Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Белка

ModernLib.Net / Отечественная проза / Аббасзаде Гусейн / Белка - Чтение (стр. 1)
Автор: Аббасзаде Гусейн
Жанр: Отечественная проза

 

 


Аббасзаде Гусейн
Белка

      Гусейн Аббасзаде
      БЕЛКА
      Было раннее утро, когда Бахыш-киши, опираясь на палку, похожую на пастушеский посох, неторопливо шагал по тропинке между зелеными эльдарскими соснами. Веял легкий рассветный ветер, но гудение стрекоз предвещало, что скоро он стихнет и день будет знойный.
      Статный, кряжистый, с густой шапкой седых волос, Бахыш-киши чем-то напоминал могучий дуб, поднявшийся среди молодых сосенок. И то сказать - по всему было заметно, что он этой молодой роще сродни. Не он ли вот уже который год ухаживал за деревьями, щедро поил их водой, окапывал... Он чувствовал себя не хозяином, а скорее частью этой рощи. Он заботился о ней, как в семье заботятся о ребенке. И вот он шел, отбрасывая посохом с тропинки сухие ветки, внимательно оглядывая деревья - все ли в порядке, не произошло ли чего за время его отсутствия.
      Собственно, отлучка-то была недолгой - всего недели две, но Бахыш-киши был домоседом, никуда из родных мест выезжать не любил, даже отпуска свои вот уже который год подряд проводил здесь, в зеленой сосновой роще. А когда кто-нибудь из родных принимался укорять его: "Давно тебе, Бахыш, пора уехать отсюда и отдохнуть хорошенько!"-старый садовник не на шутку сердился: "Ты понимаешь или нет, что для меня здесь - лучший отдых!"
      И это была сущая правда. Цель в жизни, смысл ее, призвание Бахыш-киши обрел по-настоящему здесь, в этом знойном уголке Апшерона, в сосновой роще, которую своими руками сажал, холил, пестовал. Без этих сосенок он, кажется, не мог и не хотел дня прожить. Наверняка оп сейчас бы отказался от поездки, но письмо, позвавшее в дорогу, растревожило душу. Писали его боевые друзья из Белоруссии, те, с кем он делился в годы войны хлебом, те, с кем вместе он воевал в болотистых чащобах Полесья. Сейчас они звали его на встречу ветеранов - мог ли он не откликнуться? В тот же день Бахыш-киши отбил в почтовом отделении телеграмму: "Ждите, еду", и в назначенный срок вылетел утренним рейсом в Минск.
      И теперь, шагая по участку, где сосны уже подросли, сомкнули ветви, /Бахыш-киши вспоминал густую тень белорусского леса, поляну, на которой зажгли старые бойцы костер, как в те давние военные годы, как звучали фронтовые песни... Радостной была встреча старых партизан, радостной и грустной. Большое счастье - увидеть товарищей по оружию, с которыми судьба надолго разлучила. И очень трудно вспоминать о тех, кого унесла война, кто на фронте погиб, кто после - от ран. И то сказать - сорок лет прошло. Было в войну Бахышу двадцать три года, в отряде он был одним из самых молодых. А теперь он уже дедушка Бахыш, двое внуков, растут, не успеешь оглянуться - и правнуков дождешься... Но это теперь время так быстро летит, а тогда, бывало, каждый день казался годом, и не чаял Бахыш вернуться живым из этого огненного пекла.
      Из кустов дикого укропа с шумом вспорхнули две горлицы, потревоженные шумом шагов. Покружились в воздухе и сели в ветвях неподалеку. Бахыш-киши улыбнулся: живет роща, живет своей жизнью. Он остановился, прислушался: может, запоют горлицы? Кому как, а для Бахыша-киши не было ничего желаннее песни горлинки. Бывало, часами слушал и наслушаться не мог. Вот и теперь он помедлил, выждал, но тихо было вокруг, и Бахыш неохотно двинулся дальше.
