках и обычаях... Дик упрямо мотнул головой.
      - Я хочу выяснить, что творится на Земле сейчас. А "Демокрит" играет со мной в молчанку!
      Брови Филипа Саймона приподнялись. С минуту он размышлял задумчиво посматривая на сына, потом произнес:
      - Так ты хочешь знать, отчего в твоем компьютере лишь исторические сведения о Земле и нет текущей информации? Ее к сожалению, нет ни у кого, сынок. Земля - Закрытый Мир.
      - Закрытый? - О таких мирах Дик не слышал и потому насторожился, будто охотничий гепард у крысиной норы. От этого слова - и от того, как произнес его отец, - попахивало некоей загадкой. Возможно, тайной! - Закрытый Мир?, медленно повторил он, не спуская глаз с невозмутимого лица Саймона-старшего. Кто же его закрыл, дад? И что это значит - Закрытый Мир?
      - Виновники мне не известны, - Филип Саймон пожал плечами. - Может быть, есть сведения в архивах ООН... или других ведомств... Не знаю! А Закрытым Миром, согласно принятой классификации, называют планету, где блокирован канал межзвездной связи. Блокирован трансгрессор, понимаешь? То есть канал был,, а затем исчез, потому что...
      - ...разрушены станции Пандуса? - предположил Дик, изумляясь все больше и больше.
      - Нет. Пусть станции разрушены, взорваны и стерты в порошок - это неважно. Неважно, так как устья Пандуса могут раскрыться вблизи тяготеющих масс величиной с астероид, не то что с планету! И никакие станции для этого не нужны. Во всяком случае, так утверждают специалисты, и я не вижу повода им не верить. Перед Исходом нигде не было никаких станций - нигде, кроме Земли; тем не менее удалось отыскать и исследовать сотни миров, выбрать из них наилучшие и перебазировать промышленные объекты и города. Эти исследования и поиски, как ты знаешь, идут до сих пор, и любой человек с планетарной лицензией в кармане может отправиться в девственный, но безопасный мир и вкушать там полное одиночество... А может переехать с семьей, со всеми родичами и друзьями, с компаньонами и родичами компаньонов...
      Дик кивнул. Такие планеты, еще не получившие колониального статуса, назывались Мирами Присутствия, и население их составляло от одного до нескольких тысяч человек. Там не было стационарных Пандусов, но и такие миры входили в систему Транспортной Службы и посещались ее эмиссарами раз в месяц или раз в год - как того требовала планетарная лицензия.
      И никаких проблем с каналами связи! Пандус работал всегда и везде, и длилось это уже три столетия, с Эпохи Исхода!
      - Ты хочешь сказать, - Дик поднял взгляд на отца, - что эта... эта блокировка - точно замок, повешенный кем-то на дверь? Дверь заперта, и нельзя войти?
      - Вполне уместная аналогия - дверь заперта и нельзя войти, - с расстановкой произнес Филип Саймон. - А как ты понимаешь, природа не вешает замков и не запирает дверей на засовы. Иное дело - люди!
      - Люди, которые там остались? Там? - повторил Дик, подчеркнув это слово, дабы не возникло сомнений, что речь идет о Земле. - Но почему? Для чего? И кому это нужно?
      - Почему, для чего... - Саймон-старший пожал плечами. - Не знаю! Не знаю, сынок, и думаю, что немногие смогли бы тебе ответить. Я не сотрудник Транспортной Службы и не эксперт ЦРУ, я изучаю аборигенов Тайяхата - их обычаи, ритуалы, их искусство, их взгляд на мир. И мне приятно это делать. Каждый должен заниматься тем, что доставляет ему радость, ты согласен? И если загадки Земли влекут тебя больше секретов тайят, попробуй раскрыть их... Не сейчас, конечно, - когда подрастешь и поумнеешь.
      - Я хотел бы сделаться ксеноэтнографом, как ты, и жить на Тайяхате, сказал Дик, помолчав.
      - Как я!.. Я - этнограф, и потому ты тоже хочешь стать этнографом... Мне кажется, не очень веская причина, а? Я был бы доволен, если б ты нашел иную дорогу, свою. - Филип Саймон покосился на Чию и, понизив голос, добавил: - А о тай и тайя ты знаешь больше моего, сынок. Ты пришел к ним в десять лет, а я - в тридцать, и пути у нас были разными. Мой - кровавым...
      Он помрачнел, и Дику стало ясно, что на сегодня разговор окончен. Не нравилось отцу вспоминать, какими тропами попал он в Чимару и скольких воинов-тай лишил жизни, чтоб приняли его как равного к равным. Вероятно, не утешала его мысль, что все свершенное можно счесть научным подвигом, что нет других дорог в тайятских лесах и что дружба Чочинги стоит всей пролитой крови. И, кажется, он полагал, что гибель матери Дика в том змеином ущелье была воздаянием - жертвой, которую взял с него Тайяхат, или карой за излишние настырность и любопытство. Так ли, иначе, но он не рассказывал сыну, где повстречался с Чочингой и чем заслужил его уважение - вместе с правом поселиться в Чимаре. По-видимому, это была непростая история, но теперь Саймон-старший не держал в своем доме ни клинков, ни секир, и его Шнура Доблести Дик не видел ни разу.
      Чия закончила свой труд и подняла в ладонях фигурку сидящего гепарда с вытянутым хвостом и растопыренными передними лапами. Это был, несомненно, Ши грозный маленький охотник, сплетенный из травы и тростника, с алой маской вокруг глаз, оранжевым брюшком и желтой спинкой. Полюбовавшись своим художеством - и дав время насладиться обоим Саймонам, - Чия поставила фигурку на пол.
      - Небесный Свет гаснет... Мы проводим его? Приглашение, разумеется, касалось Дика, и он тотчас вскочил на ноги.
      - Проводим! Если Чиззи не увяжется за нами. Загадочная улыбка скользнула по губам девушки.
      - Сотанис показывает ей свои шлифованные камни, а Сохо прыгает вокруг совсем как те звери, которых он научил ходить на задних лапах. Я думаю, моя икки очень занята.
      - Отлично, - сказал Дик, подмигнув отцу. - Сотанис и Сохо - хорошие парни. Почти как я!
      Они убежали, а Филип Саймон глядел им вслед и думал, что сын его становится взрослым и желания у него уже взрослые - например, провожать солнце вместе с девушкой... С прелестной девушкой, хоть у нее четыре руки и геном весьма отличен от человеческого... А другая девушка любопытствует, может ли Дик осчастливить ее потомством... И приходится объяснять ей про птиц медоносных и певчих, что могут любиться друг с другом, но не вить гнезда и не высиживать птенцов... А что еще тут скажешь? Что неадекватность цитоплазматической наследственности ведет к невозможности зачатия? Ну, это все ненужные слова, как утверждает малышка Чия!
      В данном случае Саймон-старший не собирался спорить с ней, ибо есть вещи, о которых не скажешьсловами, - и лучше о них не говорить.
      Он усмехнулся и пробормотал:
      - Время мчится словно ловчий зверь, один плод зреет, Другой - стареет...
      Губы Чии были сладкими, как нектар медоносных птиц темные локоны рассыпались по груди и плечам, и Дик с юной жадностью целовал их-и эти локоны, и губы, и маленькие напряженные соски, и руки, обнимавшие его и в то же время гладившие по лицу, касавшиеся щек, затылка, шеи... Высокая трава колыхалась над ними, но шорох ее заглушали тихие стоны Чии и шум крови в висках. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.