Мужество в наследство

«Ястребки» находились совсем рядом. Павел даже различил лицо Устюжанина. Тот сочувствующе кивал головой, словно говорил: «Ну и досталось же тебе! На чем только летишь?»

Резкая боль в Ступне напомнила о ране. Пологов попробовал шевельнуть ногой и ощутил, как в сапоге захлюпала кровь. «Неужели рана опасная? – в отчаянии подумал он. – Тогда какой же я летун?»

На подходе к аэродрому Устюжанин вырвался вперед и, сделав круг, приземлился. Измоденов оставался на высоте, ожидая, пока сядет Павел.

Едва колеса пологовского самолета коснулись земли, как машину затрясло и она начала подпрыгивать на малейших неровностях.

Павел услышал металлический треск ободьев. «Покрышки побиты», – определил он.

Клюнув носом, «ястребок» замер. Только теперь Пологов почувствовал сразу овладевшую им слабость. С ревом примчалась санитарная автомашина. Чьи-то руки откинули фонарь и помогли раненому летчику выбраться из кабины.

– Спасибо, ребята! – только и вымолвил Павел.

Опираясь на плечи товарищей, он оглянулся на свою изувеченную машину. Ее уже осматривали техники. В правой консоли зияла большая дыра. Везде болтались лохмотья перкали, виднелось множество пробоин.

Когда военврач Коломийцев уложил раненого на носилки и, разрезав голенище сапога, накладывал на ногу жгут, чтобы остановить кровотечение, Павел услышал голос инженера полка:

– Не самолет, а утильсырье – живого места нет. Непостижимо, как ему удалось дотянуть. Рули поворота и глубины не годятся ни к черту, стабилизатор побит, фюзеляж изрешечен… Словом, ремонту не подлежит. Мотор и приборы – разобрать на запчасти.

За тридевять земель…

В медсанбат Пологов попал впервые. За всю военную жизнь – ни на Халхин-Голе, ни на финском фронте – его ни разу даже не царапнуло. Товарищи иногда поговаривали: «Тот, кто не был подбит, не может стать настоящим истребителем». Павел не признавал такого правила. И вот он не только подбит, но не может и шагу ступить без костыля.

Когда Коломийцев чистил рану, Павел, стиснув зубы, терпеливо молчал. А после перевязки он так посмотрел на врача, что тот все понял.

– Подождем еще денек, – снимая резиновые перчатки, неопределенно высказался врач.

Лежа в медсанбате в пяти километрах от полка, Пологов не пропускал случая разузнать о боевых делах друзей. Утешительного было мало. Фашисты обнаружили аэродром и уже дважды бомбили его. Хотя обошлось без серьезных потерь, командир авиагруппы получил разрешение перебазироваться на новое место.

Павла не переставал тревожить вопрос: сможет ли он летать? Ступня посинела и распухла.

– В ноге, видимо, глубоко сидит осколок, – заключил Коломийцев. – Нужна операция в стационарных условиях. Я не берусь…

На санитарном самолете Павла отправили в Харьков.

Госпиталь помещался вблизи тракторного завода, в бывшей школе.

Гитлеровцы почти ежедневно бомбили город. Во время бомбежек здание госпиталя слегка вздрагивало, окна звенели. В палатах вылетали стекла, хотя и были оклеены бумажными полосками. Медицинский персонал не успевал обрабатывать раненых, поступающих с фронта. Сюда же доставляли и пострадавших харьковчан.

При утреннем обходе главный врач предупредил Павла, что после обеда его будут оперировать. Но все непредвиденно изменилось: в полдень поступил приказ о срочной эвакуации Харькова. Госпитали и детские учреждения отправлялись в первую очередь.

…На седьмые сутки вдали вырисовались предгорья Южного Урала.

Пологов стоял у открытого вагонного окна. Залетавший ветер шевелил его светло-медные, коротко подстриженные волосы. Голубые глаза были утомлены, лицо побледнело от большой потери крови. Павел опирался на костыли, и его обычно подтянутая фигура как-то поникла, словно надломилась.

Поезд остановился у вокзала. Оренбург.

Несколько лет назад Пологова провожали сюда мать, старшая сестра Мария и братишка Юрий. Отсюда начался его «путь в небо». Здесь его подстригли, обмундировали.

До приезда в Оренбург Павел, после окончания школы ФЗО, работал слесарем в доменном цехе Нижнетагильского завода имени Куйбышева. По рассказам старожилов, это предприятие выросло из бывшего демидовского железоделательного завода. До Павла здесь трудилось несколько поколений Пологовых.

В довоенные годы молодежь по призыву комсомола устремилась в авиацию. Павел долго и настойчиво упрашивал инспектора отдела кадров направить его на медицинскую комиссию. Но вместо этого ему выдали справку с места работы, с которой он и явился в военкомат.

Капитан, член комиссии, оглядел юношу с ног до головы и попросил документы. Павел предъявил справку.

– Это не та бумажка, – сказал капитан.

– Я летчиком стать хочу.

Капитан добродушно улыбнулся и посоветовал подождать три месяца до нового набора.

Пришлось ждать. Мать осталась довольна таким исходом. Павел был в семье самым старшим, и она всегда беспокоилась за него, зная его непоседливый и отчаянный характер. Павлу бывало жаль мать. Он частенько появлялся на пороге с исцарапанным лицом и с синяками. Евдокия Никаноровна всплескивала руками, украдкой крестилась и причитала:

– Как же это ты опять, сыночек? Вот и Юрик, глядя на тебя, начнет…

– Ладно, не буду, – обычно успокаивал Павел. Но проходил день-другой, и все повторялось.

Как-то по дороге домой ребята завернули на речку. Выкупавшись, затеяли соревнование: кто глубже нырнет. Павел прыгнул последним, друзья уже одевались на берегу. Видя, что он долго не всплывает, они заволновались. Но вот на поверхности воды показались пузыри, затем кровяные круги, а следом и пловец. Он нырнул так глубоко, что ударился головой о камень и раскроил лоб. Рана нестерпимо ныла, но Павел улыбался: он все-таки победил.

Однажды Евдокия Никаноровна проходила мимо завода.

– Глянь-ка, Авдотья! – показали ей на высоченную заводскую трубу. – Сынок-то твой какой ловкач!

Там, почти на самом верху, Павел, привязанный ремнями, укреплял трубу железными обручами. Вечером мать плакала и сетовала. Сын, как мог, утешал ее и обещал впредь по трубам не лазать.

К огорчению Евдокии Никаноровны, пришел срок, когда Павел уехал в Свердловск на медицинскую комиссию. Заключение было положительное. Юноша чуть не плясал от счастья. Однако радость оказалась недолгой. Кто-то из призывников узнал, что из них будут готовить авиатехников. А это значит служить на земле и забыть про небо. Не о том мечтал Пологов. На повторной беседе с членом комиссии он настаивал, чтобы его зачислили в летную школу, но вакантных мест не было. В утешение снова посоветовали ждать.

Но осенью Пологова вызвали в управление завода и вручили повестку в военкомат. Спустя сутки в кармане у него лежало направление в Оренбургскую летную школу. Мечта сбылась: он курсант.

Быстро миновали годы учебы, и в числе пятидесяти лучших выпускников школы молодого летчика приняли в Борисоглебское училище истребительной авиации. Павел пришел в восторг, когда впервые увидел военный самолет И-16. Тревожила лишь одна мысль: сумеет ли он на нем летать, справится ли?

При первом же испытании Павел потерял ориентировку, развернув машину на 360 градусов. Она оказалась очень чувствительной в управлении. Пришлось доложить инструктору, что «курсант Пологов задание не выполнил». Однако тот не согласился:

– Как то есть не выполнили? Выполнили! Только допустили серьезную оплошность. Идите, продумайте свои ошибки и доложите руководителю полетов.

Павел до вечера не покидал летного поля, пока не получил разрешения на повторный полет. На сей раз все получилось более удачно. Замечаний не было.

А через год Пологов с удовлетворением читал последнюю запись в своей летной книжке:

«К занятиям готовится методически и серьезно. Техника пилотирования на самолете И-16 хорошая. Штурманское дело освоил отлично. В воздухе спокоен, находчив, летает уверенно. Летных происшествий не имеет. Волевые качества развиты. Трудолюбив, инициативен и настойчив. Дисциплинирован. В обращении вежлив, тактичен».

Вывод гласил: «Для самостоятельных полетов на боевом истребителе подготовлен отлично…»

…От воспоминаний Пологова отвлекли звонкие удары станционного колокола. Мимо пропыхтел воинский эшелон.

В тот же вечер Павел отправил из госпиталя домой письмо, которое настрочил еще в вагоне.

А на следующий день ему сделали операцию. Хирург извлек из ступни окровавленный осколок и подарил летчику «на память».

– И танцевать, и летать будете за мое почтение, – ободрял он.

Врач оказался прав. Наступил день, когда у Пологова сняли швы и сестра-хозяйка приняла от него один костыль. Но на этом радостные события не закончились. В обед в палату впорхнула молоденькая медсестра, пряча руки за спиной с необычайно таинственным видом. На ее пухлых губах играла лукавая улыбка.

– Сегодня сразу три счастливчика, – объявила она и передала Павлу письмо. Он взглянул на адрес: знакомый почерк. Вот оно, долгожданное известие от Вали! Из прямоугольного конверта выпали фотография и белые листки. Пологов жадно разглядывал снимок. На него смотрели два дорогих лица: трехлетний Володька сидел на Валиных коленях с медвежонком в руках.

На тетрадном листе карандашом был изображен силуэт Володькиной ручонки с растопыренными пальцами. Надпись, сделанная Валиной рукой внизу: «Папе от сына», умилила Павла.

«Если бы ты видел своего Володьку… – писала жена. – Он все больше и больше становится похожим на тебя. Уже совсем хорошо разговаривает. Я часто показываю ему твою фотокарточку. Он тычет в нее пальцем и говорит: «Мой папа».

Фотография и тетрадный листок пошли по палате.

– Товарищ старший лейтенант, послушайте, – показывая фронтовую газету, обратился к Павлу сосед по койке, – стихотворение Константина Симонова. Прямо, как по заказу, для вас сочинено:

За тридевять земель, в горах Урала,

Твой мальчик спит.

Испытанный судьбой,

Я верю, мы во что бы то ни стало

В конце концов увидимся с тобой.

– Нравится?

Павел кивнул:

– Хорошо!..

– Сколько сыну-то?

– Три годика. В октябре тридцать восьмого родился.!

…Пока фотография ходила по палате, Пологов перечитывал письмо. Валя коротко написала обо всем, что пережила за время разлуки: о бомбежках в пути, о страхе потерять сына и тревоге за его, Павла, судьбу. Сообщила о своем намерении приехать его проведать.

– Жена – блондинка? – приподнялся с подушки капитан-танкист. И сокрушенно добавил:

– Тебе, брат, позавидуешь. А вот о моих – ни весточки. Я б на твоем месте давно попросился долечиваться дома. До Тагила-то рукой подать…

Пологов уже сам подумывал об этом, а после совета капитана решил действовать безотлагательно. Тут же он написал Вале ответ и предупредил, чтобы в госпиталь не приезжала.

А вечером того же дня Павел встретил командира батальона аэродромного обслуживания майора Алексеева. Последний раз они виделись три месяца назад, перед тем как авиаполк покинул Черновицы. Майор остался тогда в городе эвакуировать семьи комсостава.

Алексеев опирался на костыли: из-под халата виднелась только одна нога.

– Пологов? – обрадовался он. – Вот так встреча!