      День набирал силу, становилось все жарче, но Бахыш-киши продолжал свой обход, пока не осмотрел все уголки рощи, лично не убедился, что все в порядке, никакого урона роща за время его отлучки не понесла. Правда, улетая в Белоруссию, он очень просил присматривать за своими питомцами старого огородника Аламдара-киши и был спокоен, но все же... Аламдара он вчера не видел, да и сегодня старик еще не приехал из соседнего села Бузовны на работу,- впрочем, никого, кроме Бахыша, в роще пока не было, одному ему не сиделось дома в такую рань. Что же касается Аламдара - следы его заботливых рук не раз замечал вокруг себя Бахыш: там заботливо политы молодые саженцы, там подпорка поставлена рядом с молодой сосенкой, погнувшейся от злого апшеронского ветра... Чистыми были тропинки, но чернела свежая зола на полянке посреди рощи,- значит, старый Аламдар собрал сушняк, первые желтые листья, и сжег. "Дай тебе бог здоровья, Аламдар-киши!" - мысленно поблагодарил садовника Бахыш.
      Он оказался перед воротами пансионата и неторопливо зашагал по асфальтовой аллее. Его роща продолжалась и здесь, только здесь посадки были старше, и кроме эльдарских сосен росли еще и тополя, чинары, ивы, кипарисы... Тянулись к солнцу виноградные лозы, матово светились абрикосы на кустах, наливались алым огнем гранаты, пестрели цветы на клумбах. А тополя здесь были так высоки, что их верхушки поднимались над крышами трехэтажных зданий.
      Бахыш-киши тяжело присел на скамейку перед одним из корпусов. Ну и жара! Если сейчас, утром, дышать нечем, что же днем будет? Ветерок и тот утих, воздух застыл неподвижно и, кажется, звенит от зноя. Бахыш-киши снял соломенную шляпу и принялся обмахиваться ею. Перевел дыхание, огляделся.
      Скамейки перед корпусами были пусты, только на одной, ближе к каменному барьеру, в тени плакучей ивы сидела молодая женщина. В одной руке у нее была книга, другой она осторожно покачивала детскую коляску. Перед отъездом Бахыша-киши все эти скамейки в тени были заняты, а теперь - конец августа, конец сезона. Кончились сроки путевок, и отдыхающие вернулись в город. Бахыш-киши вспомнил, что сегодня утром, пока он бродил по сосновой роще, одна за другой шли по шоссе машины тех, кто решил еще на одну ночь убежать от жары... Большинство же уехало, видимо, вчера вечером.
      Бахыш-киши все сидел на скамейке, неторопливо обмахиваясь шляпой, а мысли текли медленные, тягучие: "Вот и лето подошло к концу, осень настанет и тоже пройдет, а там, глядишь, и до зимы недалеко... Так и жизнь моя уходит..."
      Кап...
      Сверху на правое колено Бахыша-киши упала темная красная капля. Упала и тут же растеклась, впиталась в тонкую серую ткань. Это что еще за напасть? Кажется, кровь. Бахыш-киши вскочил на ноги, поглядел вверх. Шелестели зеленые листья тополя, и ничего нельзя было разглядеть сквозь их легкую завесу. Старик отошел на несколько шагов назад и принялся медленно обходить дерево. Вот оно! В зеленой листве мелькнуло что-то рыжее. Бахыш-киши даже подумал сначала, что это раненая птица села на ветку, это ее кровь капала вниз. "Бедная птица,пробормотал старик,- есть же еще на свете такие негодяи, которым ничего живого не жалко".
      Однако что за птица с такой окраской вдруг появилась на Апшероне? Бахыш-киши таких не знал. И вдруг пронзительная догадка заставила старика вздрогнуть. Сердце зашлось, тело покрылось холодной испариной. До боли в глазах вглядывался он в рыжую искорку, еле тлевшую в зеленой листве. И чем дальше он глядел, тем больше становилась эта искорка, словно клочок пламени горел на. ветке дерева. "Упаси боже, неужели это белка..."
      Бахыш-киши быстро подошел к дереву, неуклюже поднялся на камень бордюра, отделявшего аллею от цветника, пристально поглядел вверх. Да, сомнения быть не могло - это рыжее пятнышко, этот клочок пламени на тополе - не птица, а белка, одна из трех белок, поселившихся в роще, которую охранял Бахыш-киши.
      Что же случилось? Кто ранил белку, опасно ли?
      Внезапно Бахыш-киши понял, что времени терять нельзя. Сколько бы крови ни потеряла белка, когда бы ее ни ранили, ее нужно сейчас же, немедленно снять с дерева, перевязать, показать врачу. Но как доберешься до зверька на высокой ветке тополя? Бахыш-киши прикидывал в уме и так и этак и, покряхтев, решил наконец, что самому ему это дело не по силам. Кто поможет? Старик огляделся: безлюдная аллея, молодая мать с коляской... Нет никого из ватаги шумных ловких ребят, отдыхавших здесь все лето. Они-то" сразу помогли бы. И вновь прибывших тоже нет.
      Бахыш-киши взглянул на часы. Было без двадцати двенадцать,- значит, рабочие, которые трудились неподалеку в подсобном хозяйстве, еще не ушли на обед, и старик напрямик направился туда. На ходу он глядел по сторонам, надеясь увидеть кого-нибудь из садовников помоложе,- тогда он попросит его снять с дерева белку. Но вокруг, как назло, никого не было, и Бахышу пришлось идти через всю территорию пансионата, лентой вытянувшегося по-над берегом.
      Бахыш-киши задыхался, пот заливал ему глаза, но он не убавлял шагу. Мысль о раненой белке не давала ему покоя. Как же это могло произойти? Ведь он сам привез пару белочек из лесов Исмаиллинского района в позапрошлом году. Сколько сил он потратил, чтобы они прижились здесь, приспособились к знойному климату, окрепли! За год до этой пары он пытался поселить у себя в роще еще двух белок, но те погибли, не пережили лета, а нынешние самка и самец прижились, чувствовали себя хорошо, да вдобавок еще весной появился у них детеныш. Пополнение в беличьей семье обрадовало Бахыша. Он поверил тогда, что белки прижились окончательно, что будут они и дальше плодиться. Пройдут годы - в его роще станет много белок, и ни одна из них не будет бояться людей.
      Кому помешала пушистая белка, кто ранил ее? Куда девалась спокойная уверенность, которой был наполнен Бахыш-киши какие-то полчаса назад?
      "Зачем я задержался с утра в роще? - корил себя старик.- Раньше надо было сюда прийти, раньше!" Бахыш-киши почему-то был твердо уверен, что белку ранили недавно, сегодня утром, может быть, час назад, может быть, два... Кто знает, подойди он в пансионат пораньше, белка могла бы остаться целой и невредимой. Но только кто мог ее обидеть? То ли коршун пытался унести зверька с дерева, да не смог, то ли какой-то озорник из отдыхавших ребят швырял в белку камнями... Голову бы ему оторвать! Но, так или иначе, сейчас надо думать не об этом, а о том, как спасти белку.
      Дорога тянулась далеко вперед, а вокруг по-прежнему никого не было. "Вот невезение так невезение, - задыхаясь, бормотал старик,- когда не нужно, так народу повсюду полно, а сейчас днем с огнем никого не найдешь".
      Наконец Бахыш пересек дальнюю аллею и вошел на территорию подсобного хозяйства. Уф, слава богу, успел! На огороде копались несколько рабочих, и Бахыш-киши поспешил к ним.
      Ночь стояла душная. Зной, казалось, еще сгустился. И ни звука, ни дуновения ветерка...
      Бахыш-киши сидел на балконе на низенькой табуретке, неторопливо отхлебывал из стаканчика крепкий чай, а глаза были устремлены на маленькую клетку в углу балкона. Там, откинув голову, распласталась на полу белочка. Вся ее правая лапка была забинтована. Бахыш-киши вспоминал, как помогли ему снять белку с тополя, как нашли машину, чтобы срочно везти ее в город, в ветеринарную клинику. Там молодой врач внимательно осмотрел рану белки, смазал ее, выписал еще лекарства и успокоил Бахыша: "Скорей всего все обойдется, выживет ваша белочка, дядя. Вот если бы вы опоздали, дело могло бы обернуться куда хуже".
      Однако все это было днем, а в состоянии раненого зверька перемены не было. Белка лежала неподвижно, даже, пить не хотела, и Бахыш-киши с горечью думал, что, может быть, врач солгал ему, чтобы успокоить.
      Бахыш-киши сегодня, против обыкновения, не вернулся на работу. Из поликлиники он пошел с белкой к сыну, а вечером приехал сюда, к себе, в восьмой микрорайон. Про себя он считал так: если к утру белке станет лучше, он прямо отсюда поедет в пансионат, если же состояние останется прежнее придется снова ехать к врачу.
      Зазвонил телефон. Бахыш-киши кряхтя поднялся, прошел в комнату. Звонил Фарман, его сын, интересовался, как белка. Когда отец сегодня гостил у Фармана, тот пытался как мог успокоить его: "Чего волноваться, отец? Из-за чего в самом деле - из-за белки... Мало ли у нас всех забот и хлопот, так ты себе еще новую придумываешь. Пойми, не имеешь ты права так себя изводить - у тебя ведь инфаркт был, тебе сердце беречь надо..."
      Бахыш-киши успокоил и сына, и невестку: "От заботы о живом, дети, никому еще вреда не было. Вот если погибнет зверюшка - будет у меня сердце болеть. Уж кто-кто, а вы-то знаете, сколько сил я потратил на эту белку, сколько души вложил".
      Вернувшись на балкон, Бахыш-киши остановился на пороге. Хоть небольшой сквознячок, а все-таки тянет, обсыхает пот. Но воздух был неподвижен и здесь, и Бахыш-киши, досадливо крякнув, стал обмахивать лицо рукой. "Ну и жара! Осень на пороге, а печет немилосердно, сил нет..."
      Длинная, плавно изгибающаяся улица перед домом была тиха и пуста. Впрочем, здесь и днем было немного машин - здания стояли просторно, широко. Бахыш-киши очень любил этот район именно за то, что здесь всегда было так спокойно и тихо.
      Случай с белкой так выбил старика из колеи, что он даже не приласкал внучат, когда был сегодня в гостях у сына, не подержал на коленях, не рассказал, какие подарки привез им из Минска. Бахыш-киши покачал головой, укоряя себя. Разве можно быть невнимательным с малышами? Белка, все белка... Из-за нее он и подарки внуку и внучке не сумел сегодня привезти.
      Старый дом в центре города, где жил теперь Фарман с семьей, был навсегда дорог Бахышу. Больше двадцати лет прожили они там с Ширинбаджи, считай, целую жизнь. Всякое случалось - и хорошее, и плохое, и радости были, и тяжелые дни... А только всегда жили Бахыш и Ширинбаджи в дружбе и согласии.
      Когда Фарман женился, дали ему от нефтеперерабатывающего завода, где он работал, новую квартиру - вот эту самую однокомнатную квартиру в восьмом микрорайоне, на балконе которой сидел сейчас Бахыш-киши, 1 Тогда старик, посоветовавшись с Ширинбаджи, решил отдать молодым городскую трехкомнатную квартиру на улице Мухтадыра, а самим перебраться сюда. Правильно решил, никогда Бахыш не жалел об этом. Молодым расти надо, детей воспитывать, семью укреплять. Пусть уж с самого начала устраиваются как надо.
      Ради этого не погнушался Бахыш-киши бумажными хлопотами, которых в другое время терпеть не мог. Пооббивал пороги, походил в райисполком, добился того, что оформил квартиру Фармана на себя, а старую квартиру Бахыша закрепили за сыном. Долго готовились к переезду, и надо же было такому случиться, что в самый день переезда начались у Ширинбаджи невыносимые боли в животе. Срочно вызвали "скорую помощь", отвезли ее в больницу, оперировали, но опоздали. Прорвался гнойный аппендицит, и как ни старались врачи спасти Ширинбаджи - не сумели.
      Крепко горевал Бахыш-киши, хотя виду старался не подавать. Справил он в старом своем доме семь дней, потом сорок дней по любимой жене и переехал сюда, будто отрезал себя от прошлого. Долго не мог он привыкнуть к новой квартире, к новому району - часто ездил к сыну в гости, на кладбище бывал почти каждый день... Время взяло свое, притупилась боль утраты, но прежним, таким, каким он был до смерти Ширинбаджи, Бахыш-киши так и не стал.
      Потому и сам не удивился, когда неожиданно, без всяких видимых причин, вдруг случился с ним инфаркт. Обширный, говорили врачи, тяжелый. Честно говоря, и не надеялся Бахыш-киши, что поднимется с больничной кровати, и по глазам врачей видел, что и у них надежды мало. Однако, видно, не пришел ему срок умирать. Все обошлось, отступила болезнь. Когда вернулся Бахыш домой, встретила его вся семья - родные, близкие. Поздравляли его все, руки жали: "Ай Бахыш-киши, да ты в сорочке родился! Можно сказать, с того света к нам вернулся! Только помни, с сердцем шутить нельзя. Много ты сделал для людей, теперь пришла пора и о себе подумать". Бахыш и сам это понимал и, когда Фарман достал ему путевку в один из апшеронских кардиологических санаториев, поехал туда.
      Нежданно-негаданно лечение в санатории изменило жизнь Бахыша-киши. Он прекрасно помнит тот вечер, когда на скамейке в одной из тенистых аллей перед ужином познакомился с отдыхающим, жившим неподалеку. Разговорились. От него и узнал Бахыш-киши, что строится рядом большой пансионат для семейных. Штаты там еще не укомплектованы, а требуются туда кроме прочих специалистов еще и лесник-садовод. Бахыш-киши удивился: для чего лесник, откуда леса на Апшероне? Но собеседник клялся, божился, что своими глазами читал объявление, и еще рассказал, что собираются здесь, в Бильгя, в самом пансионате и вокруг него, насадить большую сосновую рощу. Может быть, для нее и нужен лесник...
      Бахыш-киши так заинтересовался, что на следующее утро после завтрака отправился в пансионат. И в самом деле, он увидел, как вдоль берега над крутым обрывом выросли многоэтажные дома, а перед ними в аллеях и дальше, за оградой, ровными рядами высажены молодые эльдарские сосенки. Бахыш-киши полюбовался на деревья, подошел поближе к корпусам - искал, с кем бы поговорить насчет устройства на работу. Но из администрации пансионата никого не нашел и вернулся к себе в санаторий. Однако мысль пойти работать лесником уже запала ему в душу.
      Всю жизнь Бахыш-киши страстно любил растения.
      Это он посадил во дворе старого дома виноград, защитил лозу решеткой, дотянул ее до своего балкона на третьем этаже. Сделал на балконе навес из деревянных реек и пустил по нему виноград. Красиво, зелено было на балконе у Бахыша. Какие только цветы не росли здесь в длинных деревянных ящиках, намертво прикрепленных железными хомутами к балконной решетке! С мая до ноября не было такого дня, чтобы не цвели какие-нибудь из них. А для Бахыша-киши не было лучших минут, чем те, когда он поливал лозу, или цветы удобрял, или аккуратно обрезал осенью лишние побеги.
      Вот почему возможность пойти работать лесником очень заинтересовала Бахыша-киши. Кто знает, думал он, может, здесь, среди деревьев, и найдет он новое призвание - людям на пользу, себе на радость и в утешение. До этого чуть не тридцать лет работал Бахыш-киши линотипистом в газетно-журнальном объединении. Работа была нелегкая: сидишь целый день на месте, набираешь буквы, льешь строчки, отвлечься нельзя ни на миг - иначе ошибка проскочит. И воздух в цеху был плотный, тяжелый, с едким запахом свинца. После инфаркта врачи не рекомендовали Бахышу-киши возвращаться на прежнюю работу. Либо на пенсию советовали уйти, либо, в крайнем случае, на другую работу. Однако не такой был человек Бахыш, чтобы уйти на пенсию. А новая работа - это только сказать легко, где же ее найдешь, если тридцать лет бессменно одним делом занимался... Вот разве что в самом деле пойти лесником - это было бы здорово! Одно только смущало Бахыша: уж очень далеко ездить сюда из города. Сорок километров туда и сорок обратно каждый день. К тому же раз уж едешь в такую даль, так был бы лес как лес, а то молодая рощица. Трудов на нее надо много положить, а будет ли толк, приживутся ли деревья под знойным апшеронским солнцем - кто знает...
      Лес - это совсем другое. Когда Бахыш-киши слышал это слово, перед глазами его возникал бескрайний зеленый океан - волнующийся, дышащий, шепчущий, Живой. Живой - потому что слышны были в этом лесу, в котором воевал Бахыш в далекой Белоруссии, голоса зверей и птиц, шелестение веток, журчание ручья. Таким увидел лес Бахыш-киши, увидел и полюбил навсегда.
      И теперь, когда он думал о чахлых кустиках и молодых сосенках, посаженных около пансионата, губы его скривила ироническая усмешка. Лесника им нужно, скажите! Да тут целую жизнь надо положить, чтобы если не лес, то роща зазеленела среди песков.
      Легкий шорох в углу балкона привлек внимание Бахыша-киши. Он посмотрел в клетку: так и есть, чашка с водой опрокинута. Видно, белка хотела напиться, но не смогла - сил маловато... И все же уже то, что зверек захотел пить, обрадовало Бахыша. Кажется, потихоньку приходит в себя рыжая. Даст бог, поправится.
      Он принес с кухни свежей воды, аккуратно поставил чашку в клетку. Белка вздрогнула, отпрянула... "Да не бойся ты, глупая! Я же тебе только добра желаю. Попей, попей воды, у тебя же с утра во рту ни крошки, ни капельки не было - проголодалась небось, жажда мучит... Гляди, ка^я жара на улице!" Бахыш придвинул чашку совсем вплотную к губам белки, но зверек откинул голову назад. Отодвигаться было некуда - мешали стальные прутья клетки. "Чего ты боишься, бедняга? Ну ладно, ладно, я на тебя не в обиде. Плохо тебе, вот ты и боишься".
      Бахыш-киши вспомнил первые дни этих белок на Апшероне. Пугливые были, дикие. Он их подкармливал как мог - то хлеб приносил, то фрукты,- но зверьки долгое время ничего не брали из рук, боялись. Потом, конечно, перестали дичиться, издалека узнавали своего хозяина. Бахыш-киши никогда не путал белок друг с другом, знал их повадки, характеры. Самец был подвижнее, агрессивнее, самочка - застенчивая, робкая. На ее рыжей шубке красовалось белое пятнышко с грецкий орех величиной. Самочку Бахыш назвал Гашгой, а самца - Джигалом.
      "Пей, Джигал, пей, маленький!"
      Но Джигал словно не узнавал Бахыша-киши, все старался отвернуть голову от чашки. Тогда старый лесник отошел в сторону, облокотился на перила и принялся глядеть на улицу. Краем глаза он наблюдал за белкой, но осторожно, чтобы не спугнуть.
      Духота по-прежнему стояла невыносимая. Казалось, подует ветер, нагонит облака - и придет в город желанная прохлада. Но воздух был совершенно неподвижен, и Бахыш-киши от досады принялся бранить обленившийся
      ветер: "Капризник хазри! Или он не видит, что город весь раскален как печь? Ей-богу, этот хазри прямо на некоторых людей похож, когда он не нужен тут как тут, бушует, гремит, стекла бьет. А когда необходим позарез- исчез, нет его. Ну что за характер!"
      Из клетки донеслось тихое причмокивание, и Бахыш-киши, скосив глаза, увидел, что белка жадно лакает воду из чашки. У Бахыша от сердца отлегло, так захотелось ему приласкать зверька! Но он остался недвижим, даже головы не повернул, чтобы не тревожить белку. Хорошо, если бы Джигал, напившись, поел хоть немного... Но белка не обратила внимания на хлеб. Бахыш-киши выждал минут пятнадцать, а потом наполнил чашку свежей водой и поставил в клетку.
      "Даже если хлеб не будет есть, то, что воду пьет,- уже добрый знак. Может, выздоровеет... Эх, не было меня рядом утром, когда этот негодяй швырнул в тебя камень! Какой-нибудь мальчишка, не иначе. Уж я б ему задал, будьте спокойны. Я и сейчас этого дела так не оставлю. Надо будет - из-под земли раздобуду этого негодяя, разыщу, где бы ни прятался!"
      Когда молодой рабочий снимал для Бахыша-киши белку с тополя, вокруг старика собралась группа людей. Подошли сотрудники пансионата, кто-то из подсобного хозяйства, собрались мальчишки, дети отдыхающих,- видно, не все еще уехали. Взрослые судачили о том о сем, дружно осуждали того, кто швырнул в белку камень. Малыши стояли молча. Только один из них - пухлый, белолицый вдруг взял за руку одного из своих товарищей и, отведя его в сторону, принялся что-то заговорщицки шептать на ухо. Бахыш-киши заметил это. Он поманил ребят пальцем к себе, сказал строго:
      - Я вижу, вы оба хорошие ребята, белку жалеете - и правильно. Я вот на вас сейчас смотрел, и показалось мне, что вы точно знаете, кто ранил зверька. Я даже уверен, что вы это знаете. Очень прошу: скажите, кто это сделал? Обещаю, что никому вас не выдам. Никому, понимаете?
      Полный мальчуган явно испугался, рот у него скривился будто перед плачем, но он молчал. Бахыш-киши решил припугнуть его посильнее:
      - Может быть, ты сам и подбил белку?
      - Честное слово, это не я, клянусь папой! - захныкал мальчишка.- Если не верите, спросите у него,- и он указал пальцем на своего товарища, с которым шептался недавно. Тот кивнул головой.
      - Правда, дядя, Нахид не виноват. Он этого не делал.
      Бахыш-киши погладил хнычущего мальчугана по голове:
      - Не плачь, чего ты? Тебе же ничего плохого не делают. Ты же точно знаешь, кто кидал в белку камни, вот и скажи мне, как его зовут.
      - Не знаю, не знаю я ничего! - И мальчишка, всхлипывая, побежал к своему корпусу.
      Бахыш-киши понял, что настаивать бесполезно.
      - Не хотите сказать - и не надо, все равно я его, негодяя, найду,- сказал он, ни к кому не обращаясь.- Найду - и уж тогда ему не поздоровится!
      Белку тем временем сняли с дерева, положили на скамейку, подстелив ей большие листья инжирового дерева, росшего неподалеку. Белка тяжело дышала - то ли от жары, то ли от боли. Бахышу показалось, что она глядит на окруживших ее людей с недоумением и страхом. Время от времени зверек поворачивал голову к верхушке дерева, с которого его сняли,- там ему, наверное, было лучше.
      Бахыш-киши потихоньку взял белку на руки, осторожно погладил ее, приговаривая:
      - Бедная, бедная...
      Подошел крепкий старик, поглядел на белку, сокрушенно покачал головой:
      - Еле-еле душа в теле. И как она с дерева не свалилась?
      - Когтями держалась, дядя Аламдар, вцепилась когтями в ветку и висела.
      Аламдар-киши чуть прикоснулся пальцами к белке. Рука у него была крепкая, тяжелая - рука садовода и охотника.
      - Слов нет, чтоб того назвать, кто эту безвинную божью тварь обидел!
      - Вот попадет он мне в руки,- уже в который раз пригрозил неизвестному обидчику Бахыш-киши и обернулся к роще.- Я теперь и за других белок тревожиться начал. Кто знает, все ли с ними в порядке...
      Аламдар раздумчиво посмотрел на Бахыша.
      - Удивляюсь, как эта белка сюда попала? Вчера днем, чтоб не соврать, я своими глазами видел всех трех вон на том краю рощи. И все были живы-здоровы, веселые были. Веришь ли, Бахыш, пока тебя не было, я каждый день твою рощу осматривал. И обход всегда начинал с белок. Пока их всех не увижу, не удостоверюсь, что целые и невредимые, под ноги не смотрю. Кому, как не мне, знать, сколько ты сил вложил, чтобы прижились здесь белочки... А теперь и за остальных боязно.
      - Мне самому боязно. Дядя Аламдар, ты побудь рядом с белкой минуту,Бахыш-киши осторожно положил зверька на листья инжира,- а я пойду раздобуду клетку. На руках ее везти в город - измучится бедная, боюсь, не довезу, а в клетке все же просторно.
      - Бога ради, иди. Будь спокоен, я здесь.
      Бахыш-киши пошел за клеткой.
      Люди, обступившие белку, понемногу расходились, только дети ватагой стояли неподалеку. Они-то не успокоились... Одни утверждали, что зверек наверняка не выживет, другие порывались нести белку к доктору Айболиту, третьи говорили, что, если доктор Айболит и поможет, белочке придется ходить с костылем.
      Маленькая пухлая девочка, сев на корточки перед белкой, подносила к ее рту надкусанный сочный персик: "Кушай, кушай, маленькая. Он вкусный, тебе понравится".
      Белка даже не глядела на персик. И была еще одна маленькая девочка, которую, видимо, очень пугал вид больного зверька. Она спряталась за спину старшего брата и время от времени осторожно выглядывала оттуда.
      * * *
      Бахыш-киши вернулся быстро, уложил белку в клетку, устланную листьями, и торопливо зашагал к магистрали, проходившей перед воротами пансионата. Он поднял руку, но ни одна из проезжавших машин не тормозила, и старик начал было уже опасаться, что потеряет время, как не раз бывало. Но сегодня ему повезло. Плавно вырулившая из ворот пансионата оранжевая "Волга" остановилась рядом с ним, и сидевший на переднем сиденье симпатичный мужчина средних лет любезно пригласил старика садиться. Бахыш-киши осторожно устроился на заднем сиденье, клетку с белкой поставил себе на колени. Зверек лежал в клетке, не поднимая головы.
      - Далеко белочку везете? - поинтересовался хозяин машины.
      Бахыш-киши коротко рассказал о случившемся. Негодования он все-таки, как ни старался, сдержать не мог, гнев слышался в его голосе.
      - И что это за родители, у которых такие дети растут? - сказал он в сердцах и умолк.
      Сидевший вполоборота к нему человек сочувственно покачал головой и согласился со старым лесником. Конечно, так этого оставлять нельзя, надо найти виновного, найти и наказать.
      Бахыш-киши, сидя в машине, укорял себя за то, что не знает по имени этого приятного общительного человека. Они встречались с ним в сосновой роще раза два или три. Леснику нравился этот человек, подолгу в одиночестве гулявший среди зеленых деревьев. Отдыхают в пансионате многие, а вот толк в одиночестве мало кто понимает. Бахыш-киши тогда и думать не мог, что этот симпатичный человек занимает такую не маленькую должность, раз есть у него персональная машина... Впрочем, какое это имеет значение?
      Странными были их случайные встречи в роще. Примерно за неделю до отъезда Бахыш издалека заприметил, что этот симпатичный незнакомец не просто гуляет по его роще, но время от времени останавливается, будто ищет что-то. Любопытство разобрало Бахыша, он потихоньку приблизился к незнакомцу, пригляделся и понял, что мужчина, присев на корточки перед кустом марены, острием карманного ножа осторожно взрыхляет землю. "Корень марены ищет",- догадался старик.
      С детства Бахыш помнил, что жители Апшерона используют корни марены двояко: чаще всего для лечения - нету лучше лекарства от камней в почках или, скажем, от воспаления мочевого пузыря. А еще красят мареной нитки. Прекрасная получается краска и очень стойкая.
      Поздоровавшись, Бахыш поинтересовался:
      - Лечиться собираетесь? Тот кивнул.
      - Врачи говорят - камни в почках. Ничего не поделаешь - возраст. А этот отвар здорово помогает.
      В тот день они впервые долго беседовали, неторопливо гуляя по роще. Бахышу-киши нравилось, что этот человек - образованный, начитанный разговаривает с ним как с равным, даже более того - почтительно, как младший со старшим. На следующее утро Бахыш отыскал несколько больших кустов марены, аккуратно выкопал их корни и завернул в газету, чтобы при встрече передать новому знакомому. Но тут как раз пришел вызов из Белоруссии, Бахыш улетел, и до сегодняшнего дня они уже не виделись.
      Когда приехали в город, спутник Бахыша написал на листке бумаги номер телефона и, передавая его леснику, пояснил:
      - Если вдруг возникнет необходимость возвращаться в пансионат поздно вечером, позвоните, пожалуйста, с удовольствием вас подвезу.
      Бахыш-киши поблагодарил, аккуратно сложил листок и сунул его в карман.
      ...Наконец-то стало прохладнее, подул легкий ветерок. Бахыш-киши зевнул, глаза у него слипались,- в самом деле, сколько можно без отдыха быть на ногах! Нагнувшись, он заглянул в клетку: белка, казалось, дремала, стоявшая перед ней длинная чашка была до краев полна водой,- значит, она больше не пила.
      Бахыш-киши обрадовался, что зверек спит спокойно, что ветер наконец подул. Он искупался под душем, вынес на балкон раскладушку, постелил на нее тюфяк, принес свежую простыню. Лег - и блаженная истома охватила его, он словно бы парил в невесомости. Ему казалось, что еще мгновение - и он уснет, но на самом деле он не спал долго, очень долго...

  • Страницы:
    1, 2, 3