На какой-то миг его глаза вспыхнули, но сразу же погасли. Однополчане горячо пожали друг другу руки.

– Цела? – майор костылем указал на забинтованную ногу Павла. – А меня, видишь, как долбануло… – Он отвернул полу халата. По самое колено нога была ампутирована. – Уже протез заказан. Пойдем ко мне в палату, – позвал он.

Встреча расстроила Павла. Майор рассказал, что его ранило в июле под Фастовом. Снаряд разорвался в пяти шагах от него, и ноги как не было. Больше всего майора удручало, что теперь, он выбыл из боевого строя, и Павел утешал его, как мог. Разговор получился не из веселых.

После этой встречи собственное несчастье казалось Пологову менее тяжелым, чем раньше.

На побывке

…В серой шинели, с вещевым мешком за плечами, опираясь на костыль, Пологов вышел на привокзальную площадь Свердловска. Попутчик-летчик настойчиво приглашал его в гости, но Павел, поблагодарив, отказался.

Хлопьями валил мокрый снег и тотчас таял. Ноги вязли в слякоти. Мимо спешили люди с озабоченными и усталыми лицами. По трамвайному кольцу, трезвоня, пробирались красные вагончики. На остановке Павел спросил, какой номер идет на Уралмаш, и сел в трамвай.

Декабрь сорок первого выдался на редкость суровым. Но люди переносили морозы так же терпеливо, как и все невзгоды войны. Они жадно слушали сводки Совинформбюро, радостно обсуждая сокрушительный удар, нанесенный гитлеровцам под Москвой.

Парад на Красной площади 7 ноября и первый крупный разгром врага окрыляли, удваивали силы, вселяли уверенность в скорой победе…

Как ни приятен был домашний уют, Пологову не терпелось побыстрее пройти медицинскую комиссию и вернуться на фронт. С костылями он уже расстался, однако врачи предписали еще месячный срок лечения «до полного выздоровления». Четыре недели Павел ходил в госпиталь на перевязки.

Новый год Пологов встречал в Нижнем Тагиле, в кругу семьи, куда приехал с Валей и сыном. В краткосрочный отпуск прибыл муж сестры Марии – Иван Варламович, воевавший на флоте. За столом собрались почти все родственники, кроме младшего брата – Юрия. Тот закончил школу танкистов и служил в запасном полку в Челябинске. К празднику прислал домой поздравительное письмо: сетовал, что на фронт пока не отпускают.

Характером Юрий пошел в отца и старших братьев: такой же упрямый, уверенный в себе и боевой. Эти черты, видимо, по наследству передавались из одного поколения Пологовых в другое. Отец, Андрей Иванович, большевик, воевал в гражданскую против Колчака и погиб. Старший брат, Михаил, тоже большевик, в отряде Блюхера сражался с белыми бандами атамана Дутова. Белогвардейцы, захватив его, раненного, в плен, замучили до смерти. После гражданской войны лишь один Иван Варламович, муж старшей сестры Марии, опекал Пологовых, помогал Евдокии Никаноровне поставить детей на ноги.

…В последнюю ночь перед отъездом из дому Павел проснулся оттого, что Валя громко вскрикнула.

– Ты… ты здесь? – взволнованно шептала она, торопливо трогая его руками.

– Что с тобой, Валюша?

– Ой, какой страшный сон мне приснился. Будто твой «ястребок» один в небе, а фашисты окружили его со всех сторон. Ты к земле – они за тобой. Бегу следом, кричу: «Прыгай, Паша, прыгай!» Кричу что есть силы, а духу не хватает, голоса своего не слышу. Вдруг у твоего «ястребка» отваливается крыло. Ты падаешь на землю. А со мной ужас что: хочу быстрее туда, где упал самолет, – ноги еле-еле двигаются. Я завопила из последних сил и… проснулась.

– Чертовщина какая-то, – улыбнулся в темноте Павел. – Володька спит?

– Спит.

– Ну и я вздремну. А ты закрой глаза и досмотри сон до конца, что там дальше будет. Проснусь – расскажешь.

В комнате мерно тикал будильник.

Штурман полка

Два месяца, проведенных в родном городе, пролетели незаметно. В управлении кадров военно-воздушных сил Пологову предложили заняться подготовкой курсантов в военном училище истребительной авиации.

– У вас богатый опыт, воюете с тридцать девятого на всех типах машин. Орденоносец. Кому, как не вам, учить молодых? – убеждал полковник из управления кадров, перелистывая личное дело Пологова.

Павел отказался. На следующий день разговор о работе в училище возобновился. Пологов настаивал на своем: он просился на фронт.

– До высшего командования дойду, а в тылу не останусь! – заявил он.

Неизвестно, чем бы закончилась эта стычка, если бы не распахнулась дверь и в кабинет не вошел подполковник с голубыми петлицами летчика.

– Товарищ полковник, по вашему вызову подполковник Мазуркевич явился!

Подтянутый, круглолицый, с живыми черными глазами, он произвел на Павла приятное впечатление. На вид ему можно было дать лет тридцать – тридцать пять, хотя волос на голове оставалось уже немного: они обрамляли лишь виски и затылок.

– Присаживайтесь, – полковник указал вошедшему на стул. – А вам, старший лейтенант, даю еще сутки на раздумье.

Он сухо распрощался…

К удивлению Пологова, разговор на следующий день состоялся короткий. Его назначили штурманом 737-го истребительного авиаполка. Командиром оказался тот самый подполковник Мазуркевич, с которым они встретились в кабинете.

Новому штурману сразу же пришлось с головой окунуться в заботы. Предстояло организовать прием молодого пополнения, состоящего в основном из выпускников авиаучилищ, наладить боевую подготовку. Одновременно требовалось срочно получить и доставить с авиазавода самолеты самой последней конструкции – ЛаГГ-3. У новых истребителей был грозный вид и хорошая скорость. В отличие от И-16 на них кроме пулеметов имелась тридцатисемимиллиметровая пушка.

Давно Пологов не садился в самолет. Поэтому, когда выкраивалось время, он не упускал случая отправиться на завод и пригнать оттуда очередную машину. Приятно было перед стартом по старой привычке держать рули управления, прикасаться к переключателям и тумблерам, ощущать свежий запах краски, слушать ровный гул мотора.

Пологов согласовал с командиром и комиссаром полка план занятий. Принималось во внимание, что в инструкциях и наставлениях, выпущенных еще до войны, многое существенно устарело. Используя фронтовой опыт, штурман вносил кое-какие изменения.

Немало времени отводилось стрельбам по наземным и воздушным целям. Ежедневно летчики упражнялись в попадании по конусу. Чем больше в нем пробоин и кучнее их расположение, тем выше результат. В помощь себе штурман привлек фронтовиков, возвратившихся в строй после ранения. Старший лейтенант Виктор Калинин отшлифовывал с летчиками технику пилотирования. Лейтенант Алексей Урядов проводил учебные воздушные бои. При этом обычно присутствовали командир полка Мазуркевич и Пологов.

Бои с условным противником Пологов иногда проводил сам. Молодые пилоты старались на больших скоростях атаковать штурмана сзади. Но тот, сделав одну-другую фигуру высшего пилотажа с переворотом и пикированием, неизменно повисал в хвосте у своего преследователя, а потом, уже на земле, терпеливо объяснял летчику его ошибки.

Павел старался использовать учения и для самопроверки. При вертикальных маневрах на высоких скоростях и при отвесном пикировании у него непривычно темнело в глазах, внутри словно что-то обрывалось, ломило шею и поясницу. И тем упорнее он повторял приемы, пока не убедился, что перегрузки стали переноситься легче.

Капитан Хасан Салахов знакомил молодежь с внешними признаками и тактико-техническими данными немецких самолетов. Это нужно было хорошо знать молодым пилотам, ибо иногда случалось, что летчики-истребители, слабо знавшие вражескую технику, обстреливали свои бомбардировщики Су-2 и Пе-2, принимая их за немецкие.

– Как для перелетной птицы, так и для пилота ориентировка в небе – основа, – часто повторял Пологов. И щедро делился своими знаниями по штурманскому делу, которое в истребительной авиации имеет свои особенности. – У летчика-истребителя много сложных обязанностей. Он одновременно и пилот, и стрелок, и штурман. Ему приходится изучать район полетов так внимательно, чтобы, не прибегая к карте, опознавать ориентиры по их характерным особенностям.

На одном из занятий Пологов рассказал случай, происшедший с фашистским летчиком на фронте.

Как-то на нашу фронтовую посадочную площадку внезапно приземлился немецкий самолет Ме-109. Фашистский летчик был потрясен, узнав, что очутился на советском аэродроме. На допросе он показал, что ему поручили патрулировать над одним пунктом. Летчик набрал высоту, но сразу же потерял ориентировку. И в результате – прибыл к нам…

Пологов повторял способы восстановления ориентировки: как выходить на линейный ориентир по солнцу; как ориентироваться, учитывать курс и скорость, выходя из боя или преследуя противника; как опознавать местность при помощи компаса, имея в виду влияние на него Курской магнитной аномалии. Там, где можно, штурман посоветовал прибегать к простому способу: ориентироваться по расположению церквей. Они всегда обращены входом на запад.

В мае 1942 года подполковник Мазуркевич доложил о готовности 737-го авиационного истребительного полка к вылету на фронт…

Между городами Тулой и Мценском затерялась крошечная железнодорожная станция Плавск. Здесь вступили в соприкосновение с противником две эскадрильи истребителей 737-го авиаполка.

Благодарность комдива

Вылетев на разведку, капитан Хасан Салахов и его ведомый обнаружили на шоссейной дороге Брянск – Орел большое скопление немецких автомашин и повозок. На обратном пути летчики напоролись на трех немецких истребителей, сопровождавших восемь «юнкерсов». Завязалась схватка. Фашисты, видимо, имея малый запас горючего, пытались уйти. После двух удачных атак Салахов поджег «мессершмитт», который со снижением ушел на запад.

Машины обоих разведчиков были изрядно пощипаны и требовали срочного ремонта. Получив точные сведения о фашистской колонне, Мазуркевич приказал Пологову вести два звена на штурмовку противника.

Кроме опытных истребителей Урядова, Сорокина и Кучеренко Павел взял с собой двух молодых летчиков – Тарасова и Харченко. С высоты 2500 метров, они обнаружили вражескую колонну. В первый момент Пологов удивился – автомашины и повозки не двигались. Спустившись ниже, он разглядел, что фрицы захвачены на привале. Одни толпились у походных кухонь, другие, раздевшись и развесив по кустам белье, принимали солнечные ванны.

Грянули огненные залпы с неба. Истребители спикировали и прочесали колонну от головы до хвоста. Гитлеровцы заметались. Летчики сделали еще по два захода. Оставив боезапас на случай воздушного боя, Пологов вихрем пронесся над дорогой. Там царила неописуемая паника. Машины перевертывались в кюветы. Взбесившиеся кони с опрокинутыми повозками мчались к оврагу. По полю метались ошалелые полураздетые фрицы.

Вернувшись на аэродром, Павел доложил:

– Штурмовка оказалась на редкость удачной. Уничтожено и повреждено примерно 30 автомашин и 50 подвод. Убито много фашистов.

Вечером, подводя итоги дня, штурман наставлял молодых пилотов:

– Не обольщайтесь легкими победами. Штурмовки, подобные сегодняшней, бывают очень редко.

Летчики сидели на траве, разложив перед собой планшеты с картами.

– На завтра получено задание посерьезнее и посложнее, – продолжал Пологов. – Силами полка мы должны сопровождать «илы» на штурмовку аэродрома у Орла и сами принимать участие в уничтожении противника. Известно, что на Орловскую авиабазу перелетела мощная группа бомбардировщиков Ю-88. Мы идем первым эшелоном. Ведущий – командир полка. Нас поддерживают истребители соседнего подразделения, которые завяжут бои с немецкими истребителями.

Подошел Мазуркевич в сопровождении комиссара Копцова. Командир полка объяснил, почему обязанности распределены таким образом. Этот тактический прием – ответ на вражескую уловку. Она заключается в том, что противник обычно высылает вперед «мессеров», которые навязывают бой нашим истребителям и уводят их в сторону от намеченной ими цели. Затем появляются «юнкерсы» и безнаказанно принимаются за свою разбойничью работу…

Потом Пологов рассказал о другой уловке фашистов. Их зенитчики обычно так распределяют заградительный огонь, чтобы заставить наши самолеты отойти в район, наиболее насыщенный зенитными установками. Например, они дают первые залпы с большим упреждением по курсу слева. Значит, хотят, чтобы самолеты сунулись вправо, где у них расположены основные осиные гнезда зениток. В таких случаях надо идти прямо на первые залпы, маневрируя по фронту и все время меняя высоту.

После обсуждения предстоящей операции Мазуркевич подал команду: «Всем – на отдых!».

На задание отправились две эскадрильи. В группе Пологова летели молодые пилоты Иван Тарасов, Михаил Терехов и Григорий Гуриев. На пути к цели и в полосе зенитного заслона молодые пилоты безошибочно маневрировали по курсу, точно выполняли все команды. Они надежно прикрывали «илы».

Несмотря на плотный огонь зениток, окутавших небо шапками разрывов, операция прошла без потерь. Правда, несколько самолетов получили серьезные повреждения, но сумели дотянуть до своих стоянок. Один только Салахов сделал вынужденную посадку. Но когда приземлился замыкающий, обнаружили, что не возвратился и Пологов.

Последними видели штурманский «лагг» Тарасов и Гуриев. Тарасов рассказывал, что заметил, как старший лейтенант сделал правый вираж и ушел с набором высоты назад.

Мазуркевич нервничал и приказал немедленно созвониться с соседями. Начальник связи бросился в штабную землянку.

Командир полка, покусывая губы, бросал взгляды то на горизонт, то на часы, которые носил для удобства прямо на манжете рукава гимнастерки.

– Горючее еще есть, – успокаивал пологовский механик старший сержант Сергей Верещагин. – Хватит минут на восемь – десять…

Начальник связи доложил, что у штурмовиков о Пологове никто ничего не знает.

– Смотрите! Он! – радостно воскликнул Верещагин. – На сухом летит!

Над голубой кромкой леса с западной стороны обозначилась еле видимая точка. Мазуркевич поднес к глазам бинокль. Да, это был «лагг» Пологова. Пробудь он в воздухе еще полминуты – и мотор бы заглох: баки были пустыми.

Взглянув через застекленный фонарь на потное лицо летчика и дружески подмигнув, Верещагин укрепил под колесами колодки и занялся осмотром самолета.

Павел устало отстегнул привязные ремни и лямки парашюта. Заметив, что его поджидает начальство, быстро направился рапортовать.

Но Мазуркевич упредил его:

– Где пропадал?

– В клещи попал наш «лагг». Пришлось выручать. С ним в паре вел бой против четырех «мессеров»…

В это время по полю пронеслось:

– Полковник Мачин! Полковник Мачин!

Все повернули головы. Самолет комдива У-2 знали хорошо. Тот как раз заходил на посадку.

– Ладно, после разберемся! – бросил Мазуркевич. – Пошли!

Командир дивизии Мачин пробыл в полку около часа. Он уже знал, что все самолеты, кроме салаховского, возвратились. За Салаховым уехал на полуторке техник-сержант Гармаш. От имени командующего 2-й воздушной армией генерала Красовского Мачин поблагодарил летчиков за успешное выполнение важного задания. Потом он сообщил, что гитлеровцы задумали новое наступление на Воронеж. Предстоят напряженные бои. Чтобы помешать противнику подтянуть крупные резервы живой силы и техники, необходимо уничтожить мост через Дон.

Мачин предложил сделать истребитель более универсальной машиной, чтобы при необходимости он мог выполнять роль бомбардировщика или штурмовика. Для этого под плоскостями самолета надо прикрепить бомбодержатели. Если нужно, их можно использовать и для подвески запасных бачков с горючим…

Перед самым отлетом комдив спросил:

– Кстати, кто у вас летает на семьдесят девятом?

– Штурман старший лейтенант Пологов, – подсказал начальник штаба.

Павел шагнул вперед.

– Командир эскадрильи соседнего полка просил передать вам благодарность и сказал, что не подоспей вовремя семьдесят девятый, не сбей он «мессера» – не видать бы ему ни земли, ни неба.

Мачин крепко пожал руку Павла и поблагодарил его за спасение летчика и за сбитого стервятника.

Лидер атакует

Все свободное от полетов время Пологов проводил в авиамастерской.

Начальник воздушно-стрелковой службы Сергей Богданов с инженерами Ковалем и Котелевцевым трудились над приспособлением, о котором говорил комдив Мачин. Срок им дали короткий – сорок восемь часов.

К концу дня к плоскостям пологовского «лагга» прикрепили бомбодержатели, а тросики от них вывели в кабину летчика. Из бомб извлекли взрыватели и подвесили их под крыльями. Затем опробовали новое устройство, которое тут же в шутку окрестили «бэкака». Его название родилось из начальных букв фамилий «конструкторов». По команде «Сброс!» Павел дергал тросики, и бомбы падали на траву.

– Работает безотказно! – удовлетворенно потер руки Котелевцев.

…Закончился еще один боевой день. Пилоты ужинали. А у самолетов продолжали возиться техники, механики, мотористы, оружейники.

Павел писал домой письмо, когда его вызвали в штаб. У входа в командирский блиндаж стоял Мазуркевич. Он предложил пройтись. Щелкнул портсигаром. Оба задымили.

– Не обижайся за вчерашнюю встречу, – нарушил молчание подполковник. – Неладно получилось: выходит, командир дивизии больше меня знает, что делается в полку. Да и сам ты хорош! Почему не доложил, что сбил «худого»?[6]

– Не успел…

И вдруг командир почему-то рассказал Павлу, что это именно он, Мазуркевич, выпросил Пологова в свой полк. Едва Павел покинул тогда кабинет полковника, как тот познакомил Мазуркевича с его личным делом.

– Две летных школы, три войны, более ста семидесяти успешных боевых вылетов, наградной лист за Халхин-Гол и финскую, плюс отличные боевые характеристики, – вспоминал командир полка. – Все было за тебя. Я нажал – и полковник согласился.

– Спасибо за поддержку… Завтра генеральная репетиция. – После короткой паузы Пологов перевел беседу на другую тему. – Испытываем на полигоне новое приспособление для бомбежки.

Мазуркевич предупредил, что звонил Друзенко из дивизии. Он приедет вместе с корреспондентом.

Солнце скрывалось за горизонтом, окрашивая небо розовыми слоистыми мазками. «Будет ветер», – подумал Павел.

На полигоне шло пробное бомбометание. Собралось все полковое начальство. Из дивизии приехали штурман майор Друзенко и редактор фронтовой газеты политрук Кусельман.

Каждый «лагг» делал по два захода и сбрасывал стокилограммовую болванку: первый раз – с горизонтального полета, второй – с пологого пикирования. Хороших попаданий с бреющего почти не получалось. Зато с пикирования цель «поразило» большинство летчиков. На глазах умирала старая школа бомбометания. Новые самолеты требовали новой тактики